Следом за королем поднялись к собору каноник-канцлер Анри, епископ Готье, коннетабль Гоше, граф Госселен, сочинитель Бержерон. Среди приезжих сеньоров они встретили много знакомых, начались приветствия, завязались разговоры. А в это время епископ Готье подошел к королеве.
— Дочь моя, слышишь, как гудит площадь? — спросил он.
— Слышу, святой отец.
— Еще не все видели тебя. Поднимись со мной на балкон, и мы побеседуем с любезными нам христианами.
Балкон находился на стене собора на высоте нескольких метров. К месту вела узка каменная лестница. Анна поднялась по ней следом за епископом, увидела на балконе нишу в стене собора и там дверь, ведущую в храм. Балкон оказался просторным. С него в прежние времена короли разговаривали с подданными, с воинами, отправляя их на битву с врагом. Так Анна поняла назначение этого балкона. Она подошла к парапету, и перед нею открылся вид на всю площадь до самой реки. На площади колыхалось людское море, и над ним, как прибой, гудели людские голоса. Ближние к балкону дижонцы прыгали, вскидывали вверх руки, бросали шапки, кричали: «Королева! Королева!» Анна видела их возбужденные лица. Она понимала, чего ждали от нее французы: им нужно было услышать ее слово. На балкон поднялся и король. Готье встал между Генрихом и Анной и поднял руку с крестом, призывая к тишине. И гул начал спадать. Он, словно морская волна, откатывался от собора и там, на берегу Сены, замирал. И тогда епископ громким и чистым голосом произнес:
— Благочестивые христиане, вас приветствует король Генрих и королева Анна, государи Франции. Пресвятая Дева Мария и Всемогущий Господь послали нашему королю в жены утешение и благо всему нашему народу. Анна Русская — дочь могущественного народа и великого князя России Ярославa Мудрого. Ее народ живет в мире и благоденствии. — Гойе поднял руки Генриха и Анны и еще сильнее возвысил голос: — Дети славной Франции, любите своего короля и свою королеву, и к вам придут мир и Божья благодать на многие годы. — И Готье осенил площадь крестным знамением. Сказала свое слово и Анна:
— Отцы и матери, братья и сестры — дети Франции, я тоже желаю вам мира и достатка в домах! Я люблю вас!
И поднялось ликование, какого Генриху не доводилось видеть. В воздух вознесся гром многотысячной толпы, отцы поднимали детей, на балкон летели цветы, доносились здравицы королеве. Богатые дижонцы несли к паперти подарки для королевы. Анна улыбалась и приветливо махала рукой. А в этот миг справа от собора послышались грубые голоса, крики и вслед за тем раздался звон мечей. Генрих успел сказать Анне два слова: «Будь здесь!» — и стремительно сбежал вниз. Пред ним открылась грозная картина. Большая группа закованных в латы рыцарей, с мечами в руках, с бранью теснила и загоняла в храм всех вельмож, сеньоров, кои были на паперти. А из-за храма появлялись все новые рыцари и простые воины, которые теснили от паперти дижонцев. Гости короля тоже обнажили мечи и защищались. Но было похоже, что нападающие пока не намеревались проливать кровь, лишь кричали: «Всем в храм! Всем в храм!»
Генрих попытался пробиться сквозь толпу гостей, но граф Госселен преградил ему путь:
— Мой король, остановись! Сечи не должно быть!
— Но кто посмел на нас напасть?
— Видишь рыцаря на коне, сир? — в свою очередь спросил Госселен.
Близ храма на углу сидел на вороном коне рыцарь с опущенным забралом. И у Генриха мелькнула мысль о том, что на такую дерзость мог отважиться только его брат Роберт.
— Дорогу! — жестко сказал графу Госселену король и отстранил его с пути.
Он шел твердо. Мечи уже не звенели, воины Роберта уступили королю дорогу, и, когда до герцога оставалось не больше десяти шагов, Генрих крикнул:
— Эй, рыцарь, откинь забрало и сойди с коня! Пред тобой король Франции!
А к королю уже приближались телохранители, и впереди шли несколько россов во главе с Анастасом. Они были без доспехов, лишь с червлеными щитами, в алых кафтанах, все высокие, сильные, светлорусые. Рыцарь на коне дрогнул и откинул забрало.
Увидев брата, Генрих спросил:
— Зачем ищешь ссоры? Мы больше года не проливали крови! Немедленно покинь Бургундию и Дижон и живи в мире!
— Чьей быть Бургундии, скажут наши мечи, ежели ты не уберешься с моей земли! — с вызовом ответил герцог Роберт и, спрыгнув с коня, обнажил меч. — Я исполняю волю матушки, королевы Франции. Бургундия — наше герцогство.
— Ты ошибаешься, брат. Король Роберт, наш с тобой отец, лишил матушку земельных владений. Она имеет право иметь только то, что досталось ей от родителей. И ты это знаешь. А теперь убирайся, пока я не проучил тебя!
И Генрих поднял оружие. Как король, он имел право уйти под защиту телохранителей, но как старший брат решил сам проучить дерзкого младшего брата. Роберт тоже был готов схватиться с братом в поединке. Они сходились медленно. На площади воцарилась тишина. Вот-вот мечи Генриха и Роберта скрестятся. В предстоящей схватке превосходство было на стороне Роберта. Его защищали рыцарские доспехи, на Генрихе их не было, и, чем бы закончился поединок, неведомо. Может, повезло бы королю. Он был искусный, сильный и опытный воин. Десятки раз он побывал в схватках и всегда побеждал. Однако в тот миг, как скреститься мечам братьев, с балкона прибежала Анна и, презирая всякую опасность, с криком: «Стойте!» — возникла между братьями и распростерла к ним руки.
— Не проливайте кровь! Не проливайте! — Анна смотрела на Роберта, взгляд ее был умоляющий, глаза увлажнились от прихлынувших слез.
Герцог, едва увидев ее лицо, дрогнул, и рука его опустилась. Он почувствовал, что его омыло жаром и вместе с тем жалостью к прекрасной славянке, которая оказалась сильнее его ярости. Он спрятал меч в ножны. Но дух сопротивления ожил через миг, и герцог вновь потянул меч.
— Уйди с дороги, королева! — потребовал он. — Спор рыцарей не тебе решать!
Однако и король Генрих недолго был в замешательстве, властно потребовал:
— Королева Анна, оставь нас! Нам нужно покончить с затянувшейся на десятилетия распрей!
Анна повернулась к королю:
— Мой государь, вы решите сей спор мирно. И позволь мне пригласить твоего брата на званую трапезу.
У Генриха было готово сорваться с языка единственное слово, которое, как кнут, заставило бы убраться Анну. Но, увидев ее просящие глаза и ласковую улыбку здесь, перед лицом смерти, он подумал, что должен исполнить просьбу такой отважной россиянки во имя их будущего сына. Она не перенесет гибели кого-то из братьев, и Франция лишится наследника. Анна уже перевернула понимание Генриха о женском нраве. Теперь он окончательно убедился в том, что ему никогда не разгадать тайну поведения Анны. Знал он, что ни одна женщина из его придворных, из тех, кого он помнил, не способна на подобный подвиг и самоотречение.
— Хорошо, моя королева, я разрешаю тебе пригласить моего брата на званый обед, — сказал Генрих.
— Спасибо, мой государь. Я догадывалась о твоем милосердии, оно сродни славянскому. — И Анна тут же повернулась к Роберту, подошла к нему. — Убери меч, славный герцог: пред лицом тысяч дижонцев не должно быть ссоры между братьями.
Как истинный рыцарь, Роберт поклонился, взял руку Анны и поцеловал:
— Я преклоняюсь пред тобою, королева.
— Брат моего супруга, славный герцог Роберт Капетинг, мы приглашаем тебя на трапезу, коя состоится завтра в королевском дворце.
Роберт, бросив взгляд на Генриха и увидев его хмурое лицо, хотел было отказаться, но, посмотрев на Анну, проглотил свой отказ. Не было сил воспротивиться Анне и огорчить ее, потому как, счел Роберт, на него смотрела чуть ли не сама Пресвятая Дева Мария. И он охотно, даже с задором, отозвался:
— Я принимаю твое приглашение, королева Франция. — Вольно или невольно Роберт произнес последние два слова более четко и громче, словно подчеркивая, что такая женщина достойна быть первой дамой державы.
Анна осталась довольна, и она знала, что ей делать дальше. Смелая, решительная россиянка, обладавшая в трудные минуты спокойствием и глубоким здравым смыслом, она поняла, что между братьями может быть согласие, потому как оба они по нраву добрые и у обоих открытые сердца. Анна знала ту злую силу в образе оскорбленной вдовствующей королевы Констанции.
«Ничего, голубушка, — думала Анна, — тебе пора смириться и не чинить сыновьям зла, не мешать им сделать державу единой и могучей».
Ведая о деяниях своего отца Ярослава Мудрого в объединении Руси, Анна отваживалась идти тем же путем, прокладывая его с присущим ей упорством. Она взяла Роберта за руку и, преодолевая его сопротивление, крепко держа, подвела к Генриху. Знала Анна, что, если она скажет: «Мой государь, вот твой брат, и он ищет примирения», — король вряд ли отзовется миролюбиво. И потому Анна взяла руку короля и, как совсем недавно на границе Аквитании и Пуату, глядя ему в глаза, тихо произнесла:
— Мой государь, Франция жаждет мира и верит, что ты принесешь его, и силы твои прибудут, ежели проявишь милосердие к брату. Прошу тебя от имени моего и твоего народа, сомкните руки в примирении. Держава ждет того. — И Анна медленно, но твердо свела руки братьев и держала их, пока рукопожатие не стало крепким, искренним. А потом, забыв о каком-либо дворцовом этикете, поцеловала Генриха. — Я люблю тебя, государь! — И тут же поцеловала Роберта. — Вы славные братья! — Все так же решительно Анна повернула братьев лицом к площади и крикнула:
— Слава Капетингам!
И людское море подхватило: «Слава Капетингам!» По ясному небу прокатился гром, какого Франция еще не слышала. Площадь ревела от восторга, звенели возгласы: «Виват Капетинги!», «Виват королева!»
Теперь народ Франции, собравшийся на главной площади Дижона, уже доподлинно знал, что королева Анна — истинная мироносица.
Торжество завершилось, народ стал расходиться. Но многие продолжали гулянье. Анна была довольна состоявшейся встречей с дижонцами. Однако, не питая похвалой горожан свое честолюбие, Анна запомнила главную дижонскую площадь по другому поводу. И этот повод родился еще в Руане. Ведь если в Руан она въехала в окружении только тех, кто покинул с нею Париж, то теперь, перед возвращением в столицу ее и короля сопровождали вдвое больше французов — вельмож всех званий и многих пылких юношей. «Как с ними быть?» — задала себе вопрос королева, усаживаясь в карету. Не