Экранная и личная жизнь шла в разных измерениях. Личную он тщательно скрывал от любопытных глаз. Все знали, конечно, что его невестой была Роми Шнайдер, начавшая путь в кино вместе с ним и через 20 лет покончившая с собой; женой стала белокурая Натали, тоже киноактриса, а затем прелестная Мирей Дарк. И только…
1 октября 1968 года в криминальной газетной хронике появилось сообщение: километрах в пятидесяти от Парижа, на свалке найден завернутый в полиэтиленовый пакет обезображенный труп незнакомца. Труп опознали: это был молодой югослав Стефан Маркович, считавшийся «гориллой» Делона, который называл своего телохранителя «личным и дорогим другом». Пикантная особенность состояла в том, что смазливая Натали, то есть, иначе сказать, марокканка Франсин, до того как принять и новое имя, и фамилию Делон, была возлюбленной убитого Стефана. Это он вытащил ее с марсельского дна, где она поставляла сутенерам клиентов, а затем познакомил с Делоном — на свою голову, как это часто бывает. Супружеский союз Алена и Натали был скреплен в августе 1966-го, а через два месяца родился их сын Антони, который 20 лет спустя станет тоже киноактером, повторив до этого «в миниатюре» некоторые вехи биографии своего отца, в том числе и тюремный «опыт».
Убийство Стефана реанимировало версию о причастности Делона к другой трагедии: 30 декабря 1966 года в ванной роскошной виллы, принадлежащей престарелому голливудскому комику Мики Руни, были найдены трупы его пятой жены, Барбары, и его телохранителя югослава Милоша Милошевича, близкого друга Делона. Накануне Ален и Натали участвовали в общей пирушке на этой вилле. Убийство Барбары было спасением для Мики: уйдя к его телохранителю, она требовала от мужа алименты на их четверых детей. О сговоре Алена и Мики не говорил тогда только ленивый. Дело замяли.
Два лучших следователя Франции, Рене Патар и Жан Фере, в течение десятков часов вели допрос Алена и Натали, собрали горы уличающих документов, но тоже не смогли довести до конца скандальное дело. Вскоре был то ли убит электротоком, то ли задушен электропроводом еще один югослав, Киро Попчевский, знакомый Делона и главный свидетель по делу об убийстве Милошевича. Но оставался в живых еще один важный свидетель, тоже югославский красавец из окружения Делона — Урош Миличевич. Урок не прошел даром: Урош на всех допросах упорно молчал. Но настал и его черед. 11 августа 1976 года его изрешеченный пулями труп был найден в одной роскошной брюссельской квартире вместе с трупом ее хозяина, югослава Миодрага Бошковича.
Все следы вели к ближайшему другу Делона, корсиканцу по происхождению, признанному шефу парижской мафии Франсуа Маркантони, с которым Делон сблизился еще тогда, когда не был «Делоном». Похоже, Франсуа, следы которого замечены всюду, где обнаружены трупы, был наемным убийцей, но вышел сухим из воды: сначала на деньги Делона его освободили из тюрьмы под залог, а затем самый «дорогой» парижский адвокат Жак Изорни и вовсе добился прекращения дела. Теперь Франсуа — «гангстер на пенсии» и охотно дает интервью в своем богатом доме неподалеку от Парижа. Весь этот сюжет так и просился в очередной фильм, где Делону могла бы достаться роль Мар-кантони. Но вышло иначе: фильм Андре Кайата «Нет дыма без огня», в основу которого положены фрагменты этой драмы, обошелся без Делона, зато там блистала его жена Мирей Дарк. Значит, все-таки без Делона не обошлось.
Есть очень похожая на истину версия: вся эта «югославская цепочка» Делона была частью крупного политического заговора, имевшего целью убрать с политической сцены тогдашнего премьер-министра Жоржа Помпиду. Премьер будто бы фигурировал на весьма фривольных снимках в окружении лишенных излишней одежды дам полусвета, и этот размноженный «красный альбом» — по нынешней терминологии компромат — хранился у югославов, запутанных в кошмарную интригу.
Помпиду был уже вызван на допрос, когда в печати появилось открытое письмо Делона де Голлю, где Делон утверждал, что он — он, а вовсе не Помпиду! — стал жертвой заговора и ждет ареста. Этот демарш, который даже нынешние поклонники звезды называют «странным», немедленно возымел действие: следователи от Делона тотчас отстали, пресса сообщила, что по данным опросов артист вошел в десятку самых уважаемых людей страны, а Помпиду вскоре стал президентом.
Полную правду сегодня, вероятно, не знает никто. И никто не узнает: нераскрытые убийства случаются не только у нас… Ни малейшего влияния на репутацию Делона эта кровавая история не оказала. Сниматься, правда, он стал все реже и реже, зато в самых разных ипостасях стремился выразить себя: спонсировал состязания по боксу, завел конюшню из 30 скаковых лошадей, возглавил компанию по производству вертолетов, скупал и продавал картины лучших художников, создал парфюмерную фирму, наладил выпуск баснословно дорогой мебели стиля ультрамодерн. И всей этой продукции, всему, к чему был причастен, дал свое имя, цена которого никогда не падала — только росла: лошадь «А. Д.», одеколон «А. Д.», кресло «А. Д.»…
«Я делаю то, что хочу, — заявляет Делон, — и вижу в этом высший смысл и высшее счастье. Мне доступно все, и я пользуюсь этим, подчиняюсь только своим желаниям». «Я дружу с теми, с кем хочу, и никому не намерен давать отчет, почему и кого выбираю в друзья», — так отвечает он на вопросы о своем сомнительном окружении — порою неприличном, шокирующем, а то и просто постыдном. Вероятно, он прав. Во всяком случае, Франция прощает все своему кумиру и любит его ничуть не меньше, чем раньше. Но ему надо снова и снова самому убеждаться в этом. Комплекс неполноценности? Потребности в допинге? Глубоко запрятанное чувство вины? Актер, который полтора года назад без всякого шума отпраздновал своё 60-летие и ничуть — абсолютно ничуть! — не утратил неизменного шарма, спортивности, элегантности, неукротимой энергии, который одержим новыми замыслами, — этот актер решил доказать себе и другим, что Делон был и остался Делоном. Похоже, он хочет сменить прилипшую к нему маску «мрачного красавца», не теряя при этом своего лица. Вот уж на кого он совсем не похож, так на «стареющего светского льва», как обозвала его недавно одна из российских газет, — не стареющий, не светский и, безусловно, не лев! Его имя снова у всех на устах. Только этим можно объяснить, почему в 20-минутном диалоге французское телевидение свело с Александром Лебедем именно Делона, а не кого-то другого, куда более подходящего по привычным канонам. Они оба герои недели. О них обоих все говорят. За ними, как бы они ни разнились. — внешне, генетически, биографически, психологически, — тянется шлейф, именуемый дразнящим воображение словом «загадка». И кто знает: не сейчас, не завтра, не послезавтра, но когда-нибудь в будущем, может быть, Делон все же сыграет в кино и нашего мятежного генерала. Ведь сыграл же он некогда убийцу Троцкого в фильме Джозефа Лоузи! Только не надо искать в данном примере никаких аналогий: пусть будет стыдно тому, кто так плохо подумает.
УКРОТИТЬ СКАНДАЛИСТА (ДЖОН ЛЕННОН И ИОКО ОНО)
Позволю себе не в тему продолжить за великим Джоном Ленноном: «Любовь всегда неоднозначна, любовь — не аксиома, а теорема». Незаурядные романы незаурядных личностей — крепкий орешек для трепетных и дотошных биографов: красивые легенды всегда скрывают немало подводных рифов, сомнительных подробностей, скользких тем, которые не хотят вписываться в заданный сюжет. Их надо или легко отбрасывать и ударяться в постылую романтику, или беспощадно обнажать и в который раз волновать общественность… Будь моя воля, я написала бы о любви Джона Леннона и Йоко Оно две новеллы — трогательную и шокирующую, романтическую и трагическую, балладу и фарс…
А свел их вместе… обыкновенный гвоздь. В ноябре 1966 года Йоко Оно, тщетно пытавшаяся добиться признания в артистических кругах, устроила в лондонской галерее «Индика» претенциозную выставку «Картины и предметы». Джон Леннон, находившийся в зените своей популярности, получил приглашение на предварительный просмотр и от нечего делать забежал поразвлечься. Картин, к его удивлению, не было, зато хорошо обстояло дело с предметами: на одном из постаментов, например, гордо возлежало настоящее яблоко с ценой на этикетке «200 фунтов стерлингов». Плодом художественного воображения предлагалось считать также стремянку с установленной на ней подзорной трубой, нацеленной в потолок. Ценители прекрасного могли рассмотреть надпись, выцарапанную на штукатурке: «Да». Менее грамотным посетителям выставки предоставлялось право вбить гвоздь в специально вывешенную для этой святой цели доску. Верный себе Леннон захотел загодя вбить заветный гвоздь, установив тем самым и здесь свое первенство.
Поколебавшись немного, Йоко ответила, что, так и быть, за пять шиллингов пусть забивает. «О’кей, — парировал Джон, — договорились: я даю вам воображаемые пять шиллингов, если вы разрешите мне забить воображаемый гвоздь». И оба улыбнулись…
Леннон был женат, Оно — замужем, оба имели детей, но эта знаменательная встреча едва ли могла стать драмой для их распадающихся семей… Фортуна в свое время улыбнулась Синтии Пауэлл: в нужный момент она забеременела и превратилась в миссис Джон Леннон. В угоду мужу, обожавшему Брижитт Бардо, она, натуральная шатенка, неожиданно преобразилась в яркую блондинку с характерной прямой челкой и даже откорректировала форму носа. Но никакие жертвы не помогли ей привязать к домашнему очагу мятущегося Джона: уж слишком разными они были, порой супруги не находили тем для разговора и проводили в молчании целые дни.
Лучшие мгновения Йоко с начинающим кинодеятелем Тони Коксом, отбившим ее у первого мужа, тоже остались позади — они стремительно отдалялись друг от друга.
Словесная пикировка в «Индике» длилась считанные минуты, но и Йоко, и Джон почему-то долго вспоминали мимолетное знакомство: «Это было так славно!»
Первой сделала решительный шаг навстречу судьбе Оно, взяв за правило почти каждый день посылать Джону по почте открытки с шутливыми наставлениями: «Дыши» или «Смейся целую неделю», или «Стукнись головой об стену». Заинтригованный Джон с тревогой замечал, что испытывает все возрастающее влечение к этой странной восточной женщине, старше его на семь лет, амбициозной, самовлюбленной, непокорной. Она считала себя равной Джону во всем и требовала равных с ним прав. Нечастые телефонные звонки, ернические письма, платонические рандеву — так почти год тянулся этот робкий роман, пока однажды в апреле 1968 года Леннон, воспользовавшись отлучкой обоих мешавших супругов, не пригласил Йоко Оно в гости. В открытом пурпурном платье она чувствовала себя крайне неловко. Но не меньше ее смущался и признанный «секс-идол», он никак не мог выдавить из себя привычное: ладно, приступим к делу. Чтобы хоть чем-то занять свои мысли, они поднялись в студию и долго манипулировали с записывающей аппаратурой Джона. А затем… занялись любовью прямо в студии.