В середине дня появилась чайка, покружила и спланировала на угол плота.
Во время Второй мировой войны многие моряки с погибших кораблей, оказавшиеся в море в спасательных жилетах, с ужасом смотрели, как к ним подлетают чайки. Грациозная чайка не враждебна человеку, ее можно даже приручить. Но чайка – птица хищная и в открытом море безжалостна, ибо ищет себе пропитание. Моряков в море видно издалека из-за оранжевых жилетов. Это свежая и обильная пища. Если они мертвы, нет ничего проще, чем исклевать их. Но если они еще живы, двигаются и кричат, на них лучше всего нападать, целясь в глаза. Никакой опыт не приобретается так быстро, как опыт добывания пищи. Таков инстинкт выживания. Многих погибших в боях на море вылавливали исклеванными, у них были пустые глазницы и изъеденные лица. На них было страшно смотреть.
Чайка, которая уселась на плот 19 ноября 1942 года, не напугала четырех оставшихся моряков «Джуно». Они ведь были не в воде. Они не только не боялись ее, но и задумали съесть.
Птица внимательно разглядывала двух человек, которые медленно приближались к ней. Их рты были раскрыты, они буквально исходили слюной и были наделены какой-то дикарской ловкостью. Внезапно оба рванулись вперед, схватили чайку – комок перьев отбивался и кричал. Они тоже вопили от возбуждения, руки их дрожали, дрожали так, что птица сумела вырваться. Эта парочка разразилась жуткой руганью, а двое других поносили неловких охотников: с их уст срывались самые страшные богохульства и проклятия. Они ругались, размахивая руками и плача от досады.
Чайка покружила над волнами и вновь села на плот. По-видимому, она обессилела или была ранена, но моряки не задавали себе лишних вопросов. Они снова медленно поползли к ней на карачках. На этот раз, поймав, уже не выпустили. «Мы свернули ей шею и съели ее. Каждому досталось немного, но это была еда».
В истории морских путешествий много примеров, когда попавшие в беду люди проявляли невероятную изобретательность, ловя рыбу. Хейнс не объяснил, почему он и его товарищи не предприняли такой попытки. Правда, они надеялись на скорое спасение, а может, опасались привлечь внимание акул, занимаясь рыбной ловлей.
В тот же день, 19 ноября, после того как они съели чайку, еще один самолет пролетел на небольшой высоте, сбросив надувную лодку. Но та упала далеко – между лодкой и людьми плавали акулы.
Однако, когда наступила ночь, четверо моряков, несмотря на страх перед хищницами, спустились в воду, держась за плот. Один из них утонул. А может, его незаметно схватила акула? Это уже было не важно. Остались трое: Хейнс, матрос, которого он называл мексиканцем, и еще один, безымянный. На нем не было никакой одежды. Когда занялся день, он уставился в море:
– Меньше чем в миле отсюда большой белый корабль-госпиталь. Надо бросить плот и плыть к нему.
Его слова были столь убедительными, что Хейнс и мексиканец заколебались. Потом Хейнс взял себя в руки:
– Знаю только одно: все, кто покинул плот, мертвы. Если мы окажемся в воде, то умрем.
Но матрос продолжал твердить о корабле-госпитале. Когда опустилась холодная ночь, голый матрос потребовал от Хейнса отдать ему свою одежду. Хейнс не скрывает, что отказал ему: «Не было никакого смысла». У голого матроса опять начались галлюцинации, те же, что и у погибших в ночь с 17 на 18 ноября: «Джуно» в море, сразу под плотом, до него можно добраться, взять все необходимое и т. п.
При свете луны на плоту началась странная борьба. Хейнс и мексиканец пытались удержать бредящего человека, но они слишком слабы, а силы безумца удесятерились. И вот он вырывается, бросается в воду и плывет прочь. «Мы увидели, что в черной воде кишели акулы. Он отбивался от них, колотил их кулаками».
Одно из правил, предписанных купальщикам калифорнийского побережья, гласит: «Если приближается акула, нанесите ей удар по морде тяжелым предметом. Не пользоваться кулаками! Соприкосновение с шероховатой кожей акулы только нанесет вред вам и вызовет кровотечение». Кожа акулы покрыта пластинчатой чешуей от морды до хвоста и похожа на терку. Эта чешуя имеет выступающие острые края. Удар хвостом крупной акулы столь же опасен, как удар дубинкой. Что касается зубов (а их несколько рядов), они остры как иглы.
Вряд ли купальщики, оказавшись в опасной ситуации, имеют в своем распоряжении «тяжелый предмет» для обороны. Таковым не располагал и несчастный, прыгнувший с плота. В лунном свете моряки, оставшиеся на плоту, увидели омерзительную сутолоку черных спин и белых животов. Послышался крик – и все.
21 ноября. Два человека на плоту. «Я думал, шли седьмые сутки, на самом деле уже пошли девятые. Мы часами говорили о том, что с нами случилось. Помню, что подарил мексиканцу свой нож». После спасения к Хейнсу вернулась память, и воспоминания обрели четкость. Он рассказал о своих переживаниях. Но в тот девятый день он ощущал голод и жажду, мучительную жажду; дневная жара и ночной холод, трагическое одиночество в море помутили его разум и разум его товарища. Два человека сидели на разных концах плота, болтали ногами в воде, надеясь, что таким образом отгоняют акул. К счастью, ужасные хищники в этот день не появились. «Ночью мне показалось, что мы заснули тревожным сном».
Хейнс проснулся от стонов мексиканца:
– Кто-то резанул меня ножом по ноге!
– Да кто? Здесь только ты и я. Свой нож я тебе отдал вчера. Ты не мог сам порезаться?
– Мне больно. Отведи меня к врачу.
«В бреду я бил ногами по воде, не соображая, что делаю. Мне казалось, что я веду мексиканца к врачу. Потом он пронзительно закричал, подполз ко мне, и я с ужасом сообразил, что произошло. Его ранила акула. Я прижал его к себе. Но акула вернулась, вцепилась ему в ноги и стала пожирать живьем, стаскивая с плота. У меня не хватило сил удержать его. Акулы утащили мексиканца под воду».
Как и почему Хейнса тоже не схватили и не сожрали акулы? Был ли он на плоту, вскарабкался ли на него? Пусть простят автора, ибо участник этого трагического происшествия не сообщил подробностей. Он вспомнил, что ночь казалась ему бесконечной, а наутро он стал бредить: видел под водой товарищей, просил их подняться к нему, а они отвечали, что не могут, поскольку несут вахту. «На борту, по крайней мере, все нормально?» – спрашивал он. Да, все шло хорошо. Хейнс бросался в воду и плыл к ним, потом проблески разума возвращали его на плот. Это повторялось два или три раза.
Уинслоу Хомер. Гольфстрим. 1899
Сознание вернулось к нему к середине дня. Выдержать! Во что бы то ни стало. Прежде всего не покидать плот. Еще один самолет покружил над ним и улетел. «И тут меня охватило отчаяние. Этот поступил, как и остальные, – бросил меня! Я повторял себе, что летчики могли принять меня за японца, поскольку я весь почернел». Он действительно был черным от мазута. Потом прилетели другие самолеты и сбросили вокруг плота дымовые бомбы. Дым держался долго, пока на горизонте не появилась корабельная мачта.
Надо побывать в шкуре потерпевшего кораблекрушение, чтобы понять, что означают эти привычные, затертые слова: мачта на горизонте, дым, корабль, который идет прямо на вас. Неведомый прилив жизненных сил распирает грудь, едва не лишая дыхания. Это ощущение невозможно передать. Хейнс просто сказал, и правильно сделал, что за ним подошла лодка, что его подняли на борт корабля и отнесли в медпункт.
«Море готовит немало сюрпризов для того, кто находится на уровне воды и движется медленно, не производя никакого шума», – писал норвежский мореплаватель Тур Хейердал. Он имел в виду, что подобное плавание позволяет наблюдать за многочисленными рыбами. Мы только что видели, что моряки «Джуно» также были на поверхности воды, но из рыб они встретили лишь акул. В их положении их ничто не интересовало. Опыт Тура Хейердала и его спутников был успешным, потому что люди оказались на плоту по своей воле и путешествовали в приемлемых условиях.
Напомним, Тур Хейердал отправился на «Кон-Тики» через Тихий океан, чтобы доказать: остров Пасхи и Полинезия заселялись с Американского континента. В древние времена туземцы Перу садились на плоты, которые уносились в море сначала течением Гумбольдта, потом ветрами, и, похоже, таким образом они оказывались на архипелагах, расположенных посреди Тихого океана. Доказательство возможности такого путешествия состояло в точном повторении подвига пионеров.
Прежде всего требовалось построить плот, подобный плоту древних перуанцев. Благодаря описаниям, оставленным первыми испанскими завоевателями, которым удалось их увидеть, было известно, что плоты сооружались из бальзы. Бальза – тропическое быстрорастущее дерево, и оно легче пробки. С большими трудностями Хейердалу удалось срубить эти деревья в экваториальных джунглях, их доставили на берег, определенным образом распилили и собрали. Плоты изготавливались без единого куска металлической проволоки, поскольку древние перуанцы располагали только веревками. Подобное гибкое крепление оказалось не только верным, но и спасительным. Плот назвали «Кон-Тики» – по имени бога-вождя, как считал Хейердал, общего для цивилизаций инков и Полинезии. Экипаж плота состоял из шести человек.
– Я не хотел брать профессиональных моряков, – заявил норвежец, – поскольку о плотах они знали не больше нашего, а кроме того, не хотел в будущем выслушивать упреки по поводу путешествия. Ведь в случае нашего успеха многие начали бы говорить: вы, мол, просто лучшие мореходы, чем древние перуанцы.
Норвежец все же взял с собой штурмана и радиста. На «Кон-Тики» установили открытую бамбуковую хижину, поставили две мачты, между которыми поднимали квадратный парус. Имелось также рулевое весло. Провизии и воды погрузили столько, сколько должно было хватить на год плавания.
«Кон-Тики» отплыл из Кальяо 18 апреля 1947 года. Перуанский буксир отвел его на расстояние 50 миль к северо-западу, то есть к течению Гумбольдта, которое поворачивает на запад чуть ниже экватора.
Морской министр Перу, посетивший плот накануне отплытия, «ужаснулся» тому, что увидел. Он вызвал Хейердала к себе в кабинет и дал подписать отказ от любой ответственности перуанских властей. Последующие события показали, что этот страх был совершенно необоснован.