В мае 1803 года Сюркуф впервые встретился с первым консулом Бонапартом после разрыва англичанами Амьенского мира. Сюркуфу было предложено звание капитана первого ранга и командование морскими силами в Бенгальском заливе с обязательным подчинением адмиралу. Корсар поблагодарил за честь и отказался. Бонапарт расхаживал по кабинету, заложив руки за спину, и с любопытством рассматривал громадного Сюркуфа:
– Господин Сюркуф, вы лучше других знаете, как вести морскую войну. Каково ваше мнение по этому поводу?
Из разговора видно, что Сюркуф знал свое дело и умел делать обобщения.
Сюркуф. Вы требуете от меня, генерал, серьезного ответа. Ллойд[12] позволяет мне вынести свое суждение – Англия с 1795 по 1797 год потеряла на 180 судов больше, чем мы. Я считаю, что после разгрома наших эскадр только корсары склонили чашу весов в нашу пользу. За последние шесть лет добыча англичан росла в прежней пропорции, а мы стали добывать втрое больше. Посчитайте, во что обошлось Англии французское корсарство, и вы поймете, что корсары отомстили за поражение при Абукире.
Бонапарт. Какое же заключение вы делаете из этих фактов?
Сюркуф. Выпади мне честь стать во главе правительства Франции, я оставил бы линейные суда в портах, избегая столкновений с британскими флотами и эскадрами, а выпустил бы в море множество фрегатов и легких кораблей, которые быстро покончили бы с английской морской торговлей. Англия живет лишь своей торговлей, и именно здесь ее уязвимое место.
Бонапарт. Вы сообщили мне серьезные вещи. Наверное, вы правы, поскольку цифры подтверждают ваш тезис. Но я не могу пойти на уничтожение военного флота Франции. Продолжайте служить родине, как вы делали это до сих пор.
Возможно, Сюркуф подправил слова своего собеседника и сделал их более лестными для себя, но сейчас их диалог приобрел новый исторический резонанс. «Англия живет лишь своей торговлей». Поставила бы на колени Англию еще более жестокая и кровопролитная война корсаров? Конечно нет. А континентальная блокада – другая мысль, родившаяся (почему бы и нет?) из этой беседы корсара и завоевателя, – тоже не дала результатов.
Карьера Сюркуфа не окончилась в этот приезд во Францию в 1803 году. Он стал арматором в Сен-Мало, вместе с тестем построил суда «Каролин», «Нувель-Конфьянс», «Марсуэн», «Наполеон», которые охотились за англичанами в европейских и азиатских морях и множили его состояние. Оно по тем временам считалось огромным. «Но деньги не приносят счастья». Сюркуф их любил, но одних денег ему было мало.
В феврале 1807 года арматор присутствует на спуске судна «Ревенан» («Призрак»), построенного по его чертежам. Фигура на носу изображает человека, который выбирается из могилы и распахивает саван. Название корабля и фигура, символизирующая самого Сюркуфа, означают, что корсар возвращается в Индийский океан, где он уже блистал ранее. И снова опытнейший корсар, хотя ему всего лишь тридцать пять лет, сеет ужас на водных просторах. В конце 1807 года ему пришлось снять со своего судна и перевести на борт захваченных судов столько моряков, что у него почти не осталось команды. Он вынужден закончить плавание и вернуться в Порт-Луи.
– Чувствую потребность в отдыхе. Хочу вернуться во Францию.
Ясно, что отношения с местными властями не наладились.
– Вы должны, – заявляет губернатор, – оставить здесь «Ревенан». Он нужен нам для защиты острова.
– Будь по-вашему.
Корсар возвращается на фрегате. В последний момент новое требование:
– У нас имеется пятьдесят семь португальцев, офицеров и гражданских лиц. Вы возьмете их на борт и отвезете на родину.
– Фрегат будет перегружен. В случае нежелательной встречи пассажиры свяжут действия команды.
– Считайте, что получили приказ представителя власти.
Сюркуф не спорит, сажает португальцев на судно. И пересаживает на лоцманское суденышко через четверть часа после отплытия. Губернатор Порт-Луи едва успевает послать ему последнее сообщение: «Недопустимое неповиновение. Я наложу арест на ваше имущество». Речь идет об имуществе и владениях Сюркуфа на острове. Корсар-арматор имеет во Франции достаточно денег, чтобы жить в довольстве до конца своих дней, а содержимое сундуков, привезенных им из последнего похода, поражает воображение жителей Сен-Мало.
– Это не причина, чтобы грабить меня. Поеду в Париж и потребую аудиенции у адмирала Декре.
Декре, министр военно-морских сил, не считал себя вправе решать вопрос, относящийся к налоговому ведомству.
– Я попрошу, чтобы император принял вас.
Император принял Сюркуфа с той же сердечностью, как когда-то принимал, будучи первым консулом.
– Я был счастлив, что он меня поздравил с победами, но я ждал момента пожаловаться на действия губернатора Декана.
В конце концов возможность представилась, и Сюркуф вначале сказал о реквизиции «Ревенана». Наполеон иногда задавал вопросы, слушая с необычайным вниманием. Такое его поведение всегда подавляло собеседника.
– Капитан, – сказал император, – я разделяю ваши горести, но интересы колонии требовали данной реквизиции. Декан не превысил своих полномочий, тем более что оплатил расходы по вооружению.
Тогда Сюркуф сообщил об аресте, наложенном на его имущество. Наполеон повернулся к Декре:
– Подготовьте доклад по этому делу. Я желаю воздать должное человеку, который столь много сделал для славы Франции в Индийском океане.
Корсар поклонился и собрался было удалиться.
– Господин Сюркуф, я хочу засвидетельствовать вам мое уважение и посвящаю вас в кавалеры ордена Почетного легиона.
Это отличие, установленное всего четыре года назад, имело блеск новизны и сопровождалось денежным содержанием. Поистине смелым улыбается судьба – хотя от славы до позора один шаг. Но Сюркуфу судьба улыбалась до конца его дней. Он стал бароном империи, имел двух сыновей, трех дочерей, создал флот удачливых корсарских судов, пополнявших его сундуки. Когда Наполеон совершил побег с острова Эльба и вернулся в Тюильри, одно из первых полученных им писем было подписано Сюркуфом: «Сир, моя рука и шпага принадлежат Вам». Экс-корсара назначают начальником военного отряда численностью 4 тысячи человек.
После Реставрации он по-прежнему остается столь же богатым арматором, даже верность Наполеону не повредила ему.
В декабре 1826 года ему становится дурно на верфи, где он наблюдает за строительством нового трехмачтовика. Ему пятьдесят три года, но Сюркуф слишком тучен. Через полгода корсар умер в своем замке Рианкур, поблизости от Сен-Мало. Его отвезли к месту последнего упокоения на затянутом черным крепом судне, которое эскортировали пятьдесят шлюпок.
Французы окончательно проиграли битву за Индийский океан еще до смерти Сюркуфа. С 1815 года англичане, закрепившись на полуострове Индостан, обосновываются на Цейлоне, в Кейптауне, Малайе, Сингапуре и даже на острове Иль-де-Франс, который они отняли у Франции в 1810 году и переименовали в Маврикий. На границе Индийского и Тихого океанов происходит колонизация Австралии, которую присоединил к Англии Кук (1770). Все это способствует установлению британской гегемонии на море, продлившейся более века.
«Завоевание Индии было уникальным и значительным событием в истории океанов, – писал Огюст Туссен. – Впервые европейская нация покорила великое азиатское государство, символ восточного величия и мощи». Англия немало гордилась этим подвигом, поставившим под ее власть миллионы и миллионы людей. Именно в Индии Киплинг приступил к грандиозной эпопее возвеличивания британского империализма.
А необходимость контролировать путь в Индию была для английской нации мощнейшим побудительным стимулом.
Сотни лет проходят перед нами, когда мы говорим о «великом часе» океанов. Над Индийским океаном слышен грохот пушек военных и корсарских кораблей, а на юге его действуют пираты, то объединяясь между собой, то ведя друг с другом беспощадную войну.
Глава третьяРеспублика пиратов
Среди документов, изучением которых в 1701 году занимался Королевский совет, был меморандум «о том, как отобрать у голландцев Кейптаун и Батавию», другими словами, перекрыть им путь в Индию. Для достижения этой цели автор предлагал Франции объединиться с арабскими султанами северного побережья Индийского океана, а также с пиратским государством на Мадагаскаре. Людовик XIV пожал плечами:
– Арабы – враги христиан. А разбойникам доверять нельзя.
Французские короли знали о разбойниках не понаслышке, поскольку часто с ними сталкивались. Задолго до начала XVIII века многочисленные французские пираты бороздили «проклятый треугольник» (проклятый для честных торговцев) Индийского океана: он образован побережьем Восточной Африки, Аравии и Индии, в основании его лежит прямая линия, соединяющая остров Мадагаскар и южную оконечность полуострова Индостан. Васко да Гама обогнул мыс Доброй Надежды в 1498 году. В 1508 году одно из судов экспедиции Тристана да Куньи, который едва ли не первым из португальских мореплавателей шел по проложенному Васко да Гамой пути, было захвачено французскими пиратами в Мозамбикском проливе; в 1530 году некий капитан Будар из Ла-Рошели был повешен в Мозамбике за то, что ограбил несколько португальских каравелл. И сто лет спустя французы сеяли страх в Индийском океане – их боялись больше всего. К 80-м годам семнадцатого столетия ряды пиратов пополнились флибустьерами с Антильских островов, где по разным причинам жизнь, по мнению многих авантюристов, потеряла свою привлекательность. К «береговым братьям» с острова Тортуги присоединяются английские флибустьеры с Ямайки. Пиратство в Индийском океане становится международным и усиливается по простой причине: захват судов Ост-Индских компаний приносит не меньшую выгоду, чем в свое время пленение испанских талионов в Карибском море. Используя летний муссон, суда из Европы везут оружие, инструменты, одежду, деньги; на обратном пути, когда дует зимний муссон, суда