— Я в согласии с тобой, моя государыня. — И король сказал банкирам: — Хорошо, открывайте ломбардские дома в Париже. Но требую от вас одного: чтобы банки располагались в прочных и красивых строениях, возведенных вами, и чтобы работали на их возведении лионские каменотесы.
— Так и будет, сир, так и будет! Мы украсим наши дома скульптурами и гербами, — заверил Альбици.
— В таком случае жду вашей грамоты с просьбой открыть банки, и вы начнете обживаться в Париже, — сказал на прощание король.
В этот час пришел камергер Матье де Оксуа и терпеливо ждал, когда придет время проводить итальянцев.
Неожиданно полоса спокойной жизни и приятных событий миновала. И в тот же вечер у короля состоялся важный и настораживающий разговор с коннетаблем Гоше де Шатийоном. Он получи весть о том, что герцог Вильгельм Нормандский спешно собирает войско и готовится к войне. Он нанял рыцарей и лучников, принимает даже тех, кто прятался от закона за преступления, насильственно отрывает вилланов от земли.
— Но против кого собирается воевать герцог, мне пока неведомо, государь, — закончил коннетабль.
— Я знаю этого честолюбивого герцога. Несколько лет назад сей Вильгельм, несмотря на нашу долгую дружбу, показал крепки зубы своему государю, — посетовал Генрих.
Было известно королю и то, что Вильгельм угрожал войной графству Бретань и даже грозился «шагнуть» через Ла-Манш, покорить Англию. Но с королевством Англией все было понятно. У Вильгельма были основания претендовать на английскую корону. Король Англии этой поры, Эдуард Исповедник, был сыном не такой уж дальней родственницы Вильгельма — нормандской графини. В Англии имелись большие колонии Нормандии на севере островов, в коих жили те, кого Вильгельм имел право защищать.
Что ж, Генрих был готов поддержать Вильгельма в этой борьбе за английский престол, но при условии, что герцог откажется от Нормандии в пользу Франции и своего младшего сына Роберта. Не мог король Франции допустить, чтобы богатейшее герцогство в устье Сены, на коей стояла и столица державы, оказалось в руках английской короны. Однако Генрих мог бы не волноваться за судьбу Нормандии, если бы знал, что будущий король Англии Вильгельм Завоеватель окажется истинным сыном своего отечества и оставит Нормандию под короной Франции, передаст ее не младшему, а к тому времени уже среднему сыну, герцогу Роберту. Но это будет потом.
Да и встреча короля Генриха произойдет не скоро, потому как поездке в Нормандию помешали дворцовые и семейные события. Королева Анна была на сносях, и близился час разрешения ее от бремени. Повитуха Кристина из Дижона, коя служила теперь королеве, предсказала даже день рождения младенца-сына. Так все и было. Роженица чувствовала себя хорошо, и в ночь с шестого на седьмое мая Анастасия и Кристина приняли от Анны в свои руки младенца. В 1054 году на свет появился еще один отпрыск родов Капетингов и Ярославичей. Генрих назвал своего второго сына Робертом в честь своего отца. С первого дня Анна кормила младенца своим молоком. Но меньше чем через месяц после рождения Роберта Анну ждал жестокий удар.
В княжеском тереме села Берестова под Киевом на семьдесят шестом году жизни метельной февральской ночью скончался великий князь всея Руси Ярослав Мудрый. Россия потеряла одного из самых твердых государей — стоятелей за единство державы. Тело достославного князя перевезли в Киев через сугробы и увалы, перекрывшие дорогу, положили в мраморную раку и похоронили при стечении тысяч горожан в усыпальнице собора Святой Софии Премудрости. По всем церквам стольного града, по всем городам великой Руси прошли панихиды, и три дня гудели прощальные колокольные звоны.
В те же дни ускакали гонцы в Буду, столицу Венгрии, в Норвегию и в другие концы Европы, дабы уведомить детей Ярослава Мудрого о кончине отца. Но по неведомым причинам киевляне забыли о Париже и не послали гонца к Анне. И уже из Норвегии, по воле королевы Елизаветы и короля Гаральда, в мае ушли послы морем во Францию, чтобы донести печальную весть до любимой дочери Ярослава, Анны. Она многие дни с февраля испытывала душевное беспокойство, кое вещало ей несчастье, и даже упрашивала Анастасию заглянуть за окоем. Но Анастасия и на этот раз нашла немало уловок не выполнить просьбу Анны. Королева сердилась на судьбоносицу. Анастасия оставалась непреклонной и даже себе не позволила прикоснуться к живой воде, потому как не было на то воли Всевышнего.
И вот весть о кончине Ярослава Мудрого все-таки докатилась до Парижа. Первыми, кто узнал об этом, были король Генрих и каноник-канцлер Анри д’Итсон. Они приняли послов из Норвегии, и теперь им предстояло сообщить Анне о постигшем ее горе. Сам Генрих на то не отважился и попросил своего духовника:
— Святой отец, ты сумеешь сказать слова утешения лучше меня. Идем же. Сию весть нельзя скрыть.
Они пришли в покои королевы. И Анна выслушала чуткого к чужому горю пастыря молча, без стенаний. Лишь слезы печали лились по ее прекрасному лицу, и она все крепче сжимала руку Генриха, который безмолвно сидел рядом с нею. Анри д’Итсону оставалось только добавить:
— Поплачь, дочь моя, поплачь. Пресвятой Деве Марии, заступнице нашей, угодны твои слезы. И помолись, матушка-королева.
Анна вняла совету, молча поднялась кресла, прошла к иконе Божьей Матери и опустилась на колени. Она читала молитву за упокой души несравненного батюшки, плакала и крестилась.
Каноник тихо сказал королю:
— Она страдает, но, видит Бог, скоро утешится.
Однако священнослужитель ошибался. Анна не утешилась легкими слезами от постигшего ее горя. Едва король и каноник ушли, а Малаша унесла дитя, Анна разразилась рыданиями, упала на ложе и забилась всем телом от боли, которая пронзила ей грудь. Не было в ее жизни человека более близкого, чем отец. И она обратилась к Всевышнему с мольбой, чтобы он пресек дни ее горькой жизни, соединил с родимым батюшкой. И в этом безумном провале, в грешном молении избавить от бренной жизни Анну застал Генрих. Его привела в покой какая-то неведомая сила, потому как он знал, что оставил Анну лишь идущей к утешению. Он подчинился той силе и прибежал в спальню, где билась в страданиях Анна. Он пытался утешить ее, искал нужные слова, но Анна продолжала биться, как рыба на льду, и, похоже, не слышала его. И мужественный, сильный воин испугался. Выбежал из спальни и закричал:
— Люди, помогите!
На этот крик сбежались придворные, но первой явилась Анастасия и властно остановила всех близ дверей:
— Не беспокойте королеву! Ничем вы ей не поможете. Пусть она вольно изольет свое горе. — И, взяв за руку короля, Анастасия увела его в спальню.
Придворные дамы с немым удивлением смотрели на фаворитку королевы, и никто из них не осмелился ей возразить. Все они испытывали к ней уважение и зависть, но и страх, зная или догадываясь о той духовной силе, коя таилась в ней.
Анна все еще билась в рыданиях. Анастасия подбежала к королеве, положила ей на голову руку, приникла к лицу и что-то прошептала. И рыдания прекратились, и тело обмякло. Анна лежала пластом и, казалось, не дышала. В спальне воцарилась тишина, и никто не пытался ее нарушить. Опечаленный Генрих опустился на край ложа и застыл в ожидании, когда Анна наконец проявит признаки жизни. Но она, потеряв сознание, находилась в таком состоянии несколько часов. Лишь в сумерках летнего дня зашевелилась, повернулась на спину, открыла глаза и, увидев Генриха и Анастасию, повинилась:
— Простите, родимые, что сомлела.
— Как ты, моя славная? Какое горе на тебя свалилось!
— Ушел батюшка, ушел, и не вернешь, — тихо причитала Анна, но вспомнила о младенце: — Где мой сынок? Настена, скажи Малаше, чтобы принесла его.
— Он спит, матушка-королева. Как проснется, так и принесем, — ответила Анастасия.
Душевное потрясение не прошло ей даром. В тот вечер она еще не была готова покормить грудью младенца. А на другой день у нее пропало молоко. Анастасия растирала Анне груди, пыталась пробудить в них застывшее движение, но билась напрасно. Новое горе окончательно подорвало неокрепшее после родов здоровье Анны, и она слегла в горячке. Она металась в жару, липкий пот покрывал все ее тело. Анастасия и Малаша переодевали ее по нескольку раз в день. Королевские лекари не знали, чем и как ее лечить. Она лишь беспомощно разводили руками.
«Того не может быть. Есть человек, который поднимет королеву на ноги, — сказала себе Анастасия. — Надо только найти его». И она отправилась к королю.
— Государь-батюшка, надо найти ученого монаха Одо. Помните, королева читала его поэмы? Лишь он может спасти матушку.
— Но где его искать?
— Он живет где-то на Луаре в городке Мен.
В эти минуты в покое короля появился камергер Матье де Оксуа. Услышав разговор короля и Анастасии, он заявил:
— Я найду монаха Одо, который владеет тайной трав. Он приехал в Париж продавать свою поэму «О свойствах трав», и его можно увидеть на рынке.
— Славный Матье, возьми немедленно экипаж и мчись на рынок. Привези, привези Одо из Мена!
Вскоре камергер Матье исполнил волю короля и доставил в Ситэ добродушного, толстенького и невысокого человека с маленькими зоркими глазами, который и назвался монахом Одо из Мена на Луаре. Его привели в покои королевы и отдали в распоряжение Анастасии. Одо пришелся ей по душе, и она сказала ему:
— Вижу, ты властен над травами, и я верю, что вылечишь королеву.
Коротышка Одо лишь усмехнулся на слова Анастасии.
— Дочь моя, мне нужно осмотреть хворую. Там и скажу, посильно ли мне поднять ее на ноги.
Анастасия повела его в спальню королевы. Но прежде чем войти в нее, Одо снял сутану и обувь, попросил воды, вымыл ноги и руки, помолился, взял с собой заплечную суму, с коей пришел. И лишь после этого перешагнул порог покоя. Он велел Анастасии стоять у дверей, сам подошел к постели, увидел туманные глаза Анны, ее пылающее жаром лицо и понял, что перед ним очень сильная женщина. Он узнал характер болезни: запоздалая послеродовая горячка. Но ему нужно было осмотреть больную, и он откинул легкое льняное покрывало, распахнул ворот ночной рубашки и заметил, что на г