Иоганн Венцель, ветеран коммунистической партии Германии, отказался сотрудничать с абвером; он сказал, что «не пойдет на компромисс ни при каких условиях». Однако когда ему предъявили старое досье о его деятельности в прошлом, включая вооруженные отряды КПГ, и предложили выбор между петлей и сотрудничеством, он передумал и стал давать обширные показания о своих советских начальниках и коллегах, о шифрах, методах работы — словом, о всей системе советского шпионажа. Будучи советским агентом с давних пор, он так много знал, что представлял огромную ценность для немцев. Среди прочего он выдал и действующий советский шифр. Тем самым он очень облегчил жизнь абверу и гестапо.
Армейские и полицейские радиопеленгаторы перехватывали множество радиограмм, которые теперь могли расшифровывать благодаря ключу, который Венцель выдал после длительных допросов с пристрастием. Из этих сообщений были получены важные сведения о существовании советской разведывательной организации в Берлине. Они позволили арестовать группу, возглавлявшуюся обер-лейтенантом Харро Шульце-Бойзеном в министерстве авиации и старшим правительственным советником министерства экономики Арвидом Харнаком.
После предательства Венцеля словно прорвало плотину. С этого времени удары сыпались на Красную капеллу отовсюду — от Берлина до Парижа. И каждая вновь арестованная группа поставляла немцам новых предателей, каждый из которых называл еще несколько имен.
Абрахам Райхман, специалист по подделке документов в Брюсселе, давно был на подозрении у полиции, но доказательств она не имела. Чтобы добыть бланки бельгийских паспортов, Райхман — коминтерновец, как и Венцель, — установил связь с инспектором полиции Матьё, немецким агентом, который делал вид, что сочувствует Сопротивлению. Матьё согласился поставлять Райхману настоящие паспорта с подписями и печатями. В июле 1942 года Райхман принес Матьё фотографию Константина Ефремова, руководителя бельгийского подразделения сети, который нуждался в паспорте. Ефремов был арестован 30 июля 1942 года при получении фальшивых документов от инспектора Матьё.
Абверу понадобилось немало времени, чтобы сломать Ефремова: он отказывался давать показания. Зная, как сильно он привязан к семье, немецкие офицеры угрожали, если он будет продолжать «упрямиться», сообщить его родителям в России, что он не просто находится в тюрьме, но выдал Иоганна Венцеля (что было неправдой). Понемногу сопротивление Ефремова слабело, он начинал кое-что рассказывать, и в конце концов глава советской разведывательной сети стал полностью сотрудничать с немцами. Некоторое время спустя он даже начал интересоваться этой работой. Вы неправы, говорил, он, бывало, абверовцам, когда они замышляли какой-то удар по советской разведывательной сети, надо делать вот так… Его содействие оказалось бесценным. Среди важнейших сообщенных им сведений было то, что другой русский офицер, Антон Данилов, должен взять на себя радиосвязь в случае его (Ефремова) провала.
Книга Д. Даллина написана сразу же после войны по материалам захваченных американцами гестаповских архивов и содержит много неточностей. На улице Атребатов были захвачены радисты Давид Ками, Софи Познанска и голландка Рита Арну, не являвшаяся участницей разведывательной сети. Макаров (Карлос Аламо) и Треппер пришли позже на квартиру, где уже была засада, но Трепперу удалось уйти. Ками, еврей из Палестины, называл себя на допросах Антоном Даниловым. Ни он, ни Познанска ничего не рассказали немцам, Кенгом, или, по немецкой терминологии, Маленьким шефом был Сукулов (советский офицер Гуревич). Венцеля (он не носил кличку Кент) выдал Ефремов. Антона Данилова вообще не существовало. Венцель, как и Большой шеф Треппер, согласился сотрудничать с нацистами, считая, что о его провале известно Центру. После войны он сидел в советской тюрьме. Фактически предателями стали только Ефремов (Паскаль) и Сукулов (Кент). Из 130 участников Красной капеллы в живых после войны осталось менее 40[19].
Оливер Пайлат9. Они выдали бомбу
Из книги «Атомные шпионы»
Самой опасной операцией советской разведки против США в годы второй мировой войны была атомная шпионская сеть. Гарри Голд, химик из Филадельфии, был курьером у советского разведчика Яковлева, официально работавшего в консульстве в Нью-Йорке, связывая его с различными учеными, которые были завербованы им. Важнейшую роль среди них сыграл Клаус Фукс.
В описываемом эпизоде Голду предстояло очень опасное задание — две встречи за одну поездку. Голд прекрасно сознавал угрозу, но Советы настаивали, потому что оба агента работали в Лос-Аламосе и информация от них требовалась незамедлительно. Сначала курьер связался с Фуксом, затем — с Дэвидом Гринглассом, армейским техником, который отливал модели для деталей бомбы. Грингласса завербовал его зять, Юлиус Розенберг, вербовщик Яковлева, которого затем, казнили на электрическом стуле вместе с женой Этель за участие в этом огромном и дорогостоящем предательстве.
Воскресным утром 3 июня 1945 года, за шесть недель до того, как вспышка «ярче тысячи солнц» в пустыне Аламогордо возвестила наступление атомной эры, невысокий толстяк с покатыми плечами и постным лицом поднялся по крутым ступеням дома 209 на Норт-Хай-стрит в городе Альбукерке, штат Нью-Мексико, и постучал в дверь квартиры номер один. Молодой человек в купальном халате и шлепанцах открыл ему.
— Вы мистер Грингласс? — осведомился незнакомец.
Тот кивнул. Пришелец проскользнул в квартиру и произнес:
— Я от Юлиуса, — акцентируя последнее слово.
Грингласс протянул:
— О-о.
Заперев дверь, он подошел к столу, расстегнул сумочку жены и достал оттуда кусок картона сантиметров пять длиной, обрывок упаковки малинового ароматизатора (не с той стороны, где нарисована маленькая девочка). Пришелец извлек подобный кусок из кармана. Сразу было видно, что обрывки совпадают настолько, что их даже не нужно складывать вместе. Давид Грингласс торжествующе усмехнулся: этот стокилограммовый здоровяк с черной шевелюрой и густыми бровями производил впечатление добродушного человека.
— Моя жена Рут, — повел он рукой. Посетитель кивнул розовощекой голубоглазой хозяйке, которой на вид было лет восемнадцать; она тоже была одета в халат и шлепанцы.
— Я Дейв из Питтсбурга, — неожиданно светским тоном представился пришедший.
— Что за совпадение, — бесцветным голосом заметила Рут Грингласс, окидывая быстрым взглядом беспорядок в комнате, служившей одновременно гостиной и спальней. — Вас зовут Дэвид и моего Дэвида тоже.
Вообще-то мы сегодня никого не ждали, — сказал Дэвид Грингласс Дейву из Питтсбурга, который на самом деле был Гарри Голд из Филадельфии. — Вы так внезапно нагрянули. Есть хотите?
Голд ответил, что уже завтракал. Он наклонил голову и опустил глаза, будто прислушиваясь к чему-то.
У вас есть информация для меня? — требовательно спросил он.
— Кое-что есть, — ответил Грингласс, — но это надо записать.
Рут Грингласс направилась в крохотную кухню варить кофе, но когда она вернулась, мужчины уже пожимали друг другу руки. Договорились, что Голд придет в три часа за нужной ему информацией о Лос-Аламосе.
Гарри Голд почитал детектив в своем номере в отеле «Хилтон» и съел ленч. Он поселился там под своим настоящим именем прошлым вечером после похода на Норт-Хай-стрит, где застал только седовласого здоровяка, который сказал ему, что Гринглассы куда-то ушли, но утром обязательно будут. Ровно в три Голд вернулся в квартиру Гринглассов. Дэвид был в военной форме с нашивками капрала. Рут поставила чай с печеньем. Дэвид написал сообщение на нескольких листках линованной бумаги, схематически изобразив экспериментальную модель взрывателя в виде плоской линзы для ядерного заряда, над которым он работал в самой маленькой из трех сверхсекретных мастерских Лос-Аламоса.
Кроме эскизов, он сочинил пару страниц пояснительного текста и список лиц, которых можно было попытаться завербовать в атомном центре.
— Тут надо пояснить насчет одного человека в этом списке, — нерешительно произнес Грингласс. — Я говорил о нем. Это не очень надежный материал, но есть одно «но»…
Гарри Голд тут же обрезал его:
— Это же чрезвычайно опасно, это глупо! — раздраженно воскликнул он. — Зачем вы делаете такие вещи? Ни в коем случае, никогда вы не должны никому делать предложений помочь в нашей работе. Вам следует быть поосмотрительнее. Ни малейшим намеком не давайте повода заподозрить, что вы отдаете информацию на сторону.
Дэвид Грин гласе расправил могучие плечи, нахмурился, но ответил спокойно:
— Юлиус просил список людей, которые сочувствуют коммунизму и могли бы поставлять информацию. Вы же от Юлиуса или это не так?
Грингласс подразумевал: Юлиус ведь главный, разве нет? Гарри Голд не видел смысла разъяснять, что он в жизни не видел Юлиуса Розенберга.
— Я возьму список, — сказал он.
Розенберг разорвал картонку на две половинки, когда в январе встречался с Гринглассами в Нью-Йорке. Одну половинку от отдал Рут и объяснил, что курьер явится со второй. Имелось в виду, что курьером будет женщина, которую они видели в тот вечер, но Анатолий Яковлев, советский начальник Розенберга, рассудил иначе.
Голд изо всех сил упирался, когда Яковлев вручил ему обрывок картонки. Это чрезвычайно важно, это необходимо сделать, настаивал Яковлев. Голд утверждал, что неразумно этим дополнительным заданием ставить под угрозу его важнейшую поездку к доктору Клаусу Фуксу в Санта-Фе. Яковлев ответил: вы, очевидно, не понимаете, что это поручение имеет не меньшее значение. Короче, Голду необходимо съездить и в Альбукерке, и в Санта-Фе.
— Это приказ, — прошипел Яковлев, когда Голд не согласился с ним. Как обычно, советский разведчик продумал все. Голд должен ехать кружным путем: в Финикс, в Эль-Пасо, а уже оттуда в Санта-Фе. А от Санта-Фе до Альбукерке всего пара часов автобусом.