Поклонницам Леннона до сих пор не дает покоя горький вопрос: «Что, черт побери, он в ней нашел?» И этот вопль отчаяния вполне понятен, ведь Йоко Оно никогда не отличалась ни изысканной красотой, ни безукоризненной фигурой, ни особым шармом, хотя сам Леннон приписывал ей славу «одной из самых красивых женщин Японии». К тому же до встречи с Джоном она совершенно пренебрегала туалетами, неизменно появляясь на публике в черном свитере, черных брюках и белых спортивных тапочках. Однако после апрельской ночи Оно и Леннон стали неразлучны. Их бракам пришел конец, близился и крах «ливерпульской четверки» (позже репортеры усмехнутся по поводу злополучного «воображаемого гвоздя», который, как оказалось, Джон вбил в гроб «Битлз»). Когда после каникул Пол, Джордж и Ринго собрались для работы, то в изумлении обнаружили, что их, Битлов, отныне пятеро. Они увидели перед собой Йоко, которая сидела за пультом, слушала, наблюдала, отпускала нелестные замечания и открыто демонстрировала свое разочарование. А Леннон ловил каждое ее слово и, судя по всему, был готов запросто отречься от того, чем прежде дорожил. Какие чувства могла вызвать эта нелепая метаморфоза у его друзей, кроме гнева и возмущения? Трое Битлов отнеслись к Йоко как к нежеланной невестке: в одну прекрасную ночь она легла в постель с парнем, а наутро над их кроватью стояло три строгих деверя… Впрочем, реакция окружающих нисколько не задевала Джона: уверовав, что прежняя жизнь душит его, он уже не мыслил будущего без своей загадочной японки. Стоило ей приболеть, как он требовал, чтобы ее кровать перенесли в студию, где он записывался. Когда же в ноябре 1968 года Оно лежала на сохранении в родильном доме, кумир молодежи дремал на полу около ее постели. Очень скоро развод Леннона с Синтией стал юридическим фактом, и в тот же день у Йоко произошел первый, но, к сожалению, не последний выкидыш…
В марте 1969 года Оно и Леннон узаконили свой роман в Гибралтаре, и с этого момента страстно мечтали о ребенке. У них было столько неудач, что одно время супруги практически потеряли надежду создать полноценную семью. Алкоголь, наркотики, беспорядочная жизнь — оба вдоволь поиздевались над своими телами. Специалисты скептически пожимали плечами, а один английский врач окончательно уничтожил Леннона, без обиняков заявив, что тот никогда не сможет больше иметь детей, потому что за долгие годы «растранжирил всю сперму». Однажды чету Леннонов занесло в окрестности Сан-Франциско, на прием к доктору Хонгу, маленькому японцу. Он не стращал и не назначал невероятных процедур, а просто сказал им: «Вы хотите ребенка? Бросьте пить и курить наркотики, и через год у вас будет ребенок — я обещаю». Сын Леннона, Шон, появился на свет в день тридцатипятилетия Джона, 9 октября 1975 года. Потом Джон с улыбкой скажет, что именно так он и планировал, но это потом. А в первые дни отцу было не до шуток. Супруги хотели, чтобы малыш родился дома, на глазах у Леннона, но жизнь распорядилась иначе — ослабевшую Йоко забрали в больницу, сделали кесарево сечение и почти две недели продержали в палате. Тем временем Джон готовился к торжественной встрече «королевы и наследника», сортировал бесчисленные поздравительные телеграммы и, зная слабость жены, прочесывал ювелирные магазины в поисках приличествующих случаю драгоценных безделушек. Пока Йоко оставалась на постельном режиме, он носился из кухни в детскую, а оттуда в спальню, пытаясь одновременно исполнить роли мужа, отца и сиделки. Впервые он ощутил себя настоящим отцом когда у Синтии родился Джулиан, Леннон был слишком молод, чтобы осознать свою ответственность, слишком ветрен, чтобы, научить его жизни, и слишком занят, чтобы попытаться понять его. Пропустив Джулиана, Джон боялся пропустить Шона — ему он подарил всего себя.
Отчасти Ленноны были странной семьей: с присущим ей напором Йоко вращалась в деловых кругах, а молодой отец занялся бытом. «Я прекрасно знаю жизнь домохозяек и понимаю их жалобы. Я живу точно так же, как миллионы обремененных домом женщин», — без ложного смущения признавался экс-Битл. Для сына Джон купил ферму в часе полета от Нью-Йорка: «Мальчик должен расти в естественных условиях среди животных». И эта, пожалуй, самая большая любовь в жизни Леннона была взаимна, маленький Шон непостижимым образом угадывал настроение отца, и, когда тот грустил, всегда несмело появлялся на пороге его кабинета.
Казалось, семейное счастье Леннонов абсолютно. Но в жизни, увы, все относительно: 8 декабря 1980 года Джон Леннон был зарегистрирован в полицейских отчетах как 701-й убитый житель Нью-Йорка… Дальнему родственнику Герострата, Дэвиду Чэпмену, который даже листки увольнения подписывал именем Джона, понадобилось пристрелить своего героя у ворот его собственного дома, чтобы ненароком войти в историю… На следующий день Йоко показала Шону первые страницы газет и, с трудом подбирая слова, заговорила о случившемся. Шон плакал, а потом вдруг произнес: «Так папочка теперь часть Бога? Я знаю, когда человек умирает, то становится больше, потому что с этого момента он уже часть всего». Это были слова Джона…
Таковы события, составляющие канву романтической «Баллады о Йоко и Джоне», которая кочует по страницам модных журналов и монографий. Она заставляет сопереживать и умиляться. Но все же это только легенда, голая фабула, красивая сказка, не признающая противоречий. А противоречий в союзе Оно — Леннон хватало с избытком… И с каждым годом тускнеет флер и грубеют коллизии этого давнего романа…
Красивая сказка старается умалчивать тот досадный факт, что абсолютное большинство совместных творений четы Леннонов не представляло интереса ни для кого, кроме разве что их самих. Для обложки своего первого диска-заявки «Два девственника» они, слегка разжиревшие, смело позировали спереди и сзади в чем мать родила. Это эпатировало, но и только. Пение Оно сравнивали с хныканьем ребенка, кроме того, она откровенно тяготела к набившим оскомину шлягерам и в чисто творческом отношении всегда была довеском к гениальности своего супруга, хотя упорно не желала этого признать.
Красивая сказка не слушает свидетельств китаянки Мей Панг, бывшей секретарши Леннонов, которую Йоко, используя в своей тонкой игре, в период охлаждения отношений с Джоном самым прозаическим образом подложила в постель своего супруга, заявив: «Я хочу, чтобы он был с подходящей девочкой — это будет здорово». Но между подопытными возникло незапланированное чувство, после чего хозяйка, спохватившись, выставила Мей из дома и из жизни Леннона вообще…
Фредерик Симэн, доверенное лицо Джона Леннена, характеризует Йоко на редкость кратко: «Ведьма». В своих мемуарах Симэн обвиняет Оно в пренебрежении к собственному мужу: после рождения Шона она отказывала ему даже в интимной близости. Симэн обвиняет Йоко в предательстве Линды и Пола Маккартни, которые, как тени славного прошлого «Битлз», постоянно раздражали ее и которые с ее подачи были сданы японским властям за перевоз марихуаны. Симэн обвиняет Йоко в аморальности: прослышав о чудодейственной диете на основе плаценты человеческого плода, Оно, напуганная приближающейся старостью, после родов распорядилась заморозить ее собственную плаценту и только досадная поломка холодильника помешала ее далеко идущим планам.
Красивая сказка и в грош не ставит многочисленные отзывы о Йоко и Джоне со стороны общих знакомых (чего стоят хотя бы слова Пола: «Кажется, за свою жизнь они перепробовали уже все роли, кроме одной — они не были самими собой»). По их мнению, Оно бесконечно тиранила Джона и цинично использовала некоторую, мягко говоря, психическую неустойчивость Леннона, прогрессировавшую в последние годы.
Красивая сказка предпочитает обходить гробовым молчанием пресловутые аукционы, на которые после смерти Леннона безутешная вдова ничтоже сумняшеся выставляет раз за разом его личные (вплоть до наволочек) вещи. И самой блестящей ее сделкой была продажа рубашки, залитой кровью Джона.
Бог ей судья… Самая знаменитая вдова планеты продолжает успешно стричь купоны с гибели своего супруга и в то же время в знак вечного траура (или вечной боязни открыть свои чувства) вот уже 15 лет не снимает очков с затемненными стеклами…
Роман двух отчаянных скандалистов и индивидуалистов, по идее, должен быть скандален. Неоднозначен. Сложен. Запутан. И какой-нибудь светлой голове когда-нибудь непременно удастся совместить несовместимое — романтическое и горькое — в этой странной истории…
УДО КИР: СКАНДАЛЬНЫЕ ОТБЛЕСКИ ЗВЕЗДЫ
Родившийся в Кельне артист пользуется очень ограниченной популярностью у себя на родине в Германии. Его карьера началась с обучения мастерству оптового продавца слесарных инструментов.
«По своей специальности я проработал целых три года, но 380 марок в месяц — это была слишком малая сумма для того, чтобы удовлетворить мои амбиции. Я был незаконнорожденным, рос без отца, а мать очень хотела, чтобы я, несмотря ни на что, добился в жизни благосостояния», — рассказывает Удо Кир. — «Несколько позже я работал на конвейере у Форда, но с трудом заработанные деньги все равно приходилось экономить. В то же время я довольно часто подменял манекенщиков на показах мужской моды, не будучи, собственно, моделью. И однажды летом мне удалось съездить в Канны».
Сохранились фотографии, где Удо Кир запечатлен в компании с Жаном Маре и многими другими известными в кинематографе личностями на пляже в Каннах, что говорит о признании, по крайней мере, незаурядных внешних данных молодого человека. Сам Удо Кир вспоминает об этом в довольно пренебрежительном тоне: «Какие-то педерасты предлагали мне сфотографироваться вместе с ними».
Поездка в Канны оказала решающее влияние на дальнейшую судьбу девятнадцатилетнего юноши. Он перебирается в Лондон, где посещает актерскую школу, и однажды узнает, что один известный режиссер ищет молодого человека на роль жиголо в своем фильме.
«Это был мой самый первый фильм — «Дорога на Сант-Тропез». Я не имел ни малейшего представления о сюжете, но для меня все это было жутко интересно и ново, и я просто наслаждался новыми чувствами и ощущениями. Камера вызывала у меня прямо-таки мистический страх и почтение. Я должен был выходить из воды с влажными волосами и идти на камеру, мой взгляд метался, как у безумца, и я не видел перед собой ничего, кроме этой проклятой камеры. Однако, посмотрев фильм, критики писали, что в кинематографе появилось новое лицо. И с того момента, когда я впервые ощутил себя артистом, мне уже казалось, что именно им я хотел и должен был быть все время».