Укрытий для солдат, шедших на приступ крепости, не оказалось. Палатки остались на борту кораблей, их вместе с припасами предполагалось доставить на землю после высадки десанта.
Дождь не прекращался. Под ногами пехотинцев земля превратилась в грязь и топь. Глазам испанских военачальников, оставшихся на судах, открылась невероятная картина: наступление пехоты сорвал дождь. Корабли ничем не могли помочь десанту – ни послать подкрепление, ни выгрузить палатки: буря возобновилась с новой силой.
Буря и ливень продолжались всю ночь. Утром атакующее войско превратилось в сборище замерзших и деморализованных людей, тонущих в грязи. Но хуже всего было то, что порох подмок и превратился в кашу. Огнестрельное оружие вышло из строя.
Евнух Гассан, не покидавший дозорной башни крепости, решил, что наступил момент контратаки. Его люди сохранили порох сухим. Высадившаяся пехота была отброшена к морю и пережила страшные часы. Буря стихала, и Андреа Дориа маневрировал судами, пытаясь подогнать их ближе к берегу и спустить шлюпки. Обессилевшие солдаты под натиском арабов прыгали в море, чтобы добраться до шлюпок. Многие утонули, погибли или попали в плен. Борьбу продолжали отдельные горстки христиан – они мечами прикрывали отход войска. То были мальтийские рыцари. Они спасли честь оружия.
2 ноября, когда побежденный флот, так и не вступив в бой, взял курс на Испанию, буря возобновилась, словно стихии решили довершить дело. Буря разметала армаду, многие испанские корабли выбросило на берег, а матросы и солдаты попали в плен. Остальные суда потратили на обратную дорогу в Испанию целых три недели, ибо шторм не стихал. Такого разгула стихий на Средиземном море не видели давно и еще долго не увидят. Из 12 000 солдат 8000 бесследно исчезло. На алжирскую каторгу попало столько пленных рабов, что цена на этот товар упала. За раба давали буквально луковицу.
16 сентября 1543 года тулонцы с удивлением ознакомились с воззванием короля Франциска I: жители Тулона должны были под страхом смерти через повешение покинуть город, где разместится армия и флот сеньора Хайр-ад-дина Барбароссы, главного адмирала Сулеймана Великолепного. Приказ был следствием новой политики Франциска I. Он решил заключить союз с турками, и его решение бурно обсуждалось в христианском мире.
Многие французы считали кощунственным подобный ход высокой политики, но, по мысли короля, это обеспечивало ему преимущество в борьбе с Карлом V. Барбаросса плыл из Африки, с тем чтобы теперь с французских берегов проводить набеги на Испанию. Тулонцы уже знали, что по приказу свыше его с триумфом принимали в Марселе. В этом порту спустили флаг французского адмирала, на котором была изображена Святая Дева, а вместо него подняли флаг Барбароссы с полумесяцем. Марсельцы плакали от стыда, а тулонцам было и того горше. Они не забыли, что двенадцатью годами ранее флот Барбароссы бросил якорь в заливе Каркеранн, в двух лье к востоку от города, и его войска разграбили и сожгли поселения Ла-Гард и Ла-Валетт. Но можно ли ослушаться королевского указа? Тулонские власти (консулы) писали в Париж: «Уход жителей из города равносилен его смерти. Чтобы разместить турок, достаточно вывести женщин, детей и стариков. Останутся главы семей, ремесленники, торговцы и полиция для поддержания порядка».
Барбаросса прибыл с флотом из двухсот судов, в том числе ста десяти галер, и провел в Тулоне шесть месяцев. Некоторые историки, в частности Мишле и Анри Мартен, писали, что его пребывание в Тулоне оказалось для жителей кошмаром. Изучение тулонских архивов убедило меня, что описания чинимых насилий сильно преувеличены. Моряки и солдаты Барбароссы немного грабили, но не причиняли зла девушкам и юношам и никого не увезли в рабство. Их предводитель стремился к популярности. Причину такого благожелательного отношения найти несложно: за несколько дней до появления в Марселе Барбаросса, которому исполнилось уже семьдесят лет, захватил Реджо-ди-Калабрия и взял в жены восемнадцатилетнюю красавицу донну Марию.
Согласно статьям договора между Франциском I и Сулейманом, Барбаросса изредка посылал в море эскадру против испанцев, но делал это без особого рвения, предпочитая удовольствия медового месяца грому сражений. В конце концов Франциск I счел, что сей союзник малоэффективен, но обходится дорого, и добился от Сулеймана отзыва адмирала. Тот потребовал за свой уход значительную сумму денег.
Старый лев устал от битв, и хозяин отпустил его на покой. После возвращения в Константинополь Барбаросса безбедно прожил еще три года и умер в 1546 году, успев построить великолепную мечеть и монументальный мавзолей для себя. И еще долгое время турецкие моряки, когда их суда выходили из бухты Золотой Рог, обращали лица к его усыпальнице и возносили молитву самому великому из своих адмиралов. И ныне Хайр-ад-дин (но не Барбаросса!) – герой ислама.
…В первые месяцы 1565 года из донесений своих шпионов руководители мальтийских рыцарей узнали, что мусульмане готовят нападение на остров-крепость.
Мальтийский орден существует поныне. Во главе его стоит Великий магистр. Орден состоит из рыцарей, давших религиозные обеты, рыцарей-послушников и светских лиц – всего около 7000 членов. У него крупные земельные владения, и до сих пор он имеет дипломатических представителей в тридцати странах. Его основная деятельность сейчас заключается в благотворительности: несколько больниц и сотня санитарных самолетов.
Долгое время военные дела считались важнее дел святых, но теперь Мальтийский орден в какой-то мере вернулся к прежней благотворительной деятельности, когда госпитальеры ордена Святого Иоанна лечили больных и с оружием в руках защищали паломников в Святой земле во время Крестовых походов. Мы помним, что необходимость такой военной защиты все более и более склоняла членов религиозного ордена к военным занятиям. Будучи изгнанными из Иерусалима, рыцари захватили Родос (1308 год), где оставались больше двухсот лет. В 1522 году турки отобрали у них Родос, и они нашли приют в Чивитавеккья и Витербо, потом в Ницце и наконец на Мальте и в Триполи занимали превосходное стратегическое положение, и императору хотелось разместить там преданных людей, доказавших свою военную доблесть. Расчет оказался верен.
Рыцари возвели в Триполи и особенно на Мальте фортификационные сооружения, едва ли не лучшие в ту эпоху (ныне это редкие по красоте архитектурные памятники). Мальтийские галеры были самыми большими и мощными; их красили в ярко-красный цвет, и только галера адмирала была черной.
В 1565 году, когда на Мальту поступили сведения о том, что мусульмане готовятся к войне, Великим магистром ордена был француз Жан Паризо де Ла Валетт, прославившийся во всех битвах, происходивших в Средиземноморье за минувшие сорок лет. «Наш лучший воин», – говорили рыцари, избравшие его главой ордена в 1557 году. Все считали, что преклонный возраст нисколько не сказался на его мужестве, дальновидности и решительности.
При своем избрании Ла Валетт поклялся бороться с пораженческими настроениями, охватившими орден после потери Триполи в 1551 году. Триполи был захвачен помощником Барбароссы, ставшим его преемником. Ла Валетт хорошо знал его и охотно рассказывал о нем:
– Драгут во многом похож на Хайр-ад-дина. Исключительно храбр и не боится никакого риска. Его имя со временем будет столь же известно, как и имя главного адмирала.
В этом Ла Валетт ошибся. Драгут не столь известен, как Барбаросса, поскольку, несмотря на личные подвиги, равные делам его предшественника, он познал горечь поражения.
– Это один из немногих адмиралов турецкого флота – мусульман по рождению, – добавлял Ла Валетт. – Хайр-ад-дин сразу приметил талантливого сына анатолийского крестьянина.
Остановимся на карьере Драгута. Как только Барбаросса узнает о первых подвигах молодого пирата, он призывает его в Алжир, расспрашивает, несколько недель наблюдает за ним.
– Будешь командовать двенадцатью галерами.
Драгут оправдывает доверие, опустошая каждое лето побережье Сицилии и Неаполь; его галеры не пропускают ни одного судна, идущего из Испании в Италию. Его успехи таковы, что Карл V отдает Дориа приказ: «Сделать все, чтобы избавить море от этого бедствия!» Дориа поручает эту миссию своему племяннику Джьянеттино Дориа, и счастливая звезда Драгута меркнет: он захвачен врасплох на корсиканском берегу во время дележа добычи, попадает в плен и становится гребцом на галере Андреа Дориа. Так проходят четыре года.
– Там я его видел в третий или четвертый раз, – рассказывал Ла Валетт. – В прежние наши встречи пленником был я, поскольку целый год сидел гребцом на галере Хайр-ад-дина. Однажды в 1544 году я посетил галеру Андреа Дориа и увидел Драгута, прикованного к скамье гребцов. Я узнал его, подошел к нему. Он меня тоже узнал. Я сказал ему: «Вот и вы на этой скамье, сеньор Драгут. Таковы превратности войны». Он посмотрел мне в лицо и ответил: «Да, фортуна отвернулась от меня». Я не мог не восхищаться этим гордым и умным человеком, прикованным к скамье среди прочих несчастных. Я спросил Андреа Дориа, нет ли возможности освободить Драгута за выкуп. В то время ходили слухи о возможном перемирии между императором и султаном.
Перемирие облегчило переговоры, и Драгута освободили за выкуп в три тысячи крон. Редко христианству приходилось заключать столь невыгодную сделку. Перемирие заключили лишь на словах, а война продолжалась под знаменем пиратства. Драгут получил свободу в то время, когда ушел на покой Барбаросса. Его назначили командующим эскадрами Западного Средиземноморья, и турки, как и прежде, воцарились на море, наводя ужас на христиан.
– Нам нужна более надежная база, чем Алжир на Магрибском побережье, – заявил Драгут. – Почему бы не выбрать Джербу?
Джерба, плодородный остров у тунисского берега (сегодня через пролив переброшен мост), лежит в южной части залива Габес.
– Джерба, – сказал Драгуту один из его помощников, – уже двести лет принадлежит семье Дориа и находится не так далеко от Мальты. Рыцари придут на помощь.