ы. На этих переговорах он сумел заявить о себе так, как и подобало императору огромной империи. Бувье-Ажан считает, что Аттила хорошо понимал, что «должен был всегда и везде оставаться дипломатом: в оттенках поведения, в осознании важности внешнего облика, в выборе послов, в торжественности или разгульном веселье приемов, в грубом нажиме или тонкостях заключаемых договоров». Это позволило ему впоследствии стать «выдающимся актером политической игры, обладая врожденным талантом подчинять себе людей». Того же мнения о дипломатических способностях короля варваров придерживаются и другие современные историки, изучавшие жизнь и характер Аттилы. Они отмечают то, как умело и своевременно он использовал при установлении контактов с дунайскими племенами или во время поездок на Восток и Дальний Восток присущие ему скрытность и недоверчивость, с одной стороны, и склонность к наблюдению и анализу, сообразительность, ловкость и развитый интеллект — с другой.
Нетрудно догадаться, какова была реакция императора Восточной Римской империи на Маргусский договор. Вот что пишет об этом французский историк: «Известие о заключении договора успокоило Феодосия II, но он пришел в бешенство, узнав, что должен выплачивать 700 фунтов золота в год, и решил про себя, что платить будет недолго. Пока же было необходимо показать Аттиле, что его признают императором и принимают его императорские требования: Феодосий приказал взять под стражу двух сыновей гуннских вождей, находившихся у него на службе, и передать их Аттиле на римской территории у Карса — города в дунайской Фракии. Аттила распорядился распять их на глазах у римских конвоиров в назидание предателям, шпионам, дезертирам… и тем, кто дает им прибежище».
Впоследствии, чтобы досадить римскому императору и получить дополнительную дань, Аттила настойчиво и многократно требовал от него выдачи своих соплеменников. Как пишет И. А. Стучевский, «вопрос о "перебежчиках" стал удобным предлогом для ссор с Константинополем и бесконечных вымогательств»: «Чуть что, Аттила слал новое посольство в столицу Восточной Римской империи с требованием выдачи этих лиц. Феодосий был вынужден щедро одаривать посольства и отправлять в ставку Аттилы своих представителей с богатыми дарами. Подобная дипломатическая активность была выгодна для Аттилы, не только обогащавшегося таким способом, но и державшего империю в постоянном страхе перед новым нашествием в случае невыполнения его требований. Уступчивость константинопольского двора, впрочем, не избавляла Балканский полуостров от неоднократных грабительских рейдов гуннов. И все же Феодосий предпочитал переговоры открытым военным действиям. Аттила получил от императора высокое и почетное военное звание magister militum, дань ему была увеличена».
Однако мир, доставшийся римлянам столь дорогой ценой, оказался непрочным. И виновными в этом стали обе стороны: и неоднократно нарушавший договор глупый и слабовольный Феодосий II, и алчный предводитель гуннов, не прощавший ему предательства. Но сразу после принятия Маргусского договора Аттила отказался от агрессивных намерений в отношении Восточной Римской империи и окунулся во внутренние заботы своей державы, одной из которых стала реформа армии.
Армия из диких орд и легионов
Аттилу не зря называли дипломатом с мечом в руке. Во всех международных спорах самым главным его аргументом была сила, а дипломатические хитрости служили лишь одним из средств для достижения впоследствии новых воинских побед. По мнению всех биографов Аттилы, его воинский талант, помноженный на многолетние завоевательные традиции гуннов, во много раз превосходил дипломатический. Этот варвар прекрасно владел тактикой применения легкой кавалерии и, по словам авторов «Всемирной истории войн» Э. Эрнста и Тревора Н. Дюпюи, «обладал задатками стратегического мышления». В его войсках всегда царили железная дисциплина и боевая выучка. Основываясь на свидетельствах готских и римских историков, Бувье-Ажан справедливо отмечал, что «Аттила создал мощную армию, вернее, армии, а еще точнее — орды и легионы. Он умело сочетал дисциплинированность регулярных частей и дикость варваров».
Действительно, армия Аттилы представляла собой уникальное соединение варварских орд с подразделениями «нового образца», созданными по образу римлян. Тем не менее, долгое время историки представляли гуннских воинов кем-то вроде диких краснокожих с примитивными топорами и луками, которые готовы были содрать скальп с первого встречного и убивали ради удовольствия убивать. Наиболее точное описание орд оставил Аммиан Марцеллин, который писал: «В бой они бросаются, построившись клином, и издают при этом грозный завывающий крик. Легкие и подвижные, они вдруг специально рассеиваются и, не выстраиваясь в боевую линию, нападают то там, то здесь, производят страшное убийство… Они заслуживают того, чтобы признать их отменными воителями, потому что издали ведут бой стрелами, снабженными искусно сработанными наконечниками из кости, а сойдясь врукопашную с неприятелем, бьются с беззаветной отвагой мечами и, уклоняясь сами от удара, набрасывают на врага аркан, чтобы лишить его возможности усидеть на коне или уйти пешком… В битвах они несутся без порядка и без плана, подчиняясь сигналам вождей, и издают ужасные крики. Если гунны сталкиваются с сопротивлением, они рассыпаются, чтобы вновь спешно собраться, и возвращаются, круша все, что встает у них на пути. Вместе с тем они неспособны взобраться на укрепление или взять укрепленный лагерь».
Да, действительно крепостные стены для гуннов, не умевших брать города штурмом, долгое время были непреодолимой преградой. К тому же у них не было ни одного баллистического орудия. Поэтому гуннские воины предпочитали сражаться не в замкнутом пространстве, а в открытом поле, где можно было использовать все преимущества их летучей кавалерии. Но то, чего не умели гунны, их предводитель взваливал на плечи других, благо таковых было предостаточно, ибо в его армии сражались воины многих племен и народов, в том числе и европейских. Кроме того, хитрый завоеватель всегда умело пользовался недовольством местного населения своими властями, которое, перейдя на его сторону, облегчало ему доступ в города. Тем не менее в дальнейшем, в ходе Галльской кампании, он позаботился о создании собственной артиллерии.
Для преодоления водных преград армия Аттилы, как правило, использовала лодки. Однако, как отмечал Бувье-Ажан, они не всегда справлялись с переправой: «Хотя лодки гуннов, изготовленные из древесной коры, были столь великолепны, что вызвали уважительное удивление Максимина и Приска, дефицит средств для переправы через широкие реки создавал для завоевателей проблемы в ходе всей Галльской кампании. Переправы большой массы войск стали возможны только благодаря высокому мастерству понтонеров».
Реформируя свою армию, предводитель гуннов мудро решил не отказываться от традиционных и столь устрашающих противника подразделений, а лишь слегка видоизменить их техническое оснащение. Бувье-Ажан в связи с этим пишет: «Хотя Аттила сохранил эти поражавшие воображение дикие орды, он усилил и унифицировал их снаряжение: кожаный панцирь, железный шлем, стрелы с железными наконечниками (хотя и костяные по-прежнему были в ходу), длинные изогнутые луки, боевой топор или кинжал и весьма часто — ременный аркан. Меченосцы с сетями составляли только небольшую часть когорты и предназначались для ведения боя в пешем строю, которого не любил ни один гунн. К концу своей военной карьеры Аттила по совету Эдекона существенно улучшил снаряжение своих воинов». В частности, в его армию поставлялись с Кавказа копья, дротики и пики с более или менее длинным стальным наконечником, врезанным в древко. А в паннонийских оружейных мастерских изготавливалось двойное копье, представлявшее собой древко, на одном конце которого крепился стальной наконечник, а на другом — длинное плоское заостренное стальное лезвие.
Наряду с этим Аттила, по словам французского историка, «приложил также немало сил для создания подразделений, совершенно отличных от варварских орд. Во многом он воспользовался римским опытом. Сначала появился отряд блестящих гвардейцев в разукрашенных железных шлемах, дорогих поясах, с красивыми щитами, копьями и мечами. Эти «преторианцы» сопровождали Аттилу в его поездках в Китай и другие страны и были своего рода парадным войском. Затем появились «экспедиционные корпуса», одетые и вооруженные по римскому образцу и с великим трудом обученные вести бой в строю. В них входили конные части, способные сражаться пешими. Эти элитные части должны были произвести впечатление на римлян и доказать им, что гунны могут добавить к римским легионам собственные, не менее боеспособные. Хотя Аттила всемерно развивал эту практику, не он был ее изобретателем… Проводя реформы в армии и создавая легионы «нового образца», Аттила умело применял обе категории своих воинов».
Основная тактика гуннов строилась на запугивании, но воин-пугало, от которого шарахались люди и кони, был хотя и основным, но не единственным типом. Варварская орда была разделена на несколько подразделений, которые располагались на поле боя соответственно своему предназначению.
В войсках гуннов, как и в других армиях, имелись интендантская и медицинская службы. Главной заботой «интендантов» были съестные припасы, которые они забирали из разоренных деревень: овощи и фрукты, кумыс, пиво, вино и фруктовые напитки, стада коров, овец, коз и свиней. Как писал Аммиан Марцеллин, воины гуннов якобы питались «полусырым мясом всякого скота, которое они кладут на спины коней под свои бедра и дают ему немного попреть». Бувье-Ажан считает, что это «колоритное упоминание о сыром или полусыром мясе под седлом» несколько преувеличено. На основе анализа древних хроник он пишет: «При набегах или рискованных экспедициях вожди отказывались от обоза, замедлявшего движение и лишавшего войска маневренности. Но питаться чем-то надо было, а сколько продлится поход, никто наперед не знал, поэтому приходилось проявлять предусмотрительность. Запас продовольствия в виде сырого мяса под седлом, таким образом, был не изыском гуннской кулинарии, а издержками войны». Еще одной причиной потребности в «прелом мясе» были кони — с его помощью гунны лечили их спины, натертые седлом.