они отпустили нас.
Выйдя из полицейского участка, мы увидели «бьюик», в котором сидели капитан Бест и майор Стивенс. Они объяснили, что произошла ужасная ошибка. Они ждали нас на другом перекрестке и потратили много времени на розыски. Они бесконечно извинялись, назвав случившееся «крайне конфузным недоразумением».
Я, конечно, сразу понял, что вся эта провокация устроена ими. Они использовали задержание, обыск и допрос для того, чтобы убедиться, кто мы на самом деле. Мне стало ясно, что и в дальнейшем надо быть готовым ко всяким неожиданностям.
Мы быстро доехали до Гааги и расположились в обширном кабинете во владениях майора Стивенса. Здесь начались переговоры, причем в основном говорил капитан Бест. После долгого обсуждения мы согласовали следующие пункты.
За свержением Гитлера и его приспешников последует немедленное заключение мира с западными державами, Условия: Австрия, Чехословакия и Польша восстанавливаются в прежних границах, Германия отказывается от проводимой экономической политики и возвращается к золотому стандарту. Вопрос о возвращении Германии колоний, утраченных после первой мировой войны, подлежит дальнейшему обсуждению. Меня этот вопрос особенно интересовал, и я то и дело возвращался к нему. Я отметил, как важно для всеобщей безопасности, чтобы Германия имела отводной клапан для сброса избыточного населения, в противном случае давление Германии на восточные и западные границы будет создавать постоянную напряженность в Центральной Европе.
Наши партнеры признали обоснованность этого довода и согласились, что следует искать решение, которое бы удовлетворило германские требования. Они полагали, что можно будет найти вариант, обеспечивающий для Германии надлежащие экономические права и привилегии при сохранении существующей мандатной системы.
В завершение дискуссии мы зафиксировали ее результаты в виде памятной записки. Затем майор Стивенс пошел докладывать по телефону в Лондон. Через полчаса он вернулся и сказал, что в целом реакция правительства благоприятная, но проект договора еще нужно согласовать с министром иностранных дел лордом Галифаксом. Это будет сделано незамедлительно, и к вечеру можно рассчитывать на положительное решение. При этом потребуются определенные обязательства с нашей стороны с указанием сроков.
Переговоры продолжались около трех с половиной часов. Под конец у меня действительно разболелась голова, потому что я выкурил слишком много непривычно крепких английских сигарет. Пока майор Стивенс разговаривал с Лондоном, мне пришлось пройти в умывальник и освежиться холодной водой. Там я и стоял в задумчивости, когда незаметно вошел капитан Бест и тихо спросил из-за спины:
— Скажите, вы всегда носите монокль?
К счастью, он не видел моего лица, потому что я густо покраснел. Мгновение спустя я взял себя в руки и спокойно произнес:
— Знаете, я как раз хотел задать вам тот же вопрос.
Потом мы поехали на виллу голландского сотрудника Беста, где для нас были приготовлены три удобные комнаты. Мы немного отдохнули и переоделись, потому что были приглашены на обед к Бесту.
Жена Беста, дочь голландского генерала Ван Реса, была известной художницей, и за обедом завязалась приятная и оживленная беседа. Стивенс пришел позже, сказав, что его задержали обязанности. Он отвел меня в сторону и сообщил, что получил положительный ответ из Лондона; все складывалось как нельзя лучше.
Наш агент F-479 также был приглашен на обед, и мне удалось несколько минут поговорить с ним без помех. Он очень нервничал и едва выдерживал напряжение. Я пытался успокоить его и сказал, что если он найдет повод вернуться в Германию, я употреблю все свое влияние, чтобы уладить его отношения с властями в Берлине.
Обед был прекрасным. Я никогда не пробовал таких замечательных устриц. После обеда Бест выступил с краткой шутливой речью, а де Кринис с истинно венским шармом произнес ответный спич. Общий разговор после обеда оказался очень интересным, и для меня во многом прояснилось отношение англичан к войне. Они воспринимали ее всерьез и готовы были сражаться до конца. Если даже немцам удастся вторгнуться в Британию, они продолжат войну из Канады. Мы говорили также о музыке и живописи и на виллу вернулись совсем поздно.
К сожалению, головная боль у меня не проходила, и перед уходом я попросил у хозяина аспирин. Спустя несколько минут ко мне в комнату зашло очаровательное юное существо с таблетками и стаканом лимонада. Девушка приставала ко мне с вопросами. Я почувствовал огромное облегчение, когда мне наконец удалось выпроводить ее из комнаты, не прибегая к откровенной грубости. После крайнего напряжения этого дня я был не в состоянии удовлетворить ее любопытство, не сказав при этом чего-то лишнего.
Утром мы столкнулись с де Кринисом в ванной. Он весь сиял и спросил с сильным венским акцентом:
— Да, эти парни действительно способны землю рыть, разве нет?
Перед возвращением домой мы подкрепились основательным голландским завтраком. В девять утра нас отвезли на краткую последнюю встречу в контору голландской фирмы «Хандельс динст вер хет континент» (подставной компании английской разведки) на Ньиве Ойтлег, 15. Нам вручили английскую приемопередающую радиостанцию и особый шифр для поддержания связи с резидентурой британской Секретной службы в Гааге. Позывные были O-N-4. Лейтенант Коппенс сообщил нам номер телефона — кажется, 556–331, по которому следовало звонить в случае неприятностей с голландскими властями, чтобы избежать инцидентов вроде вчерашнего.
Мы договорились согласовать место и время следующей встречи по радио, и капитан Бест проводил нас до границы, которую мы снова миновали беспрепятственно.
На этот раз мы, не задерживаясь в Дюссельдорфе, помчались прямо в Берлин. На следующий день я доложил о результатах и высказал предложение продолжать переговоры с целью проникнуть в Лондон.
На протяжении следующей недели англичане трижды просили нас назначить дату следующей встречи. Мы ежедневно связывались с ними по радио, слышимость была отличной. Но до 6 ноября не поступило никаких указаний из Берлина, и я чувствовал, что контакт с англичанами вот-вот оборвется. Поэтому я решил действовать по собственной инициативе. Я согласился встретиться с ними 7 ноября в два часа дня в кафе близ границы.
На этой встрече я объяснил Бесту и Стивенсу, что моя командировка в Берлин затянулась дольше, чем я рассчитывал, и что подпольная организация еще не пришла к окончательному решению. Поэтому лучше всего было бы, если бы я мог вместе с генералом (вымышленным руководителем оппозиции) съездить в Лондон, где он вел бы переговоры на высшем уровне с правительством. Английские разведчики не имели ничего против и сказали, что на следующий день подготовят самолет на голландском аэродроме Схипхол, который доставит нас в Лондон. В конце концов договорились, что я доставлю главу заговорщиков завтра на то же место и в то же время.
Я вернулся в Дюссельдорф, но указаний из Берлина по-прежнему не поступало. Я направил срочный запрос руководству, предупредив, что без какого-либо серьезного шага мое положение становится невыносимым. В ответ мне сообщили, что Гитлер еще не принял решения, но склоняется к разрыву переговоров. По его мнению, они и так зашли чересчур далеко. Видимо, любые разговоры о его свержении, даже фиктивном, были неприятны фюреру.
Итак, я сидел в Дюссельдорфе, бессильный и подавленный, но эта игра настолько заинтриговала меня, что я решил действовать на свой страх и риск. Я связался с Гаагой по радио и подтвердил встречу на следующий день. Должен признаться, в тот момент я совершенно не представлял, что стану рассказывать английским друзьям. Я понимал, что ставлю себя в крайне щекотливое положение. Если я вызову какие-то подозрения, им нетрудно будет арестовать меня, и все это дело закончится огромным скандалом. Но я был полон решимости продолжать переговоры любой ценой. Я злился на Берлин, хотя понимал причину их нерешительности: Гитлер назначил на 14 ноября наступление на Западе. Оно было отложено, скорее всего из-за плохой погоды, но Гиммлер позже признавался, что какую-то роль сыграли и мои переговоры с англичанами[36].
Я не спал всю ночь, лихорадочно перебирая всевозможные планы действий.
За завтраком я просмотрел газеты. Заголовки кричали, что король Бельгии и королева Нидерландов совместно предложили начать переговоры между воюющими сторонами. Я облегченно вздохнул — вот оно, решение моей сегодняшней проблемы. Я просто скажу английским агентам, что немецкая оппозиция решила выждать и посмотреть, как будет реагировать Гитлер на голландско-бельгийское предложение. И добавлю, что лидер заговорщиков приболел и не смог приехать сегодня, но он обязательно явится завтра и, скорее всего, еще захочет попасть в Лондон. Вот что я скажу на сегодняшней встрече.
Наутро я побеседовал с человеком, выбранным на роль генерала, возглавляющего нашу оппозиционную группу. Он был промышленником, но имел высокий армейский чин и немалый ранг в СС — словом, великолепно подходил на эту роль.
Днем я опять пересек границу. На сей раз мне пришлось ждать в кафе сорок пять минут. Я заметил, что за мной внимательно следят несколько человек, разыгрывающих из себя безобидных штатских. Ясно было, что англичане что-то заподозрили.
Наконец, они появились. Встреча была короткой. Я быстро изложил им то, что придумал утром, объяснив этим причину задержки. Их подозрения рассеялись, и попрощались мы так же тепло и сердечно, как и прежде.
Вечером один из командиров СС позвонил мне в Дюссельдорф. Он отвечал за специальные операции, в частности, по указанию из Берлина обеспечивал беспрепятственный переход мною границы. Офицер сказал, что в Берлине обеспокоены моей безопасностью. Ему приказано блокировать весь этот участок границы и отвлечь все силы голландской пограничной полиции. Если голландцы попытаются арестовать меня, может возникнуть весьма неприятная ситуация, потому что ему приказано любой ценой не допустить, чтобы я попал в руки противника, и это может вызвать серьезный инциде