ик переоценил свое отношение к Лиле: он очень любил ее как друга, расставаться с ней не хотел, но как женщина она его интересовать перестала. Фактически они мужем и женой уже не были. У Маяковского не было причин ревновать к настоящему, и он направил свой темперамент на то, чтобы ревновать к прошлому, когда попросил Лилю рассказать о ее первой брачной ночи. Лиля сдалась, рассказала, и поэт разрыдался.
«Меня пугали его напористость, рост, его громада, неуемная, необузданная страсть. Любовь его была безмерна. Володя влюбился в меня сразу и навсегда»
«Меня пугали его напористость, рост, его громада, неуемная, необузданная страсть. Любовь его была безмерна. Володя влюбился в меня сразу и навсегда. Я говорю – навсегда, навеки – оттого, что это останется в веках, и не родился тот богатырь, который сотрет эту любовь с лица земли». Сама же Лиля, хотя и ответила ему взаимным чувством, признавалась, что никого не любила так, как Осипа: «Про такую любовь я не читала ни в каких стихах, нигде. Я люблю его с детства, он неотделим от меня. Эта любовь не мешала моей любви к Маяковскому. Я не могла не любить Володю, если его так любил Ося. Ося говорил, что Володя для него не человек, а событие». Архитектор Алексей Щеглов в воспоминаниях приводил слова Лили в разговоре с Фаиной Раневской: она «отказалась бы от всего, что было в ее жизни, только бы не потерять Осю… Отказалась бы и от Маяковского».
У Брика возник роман с Евгенией Соколовой; чтобы не потерять Осипа, Лиля приняла Соколову в свой круг. И даже после смерти мужа в 1945 году помогала ей, как и родственникам Осипа Максимовича. Лиля вообще была человеком щедрой души, хотя и требовала от окружающих многого. Прежде всего – подчинения. И не подчиняться Лиле Юрьевне было сложно в силу особенностей ее личности. По неписаным, но твердым законам (главный из которых гласил: «Лиля всегда права») Брик всегда должен был жить с ней в одном доме, при любых обстоятельствах. Степень ее влияния на людей трудно переоценить. Из воспоминаний художника Нюренберга: «Это была женщина самоуверенная и эгоцентричная. Маяковский, что меня удивляло, охотно ей подчинялся, особенно ее воле, ее вкусу и мере вещей. Это была женщина с очень крепкой организованной волей. И вся эта воля приносила, мне кажется, пользу творческой жизни поэта. Конечно, она не была Белинским, но она делала замечания часто по существу. Я был свидетелем, когда она делала ему замечания и он соглашался».
Лиля Брик и Маяковский на курорте в Германии (1922)
Лиля сознательно не хотела детей и даже в старости не сожалела о том, что осталась бездетной. Она считала, что заводить ребенка в доставшиеся ей времена значило бы идти на слишком большой риск: «Ведь если бы у меня был сын, то он наверняка загремел бы в 1937-м, а если бы уцелел, то его убили бы на войне».
«Это была женщина с очень крепкой организованной волей. И вся эта воля приносила, мне кажется, пользу творческой жизни поэта»
Брики называли Маяковского Щеном. Лиля писала о тех временах: «Совсем он был тогда еще щенок, да и внешностью ужасно походил на щенка: огромные лапы и голова – и по улицам носился, задрав хвост, и лаял зря, на кого попало, и страшно вилял хвостом, когда провинится. Мы его так и прозвали – Щеном». В их переписке – зашкаливающий уровень нежности и интимности: Лиля называла Маяковского милым Щенёнком, Володиком, а Маяковский Лилю – милым Лучиком, Лилёнком, детонькой. Вместо обручальных колец они обменялись перстнями с гравировкой. На ее перстне были расположенные по кругу буквы «ЛЮБ», ее инициалы, сливавшиеся в бесконечное «ЛЮБЛЮ».
Лиля Брик (1966)
Но в любви этой, бесконечной и безусловной, все было непросто и болезненно. Маяковский ревновал Лилю ко всем (и не всегда без оснований); в 1916 году он пытался покончить с собой, но вышла осечка, и второй раз выстрелить он не решился. Лиля была не ревнива, поскольку знала, что всегда будет для Маяковского главной женщиной его жизни, однако держала его под контролем. Вот так, например, в одном из писем отчитывала за неправильное поведение: «Володик, Юлия Григорьевна Льенар рассказала мне о том, как ты напиваешься до рвоты и как ты влюблен в младшую Гинзбург, как ты пристаешь к ней, как ходишь и ездишь с ней в нежных позах по улицам. Ты знаешь, как я к этому отношусь. Через две недели я буду в Москве и сделаю по отношению к тебе вид, что я ни о чем не знаю. Но требую: чтобы все, что мне может не понравиться, было абсолютно ликвидировано». Другими женщинами Маяковский увлекался много и охотно; но интересно, что одной из тем для разговоров с этими дамами всегда была Лиля. Татьяна Яковлева, в которую поэт был серьезно влюблен, вспоминала: «Во время наших прогулок он часто возвращался к разговорам о ней. В его первый приезд мы пошли куда-то покупать ей костюм и всякие мелочи, а потом я почему-то должна была выбирать цвет машины, „чтобы машина понравилась Лиличке“».
«Очень прошу Вас обратить внимание на письмо Брик. Маяковский был и остается лучшим и талантливейшим поэтом нашей советской эпохи»
Настоящей изменой Лиля считала только измену литературную и была всерьез уязвлена только тогда, когда Маяковский посвятил два стихотворения другой женщине. Лиля с горечью заметила: «Ты в первый раз меня предал». Когда поэт покончил с собой вследствие нагромождения запутанных обстоятельств, личного и творческого кризиса, да и конкретной тяжелой минуты, не последнюю роль сыграло во всем этом то, что Лиля была далеко и он находился вне зоны ее неустанного контроля.
После Маяковского
Вторым мужем Лили Юрьевны стал Виталий Маркович Примаков, военный, с которым они познакомились еще в 1920-е годы. Расклад был такой же: Осип Брик жил с ними, другого способа существования Лиля не представляла. В разлуке она всегда по нему тосковала. «Любименький, дорогой, золотой, миленький, светленький, сладенький Осик!» – писала Лиля Брику из Берлина, где находилась вместе с мужем. Виталий Маркович, как и все, с кем эта женщина связывала жизнь, был человеком неординарным: «Примаков был красив – ясные серые глаза, белозубая улыбка. Сильный, спортивный, великолепный кавалерист, отличный конькобежец». В 1930-е годы он занимал высокий пост. Теперь в круг общения Бриков входили Якир, Тухачевский, Уборевич… Все они потом проходили по делу о «военно-фашистском заговоре» и в 1937 году были расстреляны. Как и Виталий Примаков. Лиля кроме шока и горя испытала еще и замешательство, поскольку допустила мысль, что подобный заговор действительно мог существовать и что ее муж мог быть в нем замешан. За эти минуты сомнений она горько раскаивалась: «Я часто потом плакала, что была несправедлива и могла его в чем-то подозревать». После расстрела Примакова Лиля сама ожидала ареста, но его не случилось; говорят, Сталин лично вычеркнул ее фамилию из списка намеченных жертв, решив, что не стоит «трогать жену Маяковского».
Ее главным делом было сохранение и популяризация творческого наследия Маяковского. В 1935 году Лиля Юрьевна написала Сталину, и тот прореагировал письмом к Ежову: «Очень прошу Вас обратить внимание на письмо Брик. Маяковский был и остается лучшим и талантливейшим поэтом нашей советской эпохи. Безразличие к его памяти и к его произведениям – преступление». Письмо не просто помогло; после него фигура поэта стала превращаться в бронзовый памятник. Маяковского стали насаждать, по выражению Пастернака, как картошку. И в глубине души Брик была с Пастернаком согласна. Впоследствии она иногда сожалела, что написала Сталину: «По обычаям того времени Маяковского начали подавать тенденциозно, однобоко, кастрировали его. Похвала Сталина вызвала кучу фальшивых книг о нем».
С третьим мужем, Василием Абгаровичем Катаняном, Лилю свело дело: они вместе были заняты изданием книг Маяковского и со временем сблизились. Василий Абгарович был женат. На его супругу Галину Дмитриевну этот роман оказал воздействие самое гнетущее, она погрузилась в отчаяние и депрессию (к недоумению Лили, которая не была против того, чтобы Катанян оставался в прежних отношениях с женой). Осип Брик поехал утешить женщину, и утешение свелось к тому, что он стал ее убеждать – раз Лиля так решила, то так тому и быть: «Все же знают характер Лили Юрьевны, что вас не устраивает? У Лилички с Васей была дружба. Сейчас дружба стала теснее». Галина Лилю так и не простила.
Василий Катанян был самым дотошным и ответственным исследователем жизни и творчества Маяковского. Поэт связал супругов крепче, чем связал бы общий ребенок; их союз был счастливым и продлился сорок лет. С Осипом Бриком Катанян дружил до дня смерти последнего.
Лиля Юрьевна была деятельна и в старости и привычкам своим не изменяла, по-прежнему интересовалась людьми яркими и талантливыми, направляла их и опекала. Именно ей режиссер Сергей Параджанов был обязан досрочным освобождением из тюрьмы. Досаждало ей всегда только одно: слухи и сплетни, касавшиеся Маяковского и их отношений. Были даже периоды настоящей травли, в которой принимали участие и сестры Маяковского. Брик говорила: «Конечно, Володе хорошо было бы жениться на нашей домработнице Аннушке, подобно тому, как вся Россия хотела, чтобы Пушкин женился на Арине Родионовне. Тогда меня, думаю, оставили бы в покое».
Когда ей было восемьдесят шесть лет, Лиля Юрьевна сломала шейку бедра. Последовал мучительный период неподвижности. О ней заботились, ухаживали, отвезли на дачу в Переделкино, чтобы она дышала свежим воздухом. Но однажды она поняла, что уже не встанет, а обузой быть больше не хочет. И сбылся ее старый сон, в котором покончивший с собой Маяковский сообщал ей, что однажды она поступит так же. Лиля Юрьевна приняла таблетки и оставила записку, в которой просила прощения у мужа и друзей. Множество людей провожали ее в последний путь, а в советской прессе не появилось ни одного некролога.