РАЗДЕЛ I
Проникновение:шпион в лагере противника
Если разведка хочет сделать нечто большее, чем пересчитывать солдат и пушки врага, если она хочет выяснить, что замышляют его полководцы, ей не следует просто прятаться в кустах, выглядывать из-за забора или даже осматривать окрестности с самолетов и спутников. Она должна проникнуть в стан врага и прослушивать его разговоры. Она должна похищать важные планы и документы. Под термином «проникновение» понимается разведывательная операция, имеющая целью устроить или завербовать агента в том месте, где принимаются решения. Это очень трудно сделать. В случае удачи агент остается «на месте» в течение длительного времени, передавая информацию при каждой возможности.
В наше время меры безопасности на любом сколько-нибудь важном объекте настолько строги, что посторонний не сможет пробраться мимо охраны, какое бы убедительное прикрытие не имел, даже если он говорит на местном языке и сходит за своего. Проникновение легче совершить настоящему местному жителю, если он уже работает на объекте. В большинстве случаев, о которых рассказывается ниже, агент уже находился «на месте», когда был завербован.
Я часто замечал, что из таких агентов лучше всего работают добровольцы, те, кто по собственной инициативе вышел на контакт с представителями другой страны, поскольку им не нравился строй, при котором им приходилось жить и работать, хотя некоторые шли на вербовку из материальных побуждений. Одна из трудных проблем для человека, который находится «на месте» и хочет работать «вовне», установление контакта с разведкой, которой он предлагает свои услуги. Более того, установив такой контакт, он должен доказывать руководству свою преданность.
К одному из моих лучших агентов во второй мировой войне, деятельность которого рассматривается в одном из очерков, крайне подозрительно отнеслись в Вашингтоне, когда он впервые предложил свои услуги. Все знали, что немцы пускаются во все тяжкие, чтобы посадить своего агента в моей резидентуре, и лучший способ сделать это — подослать человека, который заявит, что ненавидит нацистов и хочет работать на нас. Однако когда я увидел, что информация, которую он добыл в немецком министерстве иностранных дел и, рискуя жизнью, доставил через границу, имеет огромную стратегическую и политическую ценность для Запада, я уверился в его порядочности. Немцы никогда не отдали бы материалы, в такой степени затрагивающие их безопасность, ради того, чтобы подсадить ко мне агента.
Л. Мойзиш1. «Цицерон» —дело камердинера посла
Из книги «Операция «Цицерон». Книга Л. Мойзиша «Операция «Цицерон» выпущена на русском языке (М.: Воениздат, 1957). (Прим. перев.).
В приводимом отрывке бывший, немецкий разведчик Л. Мойзиш, который во время второй мировой войны работал в немецком посольстве в Анкаре, описывает, как албанец — камердинер английского посла — в конце 1943 года связался с ним и предложил купить за высокую цену документы, которые слуга достал из сейфа посла и сфотографировал. Дальше в книге говорится, что «Цицерон», как называли албанца немец кие разведчики, позже уже не мог доставлять немцам первоклассные документы, хотя и пытался всучить менее ценные материалы по столь же высокой цене.
Чего Мойзиш не знал при написании книги и тем более во время самой операции «Цицерон», так это причины, по которой камердинер утратил доступ к важнейшим секретам посольства. Дело в том, что о его деятельности говорилось в документах немецкого Министерства иностранных дел, которые Джордж Вуд, герой предыдущего очерка, доставил мне в начале 1944 года. Телеграмма, открывшая мне факт немецкого проникновения в английское посольство, была направлена немецким послом в Анкаре Францем фон Папеном министру иностранных дел в Берлин. Поскольку как ценность информации, которую доставил «Цицерон», так и сумма выплаченного ему вознаграждения требовали рассмотрения на более высоком уровне, чем непосредственные начальники Мойзиша, Папен направил донесение не кому иному, как самому министру Риббентропу. Отдам должное проницательности Джорджа Вуда: пробегая глазами огромный массив информации, с которым ему приходилось иметь дело, он обратил внимание на важность этого факта для союзников и привез телеграмму ко мне в Берн.
Я вздрогнул, когда прочел ее среди множества доставленных Вудом документов. Поскольку утечка в английской системе безопасности сильно вредила делу союзников, я передал копию телеграммы своему британскому коллеге в Берне, а тот немедленно доложил своему руководству в Лондон. Естественно, я предупредил англичан, что они могут принимать меры по этой информации лишь таким образом, чтобы не повредить моему источнику. Вскоре после обычной проверки службой безопасности в британском посольстве в Анкаре был ужесточен режим хранения документов, в результате чего «Цицерон» внезапно утратил доступ к сейфам.
Еще одна любопытная деталь: нацисты расплачивались с «Цицероном» фальшивыми фунтами стерлингов. Позднее он пытался получить компенсацию от правительства ФРГ, в чем ему было отказано.
День 26 октября 1943 года внешне ничем не от отличался от других. Я занимался обычными делами. Ушел с работы рано и по пути домой еще не подозревал, что этот день изменит всю мою жизнь.
Я решил лечь пораньше. Немного почитал, затем выключил свет и уже уснул, как вдруг зазвонил телефон. Телефон у меня несколько дней не работал, что было крайне неудобно, и мы с женой еще в тот день сокрушались, что он до сих пор испорчен. Поэтому, когда меня разбудил настойчивый звонок, я не особенно злился.
Я часто размышлял, состоялась бы операция «Цицерон», если бы телефонная компания еще несколько часов возилась с починкой моего аппарата и со мной нельзя было бы связаться в тот вечер. Полусонный, я взял трубку. Звонила фрау Енке, жена первого секретаря посольства. В ее голосе звучало возбуждение.
— Не могли бы вы немедленно прийти к нам домой? Муж хочет вас видеть.
Я сказал, что уже лег спать, и спросил, в чем дело, но фрау Енке оборвала меня:
— Дело срочное. Пожалуйста, придите немедленно.
Моя жена тоже проснулась, и пока я одевался, мы гадали, что за дурацкая причина может быть у этого вызова. Наверное, пришло чрезвычайное ценное указание из Берлина. Такое уже бывало. Выходя из дому, я взглянул на часы. Половина одиннадцатого.
Через несколько минут я подъехал к посольству — комплексу зданий в германском стиле, который турки называли «Алманкёй» — немецкая деревня. Сонный сторож-турок распахнул огромные железные ворота. Короткой тропинкой я подошел к квартире Енке и нажал звонок. Супруга секретаря сама открыла дверь, извиняясь, что потревожила мой сон.
— Муж пошел спать, но утром хотел бы вас видеть немедленно.
Затем она показала на дверь гостиной:
— Там сидит странный тип. Он хочет что-то нам продать. Поговорите с ним и выясните, в чем дело. А когда узнаете, не забудьте закрыть входную дверь. Слуги уже пошли спать.
Она исчезла, и я остался один посреди прихожей, размышляя, входит ли в обязанности атташе беседовать по ночам со странными посетителями. Во всяком случае, я был полон решимости поскорее покончить с этим делом.
В глубоком кресле рядом с настольной лампой сидел какой-то человек так, что его лицо оставалось в тени. Он не двигался, и я решил, что он спит. По это было не так. Он поднялся и заговорил по-французски.
— Кто вы? — явно напряженным тоном осведомился он.
Я сказал, что Енке поручил мне переговорить с ним. Он кивнул с явным облегчением, судя по выражению лица, которое я теперь хорошо видел в свете лампы.
На вид ему было лет пятьдесят. Густые черные волосы зачесаны над довольно высоким лбом. Взгляд темных глаз беспрерывно метался то на дверь, то на меня. Выступающий подбородок, короткий бесформенный нос. В общем, не очень привлекательная внешность. Позднее, когда я уже хорошо знал его, мне пришла в голову мысль, что он похож на циркового клоуна без грима человек, привыкший скрывать свои истинные чувства.
Настало молчание, видимо, не столь долгое, как мне показалось. Мы напряженно всматривались друг в друга. «Кто это может быть, черт побери? — думал я. — Он определенно не дипломат».
Я сел и жестом показал ему на стул. Он же подошел к двери, распахнул ее, затем бесшумно закрыл и с облегчением вернулся в кресло, где сидел. Выглядел он действительно странно.
Затем заговорил на ломаном французском, слегка запинаясь:
— У меня есть предложение, как это по-вашему, пропозиция, предложение для немцев. Но прежде чем скажу, прошу дать мне слово, что вы, примете мое предложение или нет, никому не скажете, кроме вашего начальника. Если вы проболтаетесь, не жить и нам, не только мне. Я за этим прослежу.
Свои слова он сопроводил неприятным, по и недвусмысленным жестом, проведя рукой по горлу.
— Так вы даете слово?
— Конечно, даю. Если бы я не умел хранить тайны, меня бы здесь не было. Пожалуйста, рассказывайте, что вы хотите.
Я сделал вид, что озабоченно смотрю на часы. Он тут же отреагировал.
— Вы мне уделите очень много времени, когда узнаете, зачем я здесь. Мое предложение чрезвычайно важно для вашего правительства. Я…
Он смолк, и я мог лишь догадываться, то ли он не справляется с французским языком, то ли испытывает мою реакцию.
— Я могу дать вам совершенно секретные бумаги, секретнее не бывает.
После новой паузы он добавил:
— Бумаги прямо из английского посольства. Ну? Вам это интересно, правда?
Я изо всех сил старался сохранить безучастный вид. Первой моей мыслью было, что это мелкий жулик, который ищет легкого заработка. Надо быть осторожным. Видимо, он догадался, о чем я думаю, потому что сказал: