Разнообразие имеющихся свидетельств – как специфических, так и более обыденных – говорит о том, что демографическую значимость коллапса германской культуры и славянской иммиграции не так легко охарактеризовать. Немалая часть крестьянского населения продолжала заниматься своим делом, по крайней мере в некоторых зонах старой германской Европы, несмотря на переселение больших групп в IV–VI веках. Однако археологические свидетельства из Богемии указывают на то, что все-таки нужно учитывать общее снижение численности местного населения, которое, как показывают пыльцевые диаграммы, могло в некоторых местах даже привести к полному прекращению сельскохозяйственных работ – то же самое нередко обнаруживалось в приграничных рубежах Римской империи в период после ее распада[533]. Если к этой картине прибавить еще вовлеченные в миграционный процесс славяноязычные группы, численность которых быстро росла по мере того, как они усваивали более развитые способы ведения сельского хозяйства на плодородных почвах, то, пожалуй, переселение славян и впрямь следует рассматривать как серьезный демографический сдвиг, даже если оно не всегда и не всюду принимало форму повторной колонизации покинутых территорий.
В некоторых кругах утверждение, что миграции крупных масштабов в 1-м тысячелетии не было вовсе, а значит, она не могла и спровоцировать серьезных демографических (в противовес политическим и культурным) перемен, превратилось в мантру, а значит, стоит подробнее остановиться на этом моменте. Когда речь идет об обществе со строгой иерархией, культурный коллапс, ассоциируемый с исчезновением элиты, не сопровождается массовым исходом населения. Как мы видели ранее, согласно «Монемвасийской хронике», появление славян на Пелопоннесе привело к полной эвакуации исконного греческого населения. Однако, когда славяне близ Патры в начале IX века подняли бунт, среди них проживало и местное греческое население. Возможно, греки со временем вернулись из Калабрии, но в это сложно поверить. С точки зрения логистики эвакуация по морю населения целого региона была бы невозможна, учитывая, какие корабли тогда имелись в наличии. При схожих обстоятельствах на западе только богатые представители класса землевладельцев, обладавшие движимым имуществом, бежали прочь.
Нечто похожее, разумеется, произошло и на Пелопоннесе, хотя «Хроника» рисует другую картину, – на это указывает реакция на возрастающее давление со стороны славян жителей других регионов Балкан. Другой более поздний источник, хотя считается, что он опирается на более ранние письменные памятники, сообщает, что Салона на северо-западе сдалась славянам, так как город охватила паника, стоило жителям узнать, что все товары и богатство местная знать свозит к кораблям в гавани. Константин Багрянородный тоже рассказывает о том, что жители Рагузы по-прежнему помнят, что город их был основан иммигрантами, спасавшимися из Питавры. Далее называются их имена: Григорий, Арсафий, Викторин, Виталий, архидиакон Валентин – отец протоспафария Стефана. Протоспафарий – высокий придворный чин, что, вкупе с упоминанием среди этих людей архидиакона, намекает на переселение как раз небольшой группы знатных и богатых людей – возможно, со своими слугами и родней, – а не на массовое бегство всего населения[534]. Культурный коллапс и переселение элиты в римский период, следовательно, скорее всего, касались небольшого процента населения, и вполне вероятно, что славянские иммигранты на Балканах всегда тесно сосуществовали с местными жителями, которые были довольно многочисленны.
Социально-экономическая ситуация в германской Европе в позднеримский период была, однако, совершенно иной. Несмотря на масштабные трансформации, происходившие в течение предыдущих четырех веков, в ней не было ничего похожего на иерархическое разделение на страты, характерное для позднеримского или ранневизантийского общества. Новые германские элиты действительно появились в период с I по IV век, однако по-прежнему представляли собой куда больший процент населения, нежели малочисленный класс землевладельцев, господствовавший в римском мире. Как мы видели в главе 2, все указывает на то, что социальная и политическая власть были разделены между сравнительно широким классом олигархии или свободных людей, а не немногочисленными аристократами. И участие в Völkerwanderung также не ограничивалось господствующим классом. Мы видим по меньшей мере два отдельных социальных класса воинов, не считая рабов, численность которых не указана, и они в иных случаях составляли войско в 10 с лишним тысяч человек, не говоря уже о женщинах и детях[535]. Переселение такой элиты, с большим количеством последователей, оказывало бы совершенно иной эффект на регион, нежели бегство нескольких знатных римлян с имуществом и семьями. Однако все это не опровергает тот факт, что большая часть севера Центральной Европы оставалась заселенной во времена славянской экспансии.
И как, опираясь на эти свидетельства, следует характеризовать отношения между местным населением и иммигрантами, что здесь, что в других регионах, к примеру на Балканах и в европейской части России, где славяноязычные переселенцы столкнулись с уже обитавшими там народами?
Один сравнительно новый подход к проблеме явно основан на сведениях из «Стратегикона» и ряде более общих наблюдений о влиянии на местную материальную культуру установления господства славян в Центральной и Восточной Европе. Самым заметным его результатом стала замена (по крайней мере, в регионах, затронутых коллапсом германской культуры) более крупного и сложного меньшим и простым, практически во всех аспектах жизни, от технологии изготовления керамики до размеров поселений. Это упрощение, как утверждается, было не просто случайным последствием захвата крупных территорий народами, пришедшими из лесов Восточной Европы (которые вели очень простой образ жизни), но и основной причиной их успеха. Считается, что мы видим не столько захват славянами новых земель, сколько распространение привлекательной культурной модели, с энтузиазмом усвояемой мирным крестьянским населением Центральной Европы, оставшимся после того, как старые элиты двинулись на юг и запад в Римскую империю. Как следствие, славяне рассматриваются как носители альтернативного образа жизни, этакие средневековые странники-хиппи, которые повсюду встречали поддержку, в отличие от их более поздних товарищей в тэтчеровской Британии 1980-х годов. Как сообщает Прокопий, среди славян тех времен превалировали уравнительные и резкие, пусть и примитивные идеологии, и они показались весьма привлекательными крестьянам, которые тяжким трудом обеспечивали военную элиту германской Центральной Европы, каковая их ранее эксплуатировала[536]. Эта модель представляет славянизацию как процесс переселения не-элит и эмуляцию культур, в котором при небольшом количестве мигрантов их образ жизни получал стремительное распространение по регионам Центральной Европы, так как его усваивала значительная часть местного населения. Но действительно ли эта модель соответствует имеющимся у нас данным?
По крайней мере, в некоторых районах славянские мигранты обращались с местным населением более благородно, чем, к примеру, в англосаксонской Англии. Ассимиляция, несомненно, имела место. «Стратегикон» указывает, что ранние славянские племена были «открыты» в плане групповой идентичности и готовы, как мы видели, принять пленников в качестве полноправных членов своего общества. Это примечательно. Многие сообщества принимают чужаков, но последним чаще всего приходится занимать, по крайней мере изначально, более низкое социальное положение. К примеру, германские миграционные группы периода «переселения» полного равенства не предлагали. Они завершали миграционный процесс обществом, в котором имелись сформировавшиеся социальные различия между двумя классами воинов и рабами, и новым рекрутам, набранным по пути, высокое положение явно не предоставлялось. Однако, не имея строгой социальной иерархии, которую нужно было бы защищать, ранние славяне были нацелены на привлечение рекрутов, а потому перед чужаками не ставили никаких преград. Помимо «Стратегикона», другие источники не описывают процесс ассимиляции в действии, однако это сообщение косвенно подтверждается историей Само. Чужак, франкский купец, обладавший нужными качествами, стал уважаемым человеком среди сорбов и других славян аваро-франкского пограничья[537].
Прием чужаков действовал и на менее высоких социальных уровнях. Рост населения, вызванный улучшением технологий земледелия, не может служить адекватным объяснением тому, с какой скоростью огромные просторы Европы стали с 800 года принадлежать славянам. Эта проблема остается, даже если отталкиваться, как я, от предположения, что славянская языковая семья окончательно оформилась до середины 1-го тысячелетия и, как следствие, что славяноязычные народности были более широко рассеяны по Европе уже в 500 году, чем можно предположить по указывающим на них памятникам корчакской культуры. Создание почти полностью славянской Европы от Эльбы до Волги, таким образом, похоже, и впрямь подтверждает поглощение солидной части местного населения. Это, разумеется, говорило бы об исторических условиях, в которых носители славянских языков перенимали бы более развитые технологии земледелия от своих соседей и, в случае с суковско-дзедзицкой системой, более сложные виды керамики[538]. Это вовсе не означает возврата к старым националистическим идеям об исконных «рабах-славянах» между Одером и Вислой, которые потом триумфально освободились от германского господства. Напротив, мы, если честно, не имеем ни малейшего представления о том, какой была лингвистическая и культурная идентичность оставшихся в этом регионе крестьян после коллапса германской культуры, – но, предположительно, они тоже были германцами, поскольку оставались под властью германских народов на протяжении нескольких веков. Как бы то ни было, им предстояло влиться в развивающиеся нормы славянского культурного контекста. Такие масштабные слияния разных культур, нужно подчеркнуть, вполне согласуются с современными исследованиями этничности, которые установили, что группы возводят более крепкие или слабые барьеры вокруг себя в зависимости от обстоятельств. Ранние славяне – по крайней мере, некоторые из них – таким образом представляются примером группы, которая возвела о