И тут одного из поляков осенило. Двадцать подпольщиков поднатужились и скатили ракету с берега в мелкую реку. Однако ее было хорошо видно в чистой воде. Поблизости наелось стадо коров. Поляки набросились на них и загнали в реку. Через пять минут появилась немецкая поисковая партия и увидела лишь купающихся в воде коров. Они замутили воду так, что ничего не было видно. Немцы поехали искать ракету в другую сторону.
Ночью поляки вернулись с инструментами, тремя старенькими грузовиками и командой инженеров-подпольщиков. Ракету вытащили из воды и разобрали при свете факелов, накрытых одеялами. Невзорвавшаяся боеголовка представляла большую опасность. В ней содержалась тонна взрывчатки «аматол». Но поляки поспешно работали, зная, что при малейшей оплошности их разнесет на кусочки. Уже перед рассветом три грузовика двинулись в путь с ценным грузом.
Английскую разведку известили по радио, что польские партизаны наконец-то захватили немецкую ракету дальнего радиуса действия. Она была в почти идеальном состоянии. Англичане попросили любой ценой доставить ракету к ним. Каким образом можно вывезти двенадцатитонную, пятнадцатиметровую ракету из оккупированной Польши в Королевский исследовательский авиационный центр в Фарнборо, польские патриоты никак не представляли, но Лондон передал, что работает над решением проблемы.
Наконец, англичане выработали план, который мог бы сработать при условии, что не будет никаких сбоев. От авиабазы Бриндизи в Италии была всего тысяча километров по прямой до Польши. Один раз англичане уже сажали разоруженный бомбардировщик с грузом оружия и припасов для партизан на заброшенный немецкий аэродром в Польше. За десять минут он сел, разгрузился и взлетел; не замеченный немцами, он вернулся в Бриндизи. С этого маленького аэродрома, который поляки называли «Мотыль», англичане хотели забрать ракету. Лондон сообщил, что самолет не сможет пробыть на земле дольше двадцати минут. После этого немцы определенно заметят, что на «Мотыле» что-то происходит.
Поляки согласились, но спросили, какой тип бомбардировщика сможет поднять двенадцатитонную ракету. Вся ракета не нужна, ответили из Лондона, необходимы только важнейшие узла и точные чертежи всего изделия. В течение трех недель польский авиаконструктор А. Коцян снимал эскизы, а другие инженеры отбирали и упаковывали те узлы, которые считали важными.
Утром 25 июля 1944 года английская разведка радировала полякам, что вывоз состоится этой ночью. Под проливным дождем подпольщики доставили ящики к «Мотылю», а четыреста партизан со старыми винтовками и карабинами расположились в лесу вокруг аэродрома. Они знали, что в полутора километрах отсюда расположен немецкий батальон аэродромного обслуживания из четырехсот солдат, а в деревне за три километра стоит кавалерийский эскадрон.
В половине пятого вечера дождь перестал, и поляки с ужасом увидели, как немецкий истребитель садится на мокрую грунтовую полосу, которую они считали заброшенной. Через пять минут сел второй, а тем временем по радио поступило сообщение, что транспортный самолет «Дакота» вылетел из Бриндизи. Немецкие истребители стояли на полосе до сумерек, затем улетели так же внезапно, как появились. Поляки с облегчением решили, что это были обычные тренировочные полеты.
Летная ночь была темной и тихой. Только с востока, где наступали русские, доносился отдаленный гул канонады. Около полуночи послышался гул моторов приближающегося самолета. Поляки бросились к полосе, зажгли посадочные факелы, а в середине полосы зажгли красную стрелку, указывая направление ветра. «Дакота» трижды сделала круг, затем точно села. Коцян забрался в самолет с 50 килограммами важнейших узлов ракеты и точными чертежами. Все это заняло десять минут. «Дакота», не глушившая двигатели, приготовилась к взлету.
Но большой самолет почему-то стоял. Его пневматики застряли в размокшей глине. Шли секунды, и становилось ясно, что в двадцать минут операция не уложится. Моторы ревели во всю мощь, но «Дакота» лишь беспомощно тряслась на земле. Она стояла уже почти час, и летчик предложил выгрузить детали ракеты, спрятать их, а самолет сжечь.
Однако поляки настаивали. Они побежали в соседнюю деревню и принесли лопаты и другие инструменты, прокопали узкие, с небольшим уклоном канавки перед колесами «Дакоты» и забросали их соломой и хворостом. Через полтора часа после посадки «Дакота» сдвинулась с места, разогналась, оторвалась от земли над верхушками сосен и взмыла в небо. «Мы тут же растворились в лесу», — вспоминал один из подпольщиков. Другой добавил: «Немцы были совсем рядом, чуть ли не на расстоянии окрика, но они то ли устали от бесконечной муштры и не интересовались, что происходит у них под носом, то ли не хотели ввязываться в вооруженную схватку с Армией Крайовой… Они не подавали никаких признаков жизни на протяжении всей операции, в результате которой военную тайну первостепенной важности вывезли к их врагам прямо из-под носа».
«Дакота» беспрепятственно долетела до Бриндизи, а оттуда Коцяна с чертежами и деталями доставили в Англию. Поскольку он был единственным технически грамотным человеком в союзном лагере, который видел и изучал всю немецкую ракету, его целую неделю допрашивали в Королевском исследовательском авиационном центре в Фарнборо. Затем ему сказали, что он может остаться в Англии, но он захотел вернуться на родину; ему еще было что делать в Польше.
«Этот смельчак Коцян, — писал Черчилль, — вернулся в Польшу, был схвачен гестапо и расстрелян 13 августа 1944 года».
Однако информация, доставленная Коцяном, вместе с так называемым «кальмарским образцом»[31] позволила союзникам к концу августа, как выразился Черчилль, «точно знать, чего следует ожидать» от «Биг Бена», так прозвали эту ракету дальнего радиуса действия в английской разведке.
Льюис Страусс26. Разведка ветров[32]
Из книги «Люди и решения»
Вступив около 1950 года в ядерный век, США столкнулись с перспективой возможности ядерного удара ракет с ядерными боеголовками. В то время эта опасность казалась отдаленной. Но вскоре Советский Союз, а за ним и красный Китай создали мощный ядерный потенциал и средства доставки ядерного оружия. Конечно, подготовку к такому удару можно было проводить в режиме гораздо большей секретности, чем к обычной агрессивной войне, когда мобилизацию огромных людских масс и материальных запасов невозможно скрыть.
Разведка в эпоху научно-технической революции должна добывать жизненно важную информацию о ракетно-ядерном потенциале других стран, и это направление стало ведущим в ее работе. Самолет-разведчик У 2 создавался в 50-х годах прежде всего с целью выявления позиций советских управляемых ракет. Сколько пусковых площадок оборудовали Советы и где именно? За несколько лет до того американские ядерщики, в частности, адмирал Льюис Страусс, бывший тогда председателем Комиссии по атомной энергии, пришли к выводу, что США могут и должны создать технику, способную контролировать любые испытания атомного оружия в атмосфере. В приводимом отрывке из мемуаров он рассказывает, как удалось создать эффективную систему слежения за испытаниями.
1946 году советский делегат в ООН дал понять, что в миролюбивой коммунистической России «очень хорошо известны» принципы использования атомной энергии. Однако эта энергия используется в его стране исключительно в мирных целях чтобы менять течение рек и сносить мешающие горы. Это была приятная новость для мира, смертельно уставшего после шести лет самой опустошительной войны в истории.
Как ни удивительно, мировая общественность по-детски доверяла этим советским заявлениям. Такой образ мышления почему-то восстанавливается после периодов разочарования, вызванных очередным разоблачением советской лжи. Объяснить это явление невозможно. Правда, не все приняли на веру в 1946 году разглагольствования Советов о сугубо мирном характере атомных исследований. И первой усомнилась в этом Комиссия по атомной энергии США.
Члены Комиссии были утверждены сенатом в апреле 1947 года. На первом же заседании была рассмотрена докладная записка, которую я представил коллегам. В записке отмечалось, что мы не располагаем информацией, проводили ли ранее разведывательные подразделения Манхэттенского проекта непрерывное слежение за уровнем радиоактивности в атмосфере. «Это, говорилось в записке, было бы лучшим способом определить, проводят ли другие страны испытания атомного оружия. Надо исходить из того, что любая страна, создавая полномасштабное производство атомного оружия, должна будет хотя бы раз испытать его, дабы убедиться, что оно «работает». Если у нас нет такой системы слежения, следует поднять вопрос о необходимости ее создания, а тем временем незамедлительно приступить к разработке». Предложение прошло единогласно, и председатель сказал, что раз это моя инициатива, я и буду заниматься данной системой.
В то время никто не хотел заниматься слежением, считая это пустой тратой времени, людей и денег. Большинство специалистов были уверены, что создание атомной бомбы непосильно для русской науки и не соответствует имеющемуся промышленному потенциалу Советского Союза. По самой оптимистической оценке, русская бомба не могла появиться раньше чем через пять лет. Разведчики в докладах президенту Трумэну приводили разные даты испытания в России атомного оружия, но никто не называл срока раньше 1952 года. Большинство склонялось к гораздо более позднему времени, а немало было и таких, кто уверял, будто Советы вообще никогда не смогут создать бомбу, так что нечего и беспокоиться.
В мае 1947 года, удостоверившись, что никакой программы слежения у нас не существует, мы сочли необходимым не только разработать соответствующие технические средства, но и определить ответственное ведомство. Разделение ответственности могло создать такую же обстановку безалаберности, как в Перл-Харборе в 1941 году. Но слишком многие проявляли интерес к подобной системе слежения: Объединенный комитет начальников штабов, штабы армии, авиации и флота, ЦРУ, Объединенное управление исследований и разработок, государственный департамент и Комиссия по атомной