Это, однако, было еще не все.
Вскоре из Преображенского полка бежал другой гвардеец из бывших на той самой пирушке. Подозрение о прикосновенности беглеца к смерти своего несчастного товарища не подтвердилось. Поговорив и посудачив, о побеге вскоре забыли.
Звали беглеца Иван Игнатьев сын Ушаков.
Ушаковы были древним, но угасшим родом. Происхождение вели, согласно Бархатной книге, от касожского, то есть адыгского, князя Редеги, перешедшего на русскую службу. Праправнук Редеги носил прозвище «Ушак», что в тюркских языках означает «мелкий, коротышка».
От коротышки Ушака и пошли Ушаковы. Одна из ветвей осела в Романском уезде Ярославской провинции, в пожалованном им сельце Бурнаково.
Здесь, в Бурнаково, в 1718 году и родился Иван Ушаков, тот самый внезапный беглец.
В 1744 году сыскным отрядом, направленным в Площанскую пустынь Орловской губернии, был отловлен беспаспортный насельник, подвизавшийся в дальней лесной келье. В монастырях часто скрывались преступники и беглые крестьяне, так что «паспортный режим» во святых обителях проверяли часто. Арестованный и оказался тем самым беглым сержантом. Был он тотчас доставлен в Петербург и допрошен самой императрицей Елизаветой Петровной, в чьем августейшем ведении находились преображенцы.
Вместо бравого сержанта пред самодержицей предстал бледный ликом и одетый во власяницу отшельник. Спрошенный о причинах побега, отвечал, что был потрясен внезапной, среди веселия, смертью своего товарища. А когда государыня – велия милость! – объявила ему о прощении и пожаловала прежним чином, стал просить ее дать ему умереть монахом.
Государыня Елизавета Петровна имела чувствительное сердце. Слезная просьба беглеца была удовлетворена. Он был уволен со службы и определен в Александро-Невскую лавру. А через три года пострижен в монахи с именем Феодор – «дар Божий». Феодором, кстати, звали старшего его брата, но об этом еще будет сказано.
Строгость и постничество, в которых жил монах Феодор, не ладились с шумом столичной жизни, проникавшим даже сквозь лаврские стены. Шум этот тревожил и развлекал. И как тогда, как и в гвардейской своей молодости, монах Феодор снова решается на побег.
В 1757 году, пробыв в Лавре около десяти лет, он выехал в Саров.
Свернулся за спиной, как свиток, Петербург, распахнулись навстречу русские леса и перелески. На этот раз отъезд был не тайным – со старцем Феодором выехали некоторые его духовные чада, ученики и ученицы. По прибытии в Саров учениц он поместил в Арзамасском Никольском монастыре, а сам с учениками поселился в Саровской пустыни.
В пустыни старец Феодор прожил два года. После чего возымел намерение возобновить обедневшую Санаксарскую обитель, приписанную тогда к Сарову. Монастырь этот, основанный при царе Алексее Михайловиче в трех верстах от городка Темникова, к той поре захудал. Единственная церковь обветшала, деревянные кельи и ограда держались на монашеском честном слове, кровли сгнили.
Не одна Санаксарская обитель находилась тогда в запустении. Все монашество, начиная с Петровых реформ, переживало застой и упадок.
«Но, – как писал протоиерей Георгий Флоровский, – кончается XVIII век монашеским возрождением, несомненным напряжением и подъемом духовной жизни. Восстанавливаются и оживают запустелые или разоренные монастырские центры: Валаам, Коневец и другие…»
Среди этих «других» был и Санаксарский монастырь.
Окинув строгим взором царившее в монастыре запустение, Феодор приступил к строительству. Помогали средствами благотворители, почитавшие старца еще в бытность его в Александро-Невской лавре. Обитель стала оживать, хорошеть и пополняться братией. Епископ Тамбовский Пахомий, призвав к себе преподобного, просил его принять священство и сесть в Санаксаре настоятелем. Старец отказывался, но, убежденный епископским красноречием, дал согласие.
13 декабря 1762 года он был рукоположен в иеромонаха.
Настоятелем преподобный Феодор был твердым и строгим. Бо́льшая часть времени в обители проходила за богослужениями. В церкви требовал вдумчивого чтения, чтобы читали «не борзясь». Завел в обители личное руководительство братией и полное откровение помыслов. Днем и ночью всякий мог постучаться к настоятелю; при выходе от старца ощущались на душе тишина и свобода. На общие монастырские труды, покосы и ловлю рыбы обязаны были ходить все; выходил с братией и сам настоятель. И на братской трапезе вкушал наравне со всеми.
Когда были вырыты рвы в основании новой каменной церкви, во время молебна прилетел рой пчел и опустился на горнее место будущего алтаря. В этом увиден был прообраз обильной благодати в монастыре и множества монахов.
От прилетевшего роя повелись в Санаксаре пчелы.
Отыскались у деятельного настоятеля и зложелатели. Поползли ложные доносы, ябеды и клеветы. Негладко выходили и отношения с мирской властью, которая то покровительствовала, то – чуть что не по ней – свирепела и топала ногою. В 1774 году приехали за владыкой военные люди, увезли из монастыря. Помытарив допросами, сослали на Соловки. Потянулись девять лет строгого заключения, страданий от холода и угара; не раз старца едва живым выносили из задымленной кельи и оттирали снегом.
Наконец по Высочайшему повелению Екатерины II получил преподобный Феодор полную свободу и возвратился к себе в Санаксарскую обитель. Там прожил еще семь лет.
Скончался он от недолгой болезни в ночь на 19 февраля 1791 года. Могила его была обнесена чугунной решетью, внутри положена аспидного камня плита. «Здесь погребен 73-летний старец иеромонах Феодор, по фамилии Ушаков, возобновитель Санаксарского монастыря»…
В этом же самом 1791 году засияла звезда его племянника, звали которого так же Феодором.
Это был сын старшего брата санаксарского старца, того самого Феодора Ушакова, тоже служившего в Преображенском полку и дослужившегося до сержанта. Родился племянник в том же родовом сельце Бурнаково.
Как и все Ушаковы, Феодор Ушаков-младший был пущен по военной стезе. Однако не по сухопутной, как батюшка и дядюшка, а по морской – воспитывался в петербургском Морском корпусе. Воевал на первой русско-турецкой войне, командовал фрегатом. В 1780-м был назначен командиром императорской яхты – должность в видах дальнейшей карьеры немалая. Однако придворная служба не привлекала: посреди сетей многих ходишь. Судьба дядюшки, томившегося на Соловках, показывала, сколь уязвимы те, которые не подлащиваются к властям и не поступают по правилам века сего. Да и тесно было молодому капитану в столице. Тянули морские просторы и веселый скрип корабельных снастей. То было время, когда лесная и степная Россия стремительно раздувала паруса и выходила в моря, становясь великой морской державой.
Была еще одна причина, гнавшая молодого Ушакова в моря-океаны – несчастливая любовь. Пока воевал, суженую его выдали за богатого купца. Всю оставшуюся жизнь помнил Феодор свою возлюбленную, благодетельствовал сыну ее, служившему под его началом. Сам же так и прожил в безбрачии, напоминая знавшим его людям монаха.
Он и правда был необычным моряком. Соблюдал посты, часто молился, заказывал молебны. На кораблях, по воспоминаниям, царила при нем почти монашеская дисциплина, не было заметно сквернословия, пьянства.
Зато были победы. В 1787 году началась вторая русско-турецкая война. В 1790-м князь Потемкин вверяет кавалеру Ушакову командование над всем Черноморским Ее Императорского Величества флотом. В том же году Ушаков разбивает османский флот в Керченском сражении и у мыса Тендра. В следующем, 1791-м (то есть в год блаженной кончины дяди, старца Феодора), одерживает знаменитую победу у мыса Калиакрия… Затем были – уже в союзничестве с Турцией – действия в Средиземном море против наполеоновской Франции, освобождение острова Корфу и создание – личными дипломатическими усилиями – греческой Республики Семи Островов…
В 1801 году славный адмирал в расцвете сил и военной своей фортуны был возвращен в Петербург, а в 1807-м отправлен в отставку. Новый государь Александр Павлович, готовясь к столкновению с «сухопутной» Францией, флотом пренебрегал. Статус морской державы, с такими трудами добытый при Петре и Екатерине, постепенно утрачивается. Последствия небрежения флотом скажутся не сразу – вначале в бесславной Крымской кампании, а еще позже – в Порт-Артуре и Цусиме…
Пока же адмирал, не доставивший русскому флоту ни одного поражения, кавалер ордена Святого Александра Невского с алмазами, трех орденов Святого Владимира, двух орденов Святого Георгия и золотого оружия от Республики Семи Островов, возвращался домой, в российскую глубинку. Все дальше и дальше от синих морей и океанов…
Завершалось земное плавание Феодора Ушакова; направил он парусник жизни своей, потрепанный мирскими штормами и опаленный в сражениях со страстями и помыслами, в тихую гавань. Поселился возле той самой Санаксарской обители, которую возрождал дядя его, старец Феодор. Щедро жертвовал на монастырь, выстаивал службы, все более удаляясь от мира.
Перед смертью высказал пожелание – «лечь в ногах у дядюшки». Так, по завещанию, и схоронили.
И прославлены они были оба одновременно, в 2001 году – как местночтимые, а в 2004-м – в лике святых всей Русской церкви. Оба Феодора, оба Ушаковых – и дядя, и племянник: и бежавший от военной службы, и военной службой отечество прославивший; и устроитель монашеской обители, и устроитель российского флота.
Григорий
Впрочем, разговор
Был славный. Говорили о Ликурге,
И о Солоне, и о Петербурге,
И что Россия рвется на простор.
Об Азии, Кавказе и о Данте,
И о движенье князя Ипсиланти.
И снова море, крики чаек.
Ранним утром 14 апреля 1821 года бригантина «Святой Спиридон» стояла в Константинополе, напротив Балык-Базара. Судно было греческим, ходило под английским флагом и готовилось к отплытию в Одессу.