1914 год. Офицеру Королевского флота Генри Эрнесту Шеклтону исполнилось сорок лет. Мы видели, как этот ирландец в 1909 году с тремя товарищами тащил нарты через горы, стремясь к полюсу. Они вышли на плато и были в 180 километрах от полюса, но из-за недостатка провизии им пришлось повернуть обратно. Как забыть такую неудачу, как смириться с ней? Когда я смотрю на лежащую передо мной фотографию, то понимаю, что моряк Шеклтон – сколько же было моряков среди полярных исследователей! – не смирился с поражением. На нем плотная куртка, стиснутые в кулак руки прижаты к бедрам, у него сосредоточенный и решительный вид; он чем-то напоминает мне Табарли.
Посмотрите на карту южных полярных областей. В Антарктическом континенте есть как бы две выемки – море Росса и море Уэдделла. Они не соединяются, их разделяют полторы тысячи километров суши. На современной карте белых пятен нет, а в начале века географы даже думали, что эти моря сообщаются.
– Может, южного континента и не существует, а есть два обширных ледовых пространства – одно у южной оконечности Америки, другое – к югу от Австралии.
Так говорил Отто Норденшёльд, племянник Эрика Норденшёльда, после путешествия 1902–1903 годов. Это заявление оказалось решающим для немецкого исследователя доктора Фильхнера, который решил проверить предположение Норденшёльда в конце 1912 года на судне «Дойчланд».
– Я высажусь в самой удаленной от океана точке моря Уэдделла, а «Дойчланд» заберет меня в море Росса. Вряд ли расстояние между ними велико.
«Дойчланд» был остановлен льдами в море Уэдделла, вмерз во льды, совершил дрейф к северу и освободился из ледяной западни только в декабре 1912 года. Неудача.
Шеклтон следил за попыткой со стороны. Как и Фильхнер, он не верил, что моря сообщаются, но считал: моря лежат близко друг от друга:
– Попробую пройти от одного до другого, но с заходом на полюс.
Он взялся за переоборудование и снаряжение прочного парусно-парового судна «Эндьюренс». По его планам, другой парусник – «Аврора» (который привез в Австралию экспедицию Моусона) – должен был ждать его в море Росса после успешного пересечения Антарктиды.
В конце июля 1914 года Шеклтон находился в Лондоне и наблюдал за последними приготовлениями «Эндьюренса». Как и все, читал газеты. 4 августа Великобритания объявила Германию своим врагом. Шеклтон понял, что об экспедиции не может быть и речи, ведь мир стоит на пороге войны. Он явился в Адмиралтейство за назначением на военный корабль. Через сутки секретарь первого лорда Адмиралтейства сообщил ему:
– Вместо участия в боях, вы окажете Великобритании большую услугу, сделав открытие, о котором мечтаете. Вам поручается особое задание.
Конец января 1915 года. Разгар летнего полярного дня над морем Уэдделла. Все паруса подобраны, трехмачтовик застыл во льдах. Он немного накренился среди замерзших ледяных волн, покрытых снегом. В двухстах шагах от судна на более или менее плоской площадке две команды в унтах с радостными воплями гоняют футбольный мяч.
«Эндьюренс» вмерз во льды 18 января 1915 года. Это слишком рано для южного полярного лета, но в холодных морях нет абсолютных климатических законов. Теперь судно медленно дрейфует в нужном юго-западном направлении. Скоро оно достигнет 77° южной широты. На борту царит воодушевление.
В то же время к шельфовому леднику Росса подходит «Аврора». Она высаживает десять человек, в задачу которых входит устройство складов продовольствия для Шеклтона, идущего со стороны полюса. Скажем сразу, участь членов этой группы печальна: один человек умер от цинги, двое утонули, а остальные попали на Новую Зеландию лишь в 1916 году. Но вернемся на «Эндьюренс».
Зимовка в разгар лета проходит нормально, поскольку у полярных исследователей накопился большой опыт и они располагают отличным оборудованием. Все эти обстоятельства вселяют оптимизм в сердца полярников. Шеклтон – образцовый руководитель на корабле, и его любит и уважает вся команда. Март, апрель, май, июнь. Наступает полярная ночь. Кончились футбольные матчи, походы, началась настоящая зимовка. Она проходит успешно. Все надеются, что весной, в октябре, судно вырвется из ледовых оков.
В конце сентября Шеклтон с тревогой замечает, что «Эндьюренс» вместе со льдами начинает дрейфовать к северу. А льды содрогаются и ревут, словно пробуждающийся великан. Глубины океана в полярном районе достигают 3–5 тысяч метров. Моряки «Эндьюренса» слышат глухие удары сталкивающихся льдин, похожие на пушечную канонаду, затем угрожающе трещит корпус судна. Все пустые разговоры прекращаются. Члены команды молоды, но кто из моряков не слышал о «Жаннетте» Делонга, раздавленной льдами и погребенной в Арктике тридцать шесть лет тому назад?
Сильное впечатление оставляет последняя фотография тонущего судна – «Эндьюренс» раздавлен льдами. Судно, потерявшее свой гордый вид, погружается в снега. Под снегом – лед, а подо льдом – океан. Течь от ударов льдин открылась 25 октября, а 28 октября судно затонуло в точке с координатами 69° южной широты и 51°30´ западной долготы. Двадцать восемь моряков едва успели выгрузить на лед съестные припасы, собак и часть оборудования, в том числе шлюпки. Жить можно и в палатках.
Моряки еще не пали духом: «Мы дрейфуем к северу, а значит, к лету, к долгим дням. На шлюпках мы доберемся до обитаемой земли, или нас подберут китобои. Их часто можно встретить в этих широтах». Продолжаются научные наблюдения.
Льды дрейфуют к северу, и все считают это хорошим знаком. Но вскоре начались подвижки льдов. Ледяные поля громоздятся друг на друга. Долее оставаться на них опасно, и Шеклтон принимает решение:
– В трехстах километрах отсюда лежит островок Поле. Какая-никакая, все же суша. Пойдем на шлюпках.
Вначале шлюпки пришлось тащить по льду, поскольку чистой воды не было. Наконец море очистилось. Вперед! Шеклтон находился на 63° южной широты.
Шеклтон решил, что они могут пройти дальше к северу от острова Поле. 15 апреля мини-флотилия добралась до острова Мордвинова (Элефант). Этот клочок суши из группы Южных Шетландских островов расположен на северо-востоке архипелага. Мрачное место без признаков растительности – сплошной лед на бесплодной скале. Единственным положительным обстоятельством было сознание, что лед под ногами не растрескается. Но на сколько времени хватит продуктов? На этой широте и в этот сезон продолжительность дня и ночи примерно равны, но светлое время становится все короче, близится зима, продовольствия мало, а надеяться не на что. Даже если британское правительство – а в военное время у него забот по горло – пошлет спасательную экспедицию, кому придет в голову искать потерпевших кораблекрушение на затерянной среди льдов скале необитаемого острова? Поиски начнутся в бухтах моря Уэдделла, а тем временем…
– Оставаться здесь нельзя, – сказал Шеклтон. – Ближайшая обитаемая земля лежит в восьмистах милях к северо-западу. Это Южная Георгия. Там почти всегда зимуют китобои. Но всем вместе нам не уйти: слишком малы шлюпки. Несколько человек отправятся со мной на вельботе, а за остальными мы вернемся на китобойце.
Южная Георгия – еще одна безжизненная скала. Климат там столь же суров, как и на острове Мордвинова. Высочайшая вершина вздымается на 2840 метров над уровнем моря. В горах множество ледников. Моряки «Эндьюренса» бросают взгляд в направлении, указанном Шеклтоном. Они смотрят на обледеневшие берега, о которые разбиваются гигантские серые волны. Острова разделяет расстояние в 800 миль, то есть почти полторы тысячи километров.
– Не так уж много!
Преодолеть такое расстояние на самолете – сущие пустяки. Современное судно даже в плохую погоду пройдет 800 миль без особых трудностей. Мне же хочется рассказать об условиях последнего истинно океанского приключения.
Из четырех шлюпок «Эндьюренса» три слишком малы для столь долгого плавания. Пригоден только беспалубный вельбот – 6,7 метра в длину, две небольшие мачты, два паруса. В полной тишине Шеклтон выбирает пять человек, которые пойдут вместе с ним. Стоит ли им завидовать? Они уходят первыми, но дойдут ли до цели? А если не дойдут, какова будет участь остальных? Об этом лучше не думать.
В вельбот грузится провизия, пресная вода (растопленный снег). Шеклтон берет карту, секстант, часы, компас, лаг. Вельбот покачивается на волнах в крохотной бухте, которая более или менее защищена от бурного моря. Ждать затишья? Сколько времени?
– По местам! До скорого.
Вельбот на веслах огибает мыс, затем на мачтах поднимаются паруса. Оставшиеся на берегу машут вслед уходящему суденышку.
Поль-Эмиль Виктор писал: «Невероятный подвиг». И когда вчитываешься в повествование об этом плавании, понимаешь, что Виктор прав. В молодости автор с несколькими друзьями терпел бедствие на вельботе (сломалась мачта) у банки Анфар в бухте Сены, прямо перед Гавром. В шторм банка считается гиблым местом. Я далек от мысли сравнивать наше положение с положением экипажа Шеклтона, который боролся с разъяренным морем Антарктиды. Просто мы были в таком же вельботе, и экстраполировать события не представляет особой трудности.
Вельбот – устойчивое морское судно с превосходными мореходными качествами. Двухпарусное суденышко Шеклтона взбирается по откосам водных громадин, от вида которых человека, далекого от моря, охватывает ужас; когда оно оказывается на гребне волны, его днище наполовину обнажается, и кажется, что вельбот вот-вот опрокинется. Но нет, корма оседает, вельбот садится на волну и скользит вниз, словно по ледяной горке. И вновь взбирается вверх. Вельбот с легкостью минует рифы – либо увлекаемый водоворотами, либо проходя над ними на гребне волны. Через некоторое время люди, сидящие в вельботе, не то чтобы успокаиваются, а просто начинают понимать, что у них есть возможность выдержать любые невзгоды.
Но на вельботе нет палубы. Водяные брызги – а то и весь гребень волны – обрушиваются внутрь, и через час все промокают насквозь. Кроме того, в течение всего путешествия, и днем и ночью, надо вычерпывать воду. Провизия подмокла – продрогшие люди едят пропитавшуюся морской водой пищу. Есть и пить на этих качелях над бездной неприятно, а отправление естественных нужд ставит моряков просто в опасное положение – друзьям приходится крепко держать вас, чтобы вы не выпали за борт. На звания никто внимания не обращает: «Давайте, капитан. Я держу вас». Тогда авторитет не страдал во время путешествий, а уж условности и вовсе забыты.