Вот что думает об этом Михаил Пушняков: «Отец Решетникова работал до войны адвокатом в городе Луге. Он не уделял должного внимания своему единственному сыну. И тот связался с хулиганами, они где-то украли пистолет… Он был судим за хранение пистолета, отбыл наказание. А Мартыновский был из числа высланных на 101-й километр в Лугу за какое-то преступление, хотя он выдавал себя за студента медицинского института Ленинграда. И остальные все – это уголовники».
Решетников-младший с детства рос весьма избалованным ребенком, при этом всегда имел склонность к авантюре. Но влияние отца в городе было весьма велико, и практически все шалости ему сходили с рук. Теперь Игорю предстояло познакомиться с фашистской военно-полевой юстицией. Оккупационный режим не предполагает особого гуманизма, и даже отец, бургомистр, едва ли мог помочь сыну избежать виселицы. Однако на судьбу членов банды Мартыновского повлияли партизаны, которые в этот период начали действовать в районе Луги. Чтобы помешать перевозкам вражеских войск и боеприпасов в район Ленинграда, партизаны активизировали свои действия по уничтожению эшелонов, складов вооружения и техники. В ответ немцы начали проводить массированные карательные операции, оккупационный режим ожесточался с каждым днем, Луга была буквально нашпигована различными разведывательными и контрразведывательными органами. Здесь базировались и активно действовали охранные дивизии СС «Полицай», полк дивизии «Бранденбург», группы тайной боевой полиции «ГФП» и агентура «Зондерштаба Р», подчиненная военной разведке Абвер.
Фашисты пускали в ход все: подкуп, угрозы, создали разветвленную сеть осведомителей. Сотрудники службы безопасности СД предложили Решетникову и его подельникам взяться за хотя и рискованную, но высокооплачиваемую работу. Собственно, особого выбора у Игоря не было: или виселица прямо сейчас, или работа на немцев – таким образом вербовали многих.
Луга
Но Решетников для СД был ценным приобретением: авантюрные наклонности в соединении с острым умом и абсолютным презрением к другим людям обеспечили ему в дальнейшем успешную карьеру у немцев. На службе в СД Игорь буквально «нашел себя», он был убийцей по призванию – можно только удивляться, как во внешне вполне благополучной семье мог вырасти такой человек.
Михаил Пушняков:«Это был человек до предела жестокий по своему характеру. Сколько своих подчиненных, в том числе Герасимова, командира взвода, он избивал по поводу и без повода. Дело доходило до того, что за малейшее неповиновение Решетников вынимал пистолет и стрелял. Он расстрелял Максимова и других. Его в отряде считали зверем».
Группа Мартыновского и Решетникова сразу прославила себя фантастической жестокостью. Их главной задачей была борьба с советскими разведывательно-диверсионными группами, которые активно забрасывались в тыл к немцам. Как оказалось, это было не самой трудной задачей. В погоне за массовостью в СССР легко пренебрегали элементарными правилами безопасности. Чтобы понять, как это было, стоит послушать историю советской разведчицы Валентины Доновой, заброшенной в немецкий тыл: «Когда я приземлилась с парашютом, то рука, на которой были часы, как-то стукнулась о землю, и часы остановились. А сеанс у нас должен быть с 12.00, и я ориентировалась по солнцу, по зениту. И, по-видимому, наши минуты не совпадали».
День за днем она отправляла в эфир свои позывные, ведь нет ничего труднее для разведчика, чем отсутствие связи. А немцы ее уже искали. Служба радиоразведки и контроля над эфиром починялась Абверу, и ее работа была поставлена поистине образцово.
Валентина Донова: «Пять дней я так работала, и немцы запеленгировали станцию, и меня уже искали. И когда я на пятый день вышла к селу Буды, там что-то до Луцовки оставалось три-четыре километра, то меня встретила их жандармерия».
И хотя в разведшколе рассказывали, как нужно вести себя при аресте, все это было почти бесполезно – в СД работали профессионалы, и переиграть их было совсем непросто. Самое трудное – сохранить веру в себя и в своих командиров. Такое удавалось немногим, тем более когда разведчик сталкивался с небрежностью тех, кто остался в тылу.
В начале войны немцы легко достигали успеха в радиоиграх, потом работать стало труднее. Но сколько тысяч советских разведчиков заплатили жизнями за опыт своих командиров.
Валентина Донова: «Он мне сказал: «Мы ваши позывные знаем, мы по рации нашли вас, поймали, запеленгировали. Если вы не согласитесь, мы сами будем работать». Это был немец, Вальтер Гроссман, он мне так сказал. Но я подумала: «Ну, хорошо, все равно я смогу сорвать эту радиоигру и дам своим знать о том, что я работаю по принуждению у немцев».
Решиться на такое было трудно – попытка сорвать радиоигру, скорее всего, стоила бы разведчице жизни.
Валентина Донова: «Когда я стала давать свои позывные, я подумала, что сейчас дам знать, что я поймана немцами, пусть они стреляют – сразу убьют меня, и все. Я уже на это пошла, и я была уверена, что меня убьют. И, давая свои позывные, я между позывными дала открытый текст: «Поймана немцами», два слова».
К счастью, немцы этого не заметили, впрочем, русский радиоцентр этого тоже не услышал, как не заметил условные знаки о работе под контролем. Не насторожили командиров и намеренные ошибки в радиограммах.
Вспоминает Валентина Донова: «Дважды я давала точки, я продолжаю работать с удлиненными знаками раздела, и приходит глупая радиограмма: «Мы не расшифровали радиограмму, помоги расшифровать». Вы представляете, к немцам приходит такая радиограмма».
Впоследствии Донова сумела все же расстроить радиоигру, потом чудом уцелела в плену, а после войны провела несколько лет в ГУЛАГе и была реабилитирована много позже.
В начале войны гитлеровским спецслужбам удавалось легко переигрывать советских коллег. Прежде всего немцы по максимуму использовали все наши ошибки. Так, они расшифровали код советских разведгрупп, а все оказалось очень просто: из-за нехватки шифроблокнотов кто-то из партийных боссов приказал снять с них копии, которые и были выданы диверсантам. Многократный повтор гамм шифра создал практически идеальные условия для работы немецким криптоаналитикам.
Вторым серьезным нарушением конспирации было использование прекрасно знакомых между собой людей для комплектования групп, которые работали в одном и том же районе. В такой ситуации даже один предатель мог опознать практически всех.
Задания, которые давали диверсионным группам, не всегда были продуманы. Например, им приказывали поджигать русские деревни – такова была директива Сталина: «Гони немца на мороз». Именно за попытку поджечь деревню Петрищево была схвачена Зоя Космодемьянская. Такой прием успешно использовали финны по время «зимней войны», но они сначала эвакуировали население, а потом поджигали. У нас диверсанты должны были поджигать дома и хозяйственные постройки деревень, в которых продолжали жить крестьяне, – к сожалению, это правда 1941 года.
Захваченные разведчики были полностью деморализованы, узнав, что их шифр вскрыт, а о них самих немцы знают даже цвет половичка перед дверью квартиры в Ленинграде. С одной стороны, советская пропаганда твердила, что мы самые-самые, с другой – неопровержимые факты немецкого превосходства: тайны никакого секрета не представляют, задания, которые они имели, ошибочны, если не сказать преступны. Трудно представить, что творилось в душе этих ребят, которые видели, что весь их риск был абсолютно бесполезен.
Михаил Пушняков рассказывает: «Эти наши группки, как правило, дислоцировались и ночевали в прилегающих деревнях. И мирное население знало, что это наши разведчики. И когда приходила мартыновская группа и говорила: «Где тут наши ребята?», население их принимало за советских разведчиков, и указывали, у кого они ночуют, куда приходят, когда уходят на задания, и прочее, и прочее. Таким образом, мартыновцы, Решетников и Герасимов, знали обстановку досконально».
Действовали провокаторы нагло и уверенно. Появляясь в какой-нибудь деревне, где могли находиться партизаны, они выдавали себя за народных мстителей. Вид людей в гражданском, чей командир неизменно ходил в форме капитана Советской армии, действовал безотказно. С ними выходили на связь партизаны, и тогда начиналось самое главное, ради чего немцы кормили этих негодяев.
Михаил Пушняков: «Зимой 1943 года в одну деревню из Себежа выехал отряд Мартыновского, вернее, один взвод под командованием Герасимова Павла, для борьбы с партизанами, для поиска и борьбы с ними. И в этой самой деревне они встретили группу партизан в количестве шести человек, среди которых была одна женщина в сапогах. Карательный отряд их уничтожил. Герасимов сапоги с убитой снял, впоследствии носил сам, а через некоторое время передал своей сожительнице, Мюллер Тамаре, которая всегда их носила».
Ни о какой дружбе между Решетниковым и Мартыновским речь не шла, это было беспрестанное соперничество, хотя они и действовали вместе. Нравы, царившие в этом отряде, были весьма своеобразными. О том, что это были за типы, говорит всего один факт: в расстрелах участвовала лично любовница Решетникова, некая Маруся. Когда же потом Игорю приглянулась другая девушка, он, недолго думая, решил все проблемы, застрелив старую любовницу.
Со временем отношения между командиром и его заместителем окончательно испортились. В результате уже в Германии Мартыновский был убит Решетниковым. Насколько сейчас известно, мотивом убийства было ограбление Мартыновского, поскольку тот возил с собой награбленные драгоценности. Во время попойки Решетников застрелил Мартыновского, его жену и тещу. Правда, немцам сказал, что сделал это потому, что тот собрался бежать из отряда.
Немецкий офицер связи сообщил Скорцени об инциденте. Отто заинтересовал лишь вопрос, кем заменить Мартыновского. Кандидатура Решетникова его вполне устроила. На утреннем построении было объявлено о новом назначении.