Великие рыбы — страница 27 из 52

Он не мог видеть ее лица. Когда они остались впервые наедине, он осторожно провел по нему ладонью.

Остро и быстротечно

действо любви,

всех добродетелей она выше.

Странствия Стефана не закончились.

В начале 1461 года из-за опасности турецкого вторжения он и Ангелина покинули Албанию и отправились в Венецию. Венецианцы приняли их хорошо; Стефан еще в отрочестве был причислен к их патрициату.

Во время пребывания в Венеции их посетил епископ Мантуи, Галеаццо Кавриани. «Невозможно представить себе человека более достойного, – писал он о Стефане. – Он высокого роста, лицо чрезвычайно серьезное и умное».

Венецианцы выделили Стефану заброшенный замок во Фриули, к юго-западу от Удине. В нем была церковь Святого Николая и несколько вспомогательных построек. Замок был большой, но ветхий.

Семья жила в бедности, иногда получая милостыню от Дубровника и Венеции.

Здесь у них родится пятеро детей. Иоанн, Георгий, Ирина, умершая в детстве, Мария и Милица.

Старший, Иоанн, унаследует титул деспота, будет победоносно сражаться с османами, щедро покровительствовать православным монастырям.

Георгий пострижется в монахи с именем Максим, станет митрополитом, прославится миротворчеством и строительством церквей.

Но это пока в будущем, которое он, Стефан Бранкович, видеть не мог. Он не мог видеть даже настоящего. Он видел его глазами Ангелины.

Она читала ему вслух книги. Особенно любила она Толкование Иоанна Златоуста на Евангелие от Матфея.

– «Любовь есть мать всех благ, она одна содержит в себе все наши совершенства…» – читала она, и он молча слушал.

Потом брал ее лицо в ладони и любовался ею – не видя ее. Так проходили дни.

– «Любовь, имеющая основанием Христа, тверда, постоянна, непобедима. Кто так любит, хотя бы и терпел тысячу поражений за свою любовь, не оставит ее…»

Он был нищ. Он был нищ, бездомен и слеп. А последние годы еще постоянно болел.

Лежа под тяжелыми одеялами, он тихо повторял: «Остро и быстротечно… действо любви… всех добродетелей она выше».

Осенью 1476 года, на пятнадцатом году их брака, он увидел сон. Ему приснилась Сербия, луга под Смедерево после быстрого и теплого дождя. Он увидел себя – молодого, зрячего и бегущего через мокрое поле. На другом конце поля стояли отец и мать. Они кричали, махали руками и звали его к себе.

Проснувшись, он долго молился. Потом призвал слугу и потребовал бумагу и чернила.

Он писал правителям Дубровника, прося их позаботиться после его смерти о семье.

«…Смиренно молю вас, ваши светлости, и препоручаю вам мою Ангелину и моих детей, Георгия, и Мару, и Иоанна, перед Богом, и перед Пречистой Девой, и перед всеми святыми. Что вы сотворите с ними, то и Бог – с вами. У меня же нет ничего, что бы я мог завещать в моем убогом доме; ни злата, ни сребра, ни другого имущества, которое я мог бы оставить Ангелине и моим детям».

Наговорив письмо, он велел прочесть его Ангелине. Она прослушала молча. Что у нее выражалось на лице, он не видел, но знал.

В октябре 1476 года Стефан скончался.

Были рядом мы, один близ другого,

и телом, и духом,

но что разлучило нас —

то ли горы, то ли реки…

Горы, реки… Сколько их придется ей перевидать? Ангелина переживет его на долгих сорок четыре года. Все эти годы он будет рядом с ней. Она будет возить с собой его мощи, и они сохранятся нетленными.

Сначала в Венгрию, в Срем, куда она прибудет с детьми по приглашению венгерского короля в 1486 году. Затем в изгнание в Валахию. Затем снова в Срем, где ее сын, ставший митрополитом, построит Сретенский монастырь под Крушедолом; там она упокоит останки Стефана. Там же примет монашеский постриг.

Постоянно нуждаясь, она будет щедро жертвовать на церковные нужды. Она станет помогать и афонским монастырям, как это делали предки ее мужа. Когда у нее самой не будет хватать на это средств, она обратится за помощью. Сначала к валашскому воеводе Иоанну Радулу. А затем и в далекое Московское княжество, ко князю Василию Третьему.

Впрочем, Василий был для Бранковичей не таким уж далеким: и его мать, Софья Палеолог, и вторая жена, Елена Глинская, приходились Ангелине родней.

Особенно тревожилась Ангелина за судьбу афонского Пантелеимонова монастыря. Когда-то в нем селились совместно и сербские, и русские монахи, но в ордынские времена приток русских насельников и ктиторская помощь из Руси иссякли. «Смиренна монахиня Ангелина, бывша деспотица» просила Василия возобновить над ним ктиторство.

«Инши монастири имают своего хтитора, некотори Иверского (грузинского) цара, а други Власкога (валашского) воеводу, а монастир святого Пантелеимона иншего хтитора не има, котори жалует святи монастир, тачию (только) твое царство».

Василий откликнется на письмо Ангелины и отправит на Святую гору богатые дары; русское покровительство Пантелеимоновой обители и другим афонским монастырям будет возобновлено; имя деспотисы Ангелины по сей день поминается в них с благодарностью. Пожертвует московский князь по ее просьбе и на строительство монастыря в Крушедоле.

Ангелина будет вышивать церковные ткани, украшая их золотыми нитями и жемчугами. Будет заказывать уцелевшим от турецкого нашествия книгописцам переписывание и украшение священных книг.

Она переживет обоих своих сыновей, Иоанна и Георгия (Максима), омоет их слезами и погребет в Крушедоле. Вскоре их останки будут найдены нетленными, от них начнут происходить исцеления. Сама Ангелина упокоится там же в 1520 году и вскоре станет почитаться как святая, «маjка Ангелина» – мать Ангелина.

Через два столетия, в 1716 году, османы, уходя из Срема, сожгут монастырь. Но левая рука святой уцелеет; она и доныне хранится в заново отстроенном Крушедоле.


Он был Стефаном, последним правившим деспотом из рода Бранковичей. Правившим меньше года, а после многие годы скитавшимся на чужбине.

Она была Ангелиной, его женой, его сердцем, его глазами.

«Она ничуть не смущалась слепотой его, но очень его любила», – сказано в ее житии.

Когда он отошел к Богу, ей показалось, что и она вдруг ослепла. Прикрыв глаза, она долго молилась. А потом, завершив молитву, вспомнила стихотворение, которое он часто повторял; так часто, что она его запомнила. Утерев глаза, она подошла к окну и широко распахнула его…

Ветры да столкнутся с реками,

и те да отступят,

как перед Моисеем море,

как перед Иисусом судьи,

как перед ковчегом Иордан.

И мы да пребудем вместе

и увидимся вновь,

соединившись любовью

во Христе, Боге нашем,

слава ему с Отцом

и Святым Духом

во веки веков,

АМИНЬ.

София

Но Сара, жена Авраама, не рождала ему… И сказал Бог Аврааму: Сару, жену твою, не называй Сарою; но да будет ей имя: Сарра. Я благословлю ее, и дам тебе от нее сына…

И пал Авраам на лице свое, и рассмеялся, и сказал сам в себе: …Сарра, девяностолетняя, неужели родит?

Родила.

И назвали младенца Исааком.

Потому что у Бога нет ничего невозможного.


Был человек с горы Ефремовой, и звали его Елкана, а жену его – Анна.

У Анны же не было детей… И сказал ей Елкана, муж ее: Анна! что ты плачешь, и почему не ешь, и отчего скорбит сердце твое? не лучше ли я для тебя десяти сыновей?..

И была она в скорби души, и молилась Господу, и горько плакала.

Родила.

И назвали младенца Самуилом.

Потому что у Бога нет ничего невозможного.


Мужа звали Захарией, и был он священником, а жену его – Елисаветой.

У них не было детей, ибо Елисавета была неплодна, и оба были уже в летах преклонных… Ангел же сказал ему: не бойся, Захария, ибо услышана молитва твоя, и жена твоя Елисавета родит тебе сына

И она тоже родила.

И назвали младенца Иоанном.

Потому что у Бога нет ничего невозможного.


…Невесту великому князю искали долго.

Поначалу, как водилось, среди иноземных царевен, фрязских и немецких. Сам жених, великий московский князь Василий Иоаннович Третий, тоже был рожден от династийного брака: матерью его была хитроумная и плодовитая полугречанка-полуитальянка Софья Палеолог. Именно она, прибыв из Рима, осуществила первый поворот Московской Руси к Европе. Стали в Москву зазываться иноземные зодчие, книжники, прочие полезные люди.

Искали-искали в западных царствах князю невесту, да так и не нашли. По Европе гуляла чума, самим европейским монархам августейших невест не хватало.

Тогда решили действовать по греческому обычаю: Москва уже привыкала считать себя Третьим Римом. Обычай был таков: во все концы греческой державы рассылались особые царские невестоискатели. В девицах ценилась прелесть лица, высокий рост и миниатюрность стопы. В Царьграде происходила заключительная часть отбора.

Так поступили и в Москве.

«Сей Великий Князь Василий, – сообщал посол Священной Римской империи Франческо да Колло, – повелел объявить во всех частях своего государства, чтобы – невзирая на благородство или кровь, но лишь на красоту – были найдены самые красивые девственницы. Были выбраны более 500 девственниц и приведены в город; из них было выбрано 300, потом 200 и наконец сократилось до 10, каковые были осмотрены повивальными бабками со всяческим вниманием. Из этих десяти и была избрана жена».

Ею стала Соломония, дочь боярина Юрия Сабурова.


4 сентября 1505 года в кремлевском Успенском соборе митрополит Симон венчал царскую чету.

По обычаю, молодые обменялись кольцами, выпили вина, бросили пустую чашу на пол. Соломония упала Василию в ноги и прикоснулась челом к его сапогам. Василий, сохраняя княжескую степенность, накрыл ее полою кафтана – в знак обязанности защищать и любить ее.