Редль надеялся, что сыщики остановятся подобрать обрывки, но они этого не сделали. Процессия дошла до стоянки такси на Конкордияплац. Редль не сел в такси, потому что преследователи легко могли сделать то же самое. Он шагал дальше. Но один из сыщиков вскочил в такси и поспешно уехал. Редль еще долго бродил по Вене — по Генрихгассе до набережной Франца Иосифа, потом по длинному Шоттенрингу, оттуда на Шоттенгассе и обратно в отель.
Куда же поехал второй сыщик? Он поспешил к тому месту, где Редль выбросил бумаги, собрал все обрывки с мостовой и направился к капитану Ронге. Таким образом контрразведка узнала, что Редль носил в кармане квитанцию на отправку денег лейтенанту Говоре из уланского полка. И три квитанции на заказные письма в Брюссель, Варшаву и Лозанну.
Ронге горько усмехнулся: все три адреса значились в «черном списке» почтовых ящиков иностранных разведок, составленных самим же Редлем. Ронге доложил о своей находке начальнику австро-венгерской разведки генералу Августу Урбанскому фон Остромеч, который был так поражен этой новостью, что тут же пошел докладывать начальнику генштаба генералу Конраду фон Гётцендорфу.
В отеле Редля ждал доктор Виктор Поллак.
— Альфред, мы договорились обедать в «Ридгофе», — напомнил он, и полковник подчинился, сказав, что зайдет только переодеться. Поллак Рыл одним из известнейших австрийских юристов и часто поддерживал в суде обвинение против шпионив, разоблаченных Редлем. Сыщик подслушал их разговор, позвонил начальству и отправился в ресторан «Ридгоф» договариваться с управляющим.
Когда Поллак с Редлем сели за стол в отдельном кабинете, их под видом официанта обслуживал агент тайной полиции. Но ему мало что удалось услышать, потому что в противоположность своему полному веселья другу Редль был мрачен, говорил мало и только в отсутствие официанта. В тот же вечер Поллак повторил свой разговор с Редлем, когда направился к телефону и к удивлению сыщика-официанта позвонил Гайеру, начальнику венской полиции.
— Вы допоздна работаете, друг мой, — заметил Поллак.
— Жду, как повернется очень важное дело, — ответил Гайер и выслушал рассказ Поллака о затруднениях Редля. Полковник весь вечер был явно не в себе, он признался другу в аморальных поступках, различных прегрешениях, но ни слова не сказал о своей измене.
— Видимо, перетрудился, — прокомментировал Поллак. — Просил меня помочь ему немедленно вернуться в Прагу, причем с комфортом. Можете дать ему сопровождающего?
Гайер сказал, что сегодня уже ничего нельзя сделать, но добавил:
— Успокойте полковника и скажите, чтобы он утром зашел ко мне. Я сделаю для него, что смогу.
Поллак вернулся в кабинет.
— Пойдем, — сказал он Редлю в присутствии «официанта». — Я уверен, мы сумеем уладить твои дела.
Слова Поллака привели сыщика-официанта в изумление Он слышал, как прокурор звонил шефу полиции, а после этого он вдруг обещает шпиону и предателю «устроить» его дела. Дело хотят замять? Неужели могущественный генштаб употребил свое влияние, чтобы не допустить судебного процесса? Измену Альфреда Редля будут замалчивать. Но самого предателя не пощадят. Беспокойство сыщика — это еще ничто по сравнению с затруднениями такого высокого начальства, как Урбанский и Конрад фон Гётцендорф. Последний, которого нашли, когда он развлекался с друзьями в «Гранд-отеле», воскликнул:
— Это же 8-й корпус — самое уязвимое место! Если он выдал план номер три…
Говорят, главнокомандующий буквально на глазах осунулся — ведь план номер три отражал все новейшие тактические и технические разработки его штаба.
— Он сам должен раскрыть масштаб предательства. А после этого, — жестко произнес Конрад, — он должен умереть… И причина смерти пусть останется неизвестной. Поручаю это четверым офицерам — вам, Ронге, Гоферу и Венцелю Ворличеку. Все должно свершиться до утра.
В половине двенадцатого ночи Редль расстался с Поллаком и вернулся в отель. В полночь к нему в номер вошли четыре офицера в парадных мундирах. Он что-то писал за столом. При виде вошедших он встал и раскланялся.
— Понимаю, зачем вы пришли, — сказал он. — Я сам себе испортил жизнь. Вот пишу прощальные письма.
Мы должны знать масштабы и продолжительность вашей… э-э… деятельности.
— Все, что вы хотите знать, вы найдете в моей квартире в Праге, — ответил Редль. Затем он попросил револьвер.
Пи у одного из офицеров оружия не было, но через пятнадцать минут один из них принес браунинг и вручил его полковнику. Оставшись один, в завершение опасного витка своего предательства, он написал на половинке листа писчей бумаги своим твердым разборчивым почерком:
Легкомыслие и страсти погубили меля. Молитесь за меня. Я расплачиваюсь своей жизнью за собственные грехи.
Альфред.
1.15 ночи. Сейчас я умру. Не допускайте вскрытия. Молитесь за меня.
Он оставил два письма в запечатанных конвертах: одно было адресовано его брату, другое — генералу барону фон Гизлю, который доверял ему и протежировал с повышением. А Редль употребил его доверие во зло. Впрочем, если бы начальство не ценило его так высоко, он остался бы в Вене и, продолжая службу в разведке, мог бы еще годами скрывать свою шпионскую деятельность; у начальника же штаба корпуса в Праге таких широких возможностей не было. Офицеры, которым начальник австрийского генерального штаба поручил допросить Редля и «помочь» ему расстаться с жизнью, уселись в кафе «Централь», заказали кофе и, молчаливые и напряженные, приготовились ждать всю ночь. Каждые полчаса один из них занимал пост в коридоре отеля «Кломзер». Только в пять часов утра они решились действовать. Вызвав в кафе одного из сыщиков, следивших за Редлем, они дали ему конверт, адресованный предателю, и приказали вручить полковнику лично. Сыщику намекнули, что он может обнаружить, и запретили поднимать шум, если полковник мертв.
Явившись в «Кломзер», сыщик объяснил свое поручение сонному портье, затем поднялся наверх и постучал в дверь номера 1. Не получив ответа, он толкнул дверь. Она оказалась не запертой. Войдя в ярко освещенную комнату, он увидел, что Альфред Редль лежит на полу. Видимо, тот стал перед зеркалом под сильным светом и пустил пулю себе в лоб. Полицейский немедля вышел, прикрыл дверь и на цыпочках миновал дремлющего портье.
Несколько минут спустя на столе у портье зазвонил телефон. Ему было сказано позвать полковника Редля. С того момента, как два письма с адресом Опера-баль, 13 были получены на венском почтамте, и до обнаружения тела Редля перепуганным портье прошло тринадцать часов.
Администрация отеля немедленно вызвала полицию; Гайер и врач поспешили в «Кломзер». Военным теперь нельзя было вмешиваться. Но преданный слуга Редля, Иозеф Сладек, обратил внимание Гайера на интересную деталь. Револьвер браунинг не принадлежал его хозяину. Ночью к нему приходили четверо офицеров. Это явно убийство! Гайер отвел слугу в сторонку, побеседовал с ним наедине, и наутро газетчики не могли выжать из Сладека ни единого слова.
Как только Конраду фон Гётцендорфу доложили о самоубийстве Редля, он назначил следственную комиссию из одного полковника и одного майора, которые отбыли в Прагу специальным поездом. Обыск квартиры погибшего они проводили в присутствии генерала барона фон Гизля, и результаты оказались поразительными. Квартира Редля была роскошно обставлена, из документов вытекало, что в 1910 году он купил дорогостоящее имение, в Вене он владел большим домом, а за последние пять лет приобрел «не менее четырех дорогих автомобилей».
Его сослуживцы считали, что он располагает какими-то личными средствами, но на самом деле он жил как миллионер. В винном погребе у него нашли сто шестьдесят дюжин шампанского самых престижных годов урожая. Всего за девять месяцев он получил из России около шестидесяти тысяч крон. Это в десять раз превышало его жалованье; тем не менее, судя по его образу жизни, не все источники доходов удалось обнаружить. Царская разведка отличалась щедростью, но Редль, вполне вероятно, стоил раз в пять-шесть больше, чем получал, так что его услуги можно оценить в сумму порядка шестидесяти тысяч долларов.
Это крайне необычное дело обернулось неожиданной стороной из-за обыска квартиры Редля в Праге. Были приняты все меры, чтобы не просочились сведения об измене. Во всей Австрии о ней знали не больше десяти человек — начальник генштаба, начальник секретной службы, военный министр, шеф венской полиции — и все поклялись не разглашать эти сведения. Даже императора Франца Иосифа и его наследника, эрцгерцога Франца Фердинанда, не поставили в известность о случившемся. И все эти меры пошли вверх тормашками, потому что лучший слесарь в Праге оказался в то же время азартным любителем футбола.
Слесарь Вагнер в воскресенье, 25 мая 1913 года, не смог выйти играть за свою команду «Штурм-1», и, как на следующий день сообщила газета «Прагер тагеб-латт», из-за его отсутствия команда проиграла с позорным счетом 5:7. Капитан «Штурм-1» был в то же время репортером этой газеты, знаменитым впоследствии Эгоном Эрвином Кишем, и когда в понедельник он напустился с разносом на Вагнера, слесарь объяснил свое отсутствие тем, что его срочно затребовали на работу высокопоставленные военные чины.
Вагнеру было приказано взломать входную дверь квартиры Альфреда Редля, а затем открыть все замки бесчисленных ящиков стола, шкафов, гардеробов и буфетов. Там оказалось множество различных бумаг, фотографий, большие суммы денег, какие-то карты и планы. Некоторые бумаги, как говорили военные, оказались на русском языке. Офицеры явно были подавлены и то и дело повторяли: «Как это могло случиться!», «Кто бы мог подумать?»
Разгневанный футболист мгновенно уступил место репортеру. Утром он читал в редакции официальное сообщение Венского телеграфного бюро. Оно «с прискорбием» извещало о самоубийстве полковника Альфреда Редля, начальника штаба 8-го армейского корпуса, «чрезвычайно способного офицера, которого, несомненно, ожидала блестящая карьера». Полковник, находясь в Вене «в командировке, в приступе депрессии, вызванной длительной бессонницей, покончил с собой». Но документы на русском языке, фотографии и планы, офицеры, обыскивающие квартиру Редля через несколько ч