Предпочитают цитировать Лимонова, который нагло цитирует меня — он-де был единственным стоящим мужчиной в моей жизни. Я помню, как издатель А. Шаталов, злорадно радуясь моему сегодняшнему разрыву с Лимоновым, всегда возмущался: вы готовы за вашего Лимонова глотку перегрызть! Да, я всегда за моего мужчину, мой мужчина лучший! И с Лимоновым так было. Мой первый муж, за которого я вышла замуж в шестнадцать лет, тоже был тогда, на тот период, лучшим, блестящим мужчиной — чемпион по многоборью, золотая медаль по окончании школы, два института, превосходное знание английского языка и работа свободного переводчика в Торговой палате, деньги, машины. Голос — он пел прекрасно! И из меня он хотел сделать суперстар. В очень большой степени благодаря ему я стала манекенщицей в Америке. Вообще, он в меня вселил понятие моей значимости, того, что я стою, ценна. Другое дело, что я его не любила так, чтобы всеми своими кишками. И променяла на свободу. Которая, правда, длилась недолго, так как его место занял мой второй муж.
Как и написано у меня в романе «Моя борьба», после меня он совершенно помешался на поющих женщинах, и сейчас, кстати, он муж очень популярной в России певицы. Не назову ее имя, чтобы им, беднягам, не портить их образ «новых русских». Этот мой второй муж был полной противоположностью первого. Он поощрял все мои слабости — лень, ничегонеделанье, транжирство. Мы одно время очень шикарно жили. В кредит, разумеется. Он был владельцем ювелирного магазина и имел возможность покупать драгоценности прямо на фабриках, в оптовых магазинах. Так что он задаривал меня ювелирными изделиями. Правда, когда пришел день расплаты с кредиторами, мне пришлось все эти изделия заложить его родственничкам. Потом мой муж стал владеть авторемонтной мастерской — у нас был даже «Бентли»! — но мне это было неинтересно. Я хотела петь, выступать. Он, с одной стороны, очень любил, когда я пела романсы, например «Глаза твои зеленые» — ну, это, видимо, потому, что у него были зеленые глаза, — или когда я играла роль эдакой «фамм фаталь». В то же время мог запросто дать мне по физиономии прямо в ресторане за то, что я, по его мнению, слишком высоко подняла юбку, исполняя эту самую роль! Это все, конечно, комплексы неполноценности так выражаются, несостоятельности, некой ущемленности его «эго». Потому что он был очень избалованным и единственным в семье, заслуживающим любви, ну, и успеха. Тем более в семье еврейской!
У меня был скучный американский муж — продавец страховки. Был и муж французский, и я была мадам Мариньяк. Но этот брак был скорее «документальный», для документов… хотя… Впрочем, не буду обижать Лимонова!
Вот, кстати, уж кто действительно сыграл очень важную роль в моей жизни, так это мой давний, еще с юности, друг Борис Онив (это псевдоним, который мы ему придумали). Он на какой-то период исчез из моей жизни, я все замуж выходила. А когда оказалась на распутье, он, как добрый ангел, появился…
И вот я жила у моего друга Бориса на диванчике — у меня тогда и денег не было совершенно! — читала целыми днями книги и писала стихи. Еженощно мы проводили в беседах по пять часов в окружении книг, каких-то вырезок, статей, журналов, вина и закусок. Бедный его сосед-бельгиец меня ненавидел, видимо. Я очень эмоционально разговариваю, вскрикиваю, гогочу, спорю! Благодаря этим нашим беседам я многое открыла для себя о себе самой. Вообще, в тот период жизни у меня было очень такое богемно-артистическое окружение. Я тогда прочла второй роман Лимонова «Дневник неудачника», который по западным меркам вполне можно охарактеризовать как поэтический роман — там уже давно никто ничего не рифмует, главное, внутренний ритм, «мелодия» текста внутренняя и яркие образы. И стихи Лимонова, сборник «Русское», я тогда читала. И мы просто до драк спорили в нашей компании: кто же лучше, кто современней — Бродский или Лимонов? А вообще, если бы я сама не стала писать стихи, не «заболела» бы этим вирусом «все написать, все сказать», то я бы и с Эдуардом, Эдвардом, как я его называла всегда, никогда бы не познакомилась… Мне кажется, наша пара состоялась тогда, потому что мы были как два одиноких волка, стоящих на краю. Внизу все копошатся, а мы стоим, будто думаем: прыгать к ним или нет. Но все равно знаем — даже если и прыгнем, будем чужаками. Нечто подобное и здесь произошло спустя десять лет. Все равно мы остаемся «аутсайдерами», отдельными, одиночками, какие бы партии и группы мы ни организовывали. «Ты чужой, ты чужой, ты чужак! И тебя надо бить-убивать иль хотя бы шляпу сбивать!..» — писал Эдуард Лимонов еще в начале семидесятых годов. Хотя сегодня Лимонов куда более гибкокомпромиссный.
Я очень верно назвала свой роман о нашей жизни — «Борьба»! У нас была вечная борьба. Да и Лимонов тоже в названии отразил свое отношение — «Укрощение тигра (это я-то?!) в Париже». Но, по правде говоря, мне хотелось не бороться, а вместе быть, заодно, нераздельно. А с Лимоновым это невозможно — все его книги заканчиваются тем, что он один победитель, даже если и неудачник. Он все должен сам, один, по-своему, ни с кем не деля. А его книги — это его жизнь. Потом, он слишком вжился в роль наставника, учителя, мэтра. Как у него там в стихе? «Я работал Христом…» — это в отношениях с женщинами. У него любовь к ярким, сильным женским личностям сочетается с требова-нием от них быть «проститутками», то есть пассивными. Чтобы он, как заплативший клиент, управлял, командовал, лидировал. «Почему из Наташи Медведевой не вышло рок-стар, чего так в свое время хотел Лимонов?» — цитирует Лимонова же Виталий Князев в «Собеседнике».
Да это насмешка просто! Я процитирую другого Лимонова: «Что же это за семья, когда жена уходит на работу в десять вечера?!» («Комсомольская правда»). Я на это тоже могу трагично заявить: что же это за муж, у которого жена должна ходить на работу в десять вечера?! Да и вообще, рок-стар не «выходят», их делают.
Когда я приехала к Лимонову в Парижу у него не было денег, чтобы заплатить за такси, которое подвезло к его дому. Он меня, разумеется, даже не встретил. У него не было денег на сигареты — поэтому он и курить бросил! Чтобы заниматься музыкой, надо хотя бы магнитофон иметь, дабы слушать эту самую музыку. У Лимонова были гантели и пишущая машинка. Все. Ой, забыла — еще у него были белые сапожки, которые ему привезла его бывшая жена Козлова из Италии. Я никаких претензий не имела, так как была «больна» повышенным уважением к Лимонову-писателю. Поэтому я и пошла зарабатывать деньги в кабаре «Распутин». В любом случае это был наиболее быстрый выход из безденежного положения. Это в Советском Союзе всякие ничтожные певцы, группы, ансамбли были прикреплены к филармониям, госмосросконцертам. Это здесь убожества имели сольные концерты и с презрением относились к так называемым «кабацким» музыкантам — людям, которые могут сыграть все, что угодно! Которые могут подыграть, подобрать аккомпанемент в одну минуту! В отличие от всех этих авторов своей музыки. На Западе, чтобы давать сольный концерт своих произведений… надо кроваво попотеть. Либо задаром играть в «андеграундных» подвалах.
Я общалась с очень разными музыкантами во Франции, помимо ночной работы в кабаре. Я бегала в какие-то склады, гаражи, самодельные студии, что-то экспериментировала с зеленоволосыми юношами. Писала песни без конца. Правда, опять же — петь их было негде. Музыку я слушала только через наушники — потому что Лимонов (большой поклонник «Секс Пистолз», ха-ха!) сошел бы с ума, включи я музыку и запой. У него такая странная любовь к музыке — пусть она будет, грохочет, сводит с ума… но где-нибудь там, подальше, чтобы он не слышал. Потому что в музыке он не мэтр, не командир. В музыке вообще никто не хозяин — это она хозяйничает! Ведет! Сводит с ума! Но в сердце женщины всегда живет ее тихая мелодия, ее песня. И я разделяю ее сейчас с тем, кто услышал. «Самая скандальная парочка — Натали Медведева и «коррозист» Боров» — согласно сплетнице В. Сарыкиной из «МК».
Сколько злобной энергии было направлено на то, чтобы наш союз с Сергеем Высокосовым не состоялся! Лимонов пророчил мне смерть и крах! Все ожидали, что мы сопьемся, скуримся, умрем от наркотиков и Бог весть что еще. И уж, конечно, ничего в музыке не сделаем! Но мы сделали!!! И не собираемся умирать! А журналюгам пора бы выучить, как пишется фамилия Борова, да и знать, как, в конце концов, он выглядит, черт побери! «Мегаполис» и «Независимая» печатают фотографии с моих концертов, на которых я с нашим басистом, Игорем Вдовченко, брюнетом с короткими волосами! А подписывают: Н. Медведева и Боров! Вдовченко уже себе майку хочет сделать с надписью «Я НЕ Боров!». За наглую отсебятину по поводу скуки, которую испытывает якобы Высокосов от моей музыки, «лениво ковыряя струны» («Комсомольская правда»), сплетники Резанов и Хорошилова однажды столкнутся с Боровом настоящим. А это совсем не то что Сергей Высокосов!
Мне кажется, что я живу сейчас с мечтой из юности — с невероятно красивым человеком, волшебником, превращающим вокруг себя все в красоту. В такую красоту, что дух захватывает. Страшно.
КУХНЯ ЭРОТИЧЕСКОГО ТЕАТРА
Чего греха таить, с тех пор как Адам окинул Еву осмысленным взглядом, а та стыдливо подняла глаза ему в ответ, человеческое тело стало предметом самого рьяного культа. Мускулистое мужское или гибкое женское, подтянутое тренажерами или подернутое жирком, иссиня-смуглое или синюшнобледное, с торчащими ключицами или с гармошкой дряблых складок, классически правильное или по-современному угловатое — неважно, оно все равно кого-нибудь да пленит, да взволнует, да вдохновит.
Славься, человеческое тело! Царствуй, муза Эротика!
Лейся, упоительная песня!
Что нам скорби земные? Зачитаем до дыр «Плейбой», прокрутим парочку волнующих видеокассет, отлежим бока на нудистском пляже — и ноги сами пустятся в пляс. Хотя, верю, при виде пикантного шоу Алеся Эротича «STEEL ORGAZM» крылья у вас за спиной вырастут еще быстрее.
«Ну-ка, ну-ка! — приоткроет мутный глаз «новый русский». — Че