- Какая нужда в нем?
- Князь Владимир говорить будет! - строго отве тил Путята.
Стражник исчез. А вскоре там же, на вышке, появился сам боярин-воевода Игнатий Блуд, мужик лет сорока, худой и расторопный. Увидев Владимира, он заговорил:
- Князь Владимир, посадник Игнатий Блуд внимает тебе.
- Зачем разбоем влез в мои палаты? - спросил Владимир.
Сел повелением великого князя Ярополка. :- Теперь моим повелением выходи за посад со своими услужителями, потому как ведаю, что на Руси нет великого князя, но есть удельный князь Ярополк.
- Выходит, есть великий князь. Слово сказал: «Я, великий князь, посылаю тебя в Новеград мою волю править», - пустился супротивничать воевода.
- Язык придержи, пока тебе зла не желаю. Выходи за посад, да не косней! - строго распорядился князь Владимир.
Блуда не надо было учить лисьим повадкам, сам любую лису выманивал из нор по днепровским кручам. Тут обмана не ждал, а силу Владимирову чувствовал: эвон, улицу заполонила та сила. Потому ежели быстро уберется из княжеского терема, быть ему с животом, нет - не сносить головы. Известно было Игнатию, где пропадал князь Владимир, какую силу привел для защиты Новгорода. Он, Блуд, со своими тремя сотнями ратников и смердов - конский табун, который князь Владимир вмиг в хомут возьмет.
- Иду, княже Владимир, иду! Токмо дай слово, что урону мне не будет! - попросил Блуд на всякий случай.
Владимир посмотрел на Добрыню. Тот слегка кивнул головой: дескать, дай слово. Князь оглядел горожан, сказал им:
- Вольные люди, он просит, чтобы я отпустил его без порухи. Как вы скажете, так и будет.
Жрец Богомил стоял впереди толпы. Он ведал, что замыслил князь Владимир. По тому замыслу выходило, что боярин Блуд нужен князю на благое Новгороду дело. Богомил не прояснил горожанам свою ведовскую силу, но громко произнес:
- На Блуда зла у нас нет. Он выполнял волю своего князя. Потому надо отпустить посадника и людей его, кои захотят в Киев вернуться. Верно я говорю, вольные люди?
- Верно! - дружно ответили горожане. Владимир повернулся к Блуду, вынул из ножен меч, поцеловал его и поднял над головой, держа в обеих руках:
- Иди вольно, боярин Блуд, в стольный град с теми, кто за тобой из ратников пойдет. Да скажи Ярополку, что иду к граду великих князей с дружиной. Пусть точит меч: решим спор, кому быть великим князем.
Владимир двинулся к воротам. Блуд крикнул сторожам, чтобы их отворили, они распахнулись, и князь вошел во двор.
В тот же день воевода Блуд покинул Новгород. А перед тем как ему уехать, с ним поговорил Добрыня:
- Ты, боярин, запомни: князь Владимир будет великим князем. Весной придет он с ратью под Киев и там решит спор своим мечом. Сообщаем сие не таясь, потому как знаем волю богов и силу свою. Хочешь Владимиру служить, думай над этим.
- Спасибо, Добрыня Никитич, за вразумление. Век помнить буду. - И посадник Ярополка земно поклонился воеводе.
- Теперь иди к коню, да памятью не оскудей.
А пока Добрыня наставлял Блуда, Путята своими делами занимался. Он пришел к дружине боярина и крикнул:
- Эй, гридни-отроки, вольно ли вам служится у Ярополка? Зову до князя Владимира. Кто смел, идите в гридницу.
Ополовинил Путята Блудову дружину. Ушли с посадником лишь те, кто был обременен семьей, кто испугался Ярополковой мести близким. А молодые, рисковые воины охотно остались в Новгороде. Поверили они в звезду князя Владимира, в его доброту к ним, и не ошиблись.
Добрыня одобрил шаг Путяты, и у него были виды на витязей Блуда. Пришел он к ним в гридницу, долго разговаривал о том о сем, похвалил за то, что остались на службе у князя Владимира, да присмотрелся к одному молодому десятскому и позвал его за собой. Когда вышли во двор, спросил:
- Ты сын боярина Василия Косаря?
- Верно, воевода. Мой отец - Василий Косарь. У десятского было открытое и смелое лицо, умные серо-голубые глаза.
- Я знаю твоего отца. Ходили с ним на печенегов и хазар. Ты вылитый батюшка. А звать тебя как?
- Стасом, - ответил воин. - Про тебя, воевода, я много слышал от батюшки.
- Зачем же остался? Надо думать, лиха не желаешь родимому.
- Он простит меня.
- Верно, простит: на благое дело решился. А коль поняли друг друга, то послужим князю Владимиру.
- Готов. Вели, что вершить.
- Слушай да внимай: как вечер наступит, покинешь город, догонишь воеводу Блуда и с ним вернешься в Киев. Живи, как все, служи в дружине, отца чти. Но все узнавай и запоминай, что проведаешь, чем озабочен будет Ярополк. Придем под Киев, и встретишь нас. Иных обуз тебе не нести.
- Я хочу здесь сражаться за Владимира, - горячо заявил Стас.
- Будешь. Но пока мы не собираемся в поход. То время ещё впереди, а ты уже сей час встанешь к делу.
- Коль так велишь, воевода…
Как стемнело, Добрыня дал Стасу коня из княжеской конюшни и проводил его до ворот в путь - догонять Блуда.
- Скажешь, что одумался и убежал к своим воинам. Да и старого отца, дескать, жаль, - наставил Добрыня Стаса.
Пройдут годы, а опытный, бывалый воевода Добрыня и боярский сын Стас будут часто встречаться тайно и явно, верой и правдой служа князю Владимиру.
Глава седьмая. НА ПОКЛОН К РОГНЕДЕ
Долгая новгородская зима покатилась с горы. В праздничных забавах миновал месяц просинец. Что ж, в январе и правда в морозные дни сини на небесах много. За просинцем сечень-февраль порезвился метелями-завирухами, сухию-марту своё озорство передал. Оно и впрямь на Масленицу озорства много. Тут и хороводы, и катание с гор, и блины, и медовуха, и кулачные бои. Но не только это. Как март капелями заиграл, так на княжеском дворе все пришло в движение. Князь Владимир, устав от праздной жизни в Новгороде, стал промышлять себе заботы. Подумав вместе с Добрыней да вняв его совету, Владимир начал готовиться к походу в южные земли Руси. Но прежде Владимир мыслил дать новую судьбу Полоцкому княжеству: князь Рогволод его настораживал.
- Скажи-ка, дядюшка-воевода, не встанет ли князь Рогволод на нашем пути, как пойдем на Киев?
- Встанет, князь-батюшка.
- Да какие у него причины?
- Вельми важные. Я тебе не говорил, что зимой Ярополк посватался к дочери князя Рогволода, достойной Рогнеде. Сказывают, юная княжна умна и красива…
- Зачем хвалишь? - перебил князь. - Коль она невеста Ярополка, мне нет до неё нужды.
- Оно бы и так, - согласился Добрыня, - да мне видна другая мета. Упустим Рогнеду, и Полоцк закроет нам дорогу на Киев. Рогволод твердость проявит в угоду зятю.
- Это верно, - согласился Владимир.
- Вот и возьми Рогнеду. Тебе пора мужем стать и Олову забыть. Она отрезанный кусок. Да и россиянка ближе тебе по духу.
- Зачем ставишь вехи на моём пути? - рассердился князь. - Лед пройдет на Волхове, и пошлю за Оловой и за сыном.
- Вехи ставлю на твоем пути для того, чтобы ладья твоя не сбилась. - Добрыня тоже рассердился. - Вот когда женишься на Рогнеде, тогда и я с твоего двора уйду, потому как сам управишься со своей ладьей. У меня ведь тоже семеюшка есть.
- Ну помилуй, что перечу. Но ежели гордая Рогнеда откажет, как смыть позор?
- Ведаю, о чем подумал, да не бери сию блажь в голову. Верю в тебя. Ты Рюрикович и найдешь путь к Рогнеде.
Многое в этой беседе было понятно только им. Добрыня знал, что Владимир вспомнил матушку Малушу, которая ходила ключницей у княгини Ольги и, значит, вольно отдала себя в домашнее рабство. Это и сказал он молодому князю. Владимир осерчал на уставы времени. Кто выдумал, чтобы дочь боярина, торгового гостя стала рабыней лишь потому, что любила княгиню Ольгу, верно служила ей? Вспомнил Владимир и свои обиды, как Ярополк дразнил его «рабичем», а повзрослев, произносил поганое слово с презрением. Добрыня это оскорбление и имел в виду, да прямо не выразил. «Ан нет, мы ещё посмотрим, чья кровь чище», - рассердился Владимир на Ярополка, и на Рогнеду гнев его упал. «Пусть знает гордячка Рогнеда, что моя матушка была взята во дворец и явилась единой женой у батюшки. А другой такой у него и не было». Рассудив подобным образом, Владимир повеселел.
- Мыслю так, дядюшка: не коснея будем поднимать дружину и пойдем на Полоцк! Возразишь ли?
- Нет. Только впереди сваты помчат, коих я сам поведу, - ответил Добрыня. - Послушаю, что скажет невеста.
Так он все и учинил. Но не все получилось по-задуманному.
Собрался Добрыня в сватовское полюдье и покинул Новгород, лишь только сошли в реки талые воды да чуть подвялились весенним солнцем и ветрами дороги. Примчали сват и его спутники к Полоцкому княжеству, да на рубеже земли Рогволода наткнулись на заставу. Крепкие мужи во главе с десятским перекрыли Добрыне дорогу.
- Нет новгородским пути в наши пределы, - заявил десятский и меч поперек седла положил.
Добрыня к своему оружию не притронулся, и гридни сидели на конях спокойно. Стал воевода уговаривать полочанина:
- Сваты мы от князя Владимира, к князю Рогволоду. Дочь у него есть, Рогнеда…
- Знамо, есть. Токмо в вашем женихе не нуждается, - начал дерзить полочанин. - Идите домой, не ищите себе лиха.
Добрыня тронул коня вперед, гридни - следом. На дороге - черта. Десятский мечом показал на неё.
- Заступишь - убью! - крикнул он.
Добрыня дал волю коню, он встал на дыбы, а как опустился, в руках у богатыря уже палица оказалась. Взмахнул он ею, и меч десятского в кусты улетел. Сам же Добрыня на других воинов ринулся да каждого по мечу успел ударить - палица в три пуда, какая рука выдержит удар такой штуковины! Прорубив путь, богатырь остановился:
- Ступайте к князю и скажите: Добрыня свататься идет.
Гридни Добрыни собрали мечи разбросанные, смеются. Весело им, но жалеют, что сами не потешились.
Десятский сообразил, что лучше убраться восвояси, пока Добрыня не рассердился. Коня плетью огрел, помчался в Полоцк. За ним остальные ратники умчались.
Добрыня крови на полоцкой земле не искал, и князь Рогволод должен был знать это. Однако гордый князь не внял голосу разума. Когда сваты приехали на княжеский двор, Рогволод вышел вместе с Рогнедой на красное крыльцо княжеского дворца и велел дочери дать ответ сватам при стечении многих полоцких именитых горожан. Рогнеда же словно ждала этой желанной минуты и звонко крикнула: