— Вы, вельможный пан, пошлите к великому князю гонца, и пусть он передаст, что я готова подождать государя в Новогрудке. Там вместе и решим, возвращаться мне или нет.
— Но, государыня, надо мною довлеет повеление великого князя. Поймите меня, — настаивал Радзивилл.
— Нет и нет, не ждите, что я пойму вас, гетман. Потому вы свободны.
Елена направилась к шатру, за нею потянулись придворные.
— Государыня, я прошу остановиться и выслушать меня, — почти прокричал озадаченный гетман.
К Радзивиллу подошёл канцлер Иван Сапега и сказал ему:
— Вельможный пан, исполни волю государыни, и это сойдёт тебе в прибыток.
Однако гетман не внял совету канцлера. Он знал, что за повелением великого князя стояли паны рады, канцлер Монивид и епископ Войтех. Это была их воля. Они прежде всего хотели вернуть Елену в Вильно. Они видели в её отъезде опасность для себя.
— О чём ты говоришь, пан Сапега? Это воля не только государя, но и всех властных, — в сердцах произнёс Радзивилл.
— А ты подумай, подумай, вельможный пан, сдержи свой порыв и послушай меня.
Иван Сапега осмелился взять гетмана за локоть и мягко, но настойчиво, попытался увести его к берегу реки.
Глава девятнадцатая. ПРИМИРЕНИЕ
После разговора с Иваном Сапегой Николай Радзивилл передумал влиять на Елену жёсткими мерами, как того требовал государь. У него лишь на миг промелькнуло желание окружить становище воинами и заставить Елену следовать в Вильно. Он осудил себя за это побуждение, потому как увидел последствия такого шага. Елене ничего не стоило поднять на защиту своей чести полусотню своих ратников, и Радзивилл не был уверен, что его сотня одолеет русских. Да, их меньше наполовину, но такие воины, как у Елены в полусотне, способны выстоять против его сотни и даже укоротить ей руки. Поэтому Радзивилл после здравого размышления и совета Ивана Сапеги отправил гонца в Вильно с наказом просить государя приехать к Елене в Новогрудок.
— Умоляй его на коленях, если заупрямится, иди к канцлеру, — велел Николай гонцу.
Воин мчался в Вильно весь вечер и всю ночь и добрался до Нижнего замка на другой день. Однако попал он к великому князю не тотчас, как приказал гетман, а прежде побывал у канцлера Монивида. Причина была проста: он служил канцлеру, а не государю. Выслушав гонца, Монивид отправил его к великому князю:
— Иди и уведоми государя сам. В таких делах я ему не советник.
На самом деле прозорливый канцлер усмотрел в действиях великой княгини не простой каприз женщины, а нечто значительное, несущее угрозу великому Литовскому княжеству. Когда гонец покинул палаты канцлера, он сей же миг послал слуг к епископу Войтеху, графу Хребтовичу и гетману Гоштольцу. Он звал их на неотложный совет. В поступке Елены Монивид увидел бунт не только против супруга, но и всего великокняжеского двора. Он счёл, что Александр должен немедленно отправить в Московию послов с заявлением о том, что подобное поведение Елены даёт великому князю право на расторжение супружеских уз. Монивид знал, что не только он, но и всё правительство Литовского князя тяготится брачной связью Александра с Еленой. Литва, по его мнению, была лишена свободы действий на восточных рубежах державы. Знал он также, что вольные гетманы и шляхтичи порубежных с Русью воеводств оказались лишёнными возможности делать набеги на города и селения россиян. Знал Монивид и о том, что, совершая набеги, литовцы добывали богатые трофеи, уводили россиян в полон, потом продавали их в рабство. К тому же до Елены Монивида радовало то, что западные земли Руси жили в постоянном страхе перед Литвой.
Супружество Александра и Елены, заключение мирного договора в связи с этим брачным союзом положило конец набегам литовцев. В Литве нарастало недовольство великим князем и радой. По этой причине канцлер Монивид и многие вельможные паны в тот же день после отъезда Елены настаивали лишь на том, чтобы послать в Москву посольство с грамотой о расторжении брака. Горячее всех требовал того епископ Войтех. Узнав о том, что Елена покинула Вильно, он сразу пришёл в покои великого князя и заявил:
— Сын мой, государь, тебе пора понять, что русская схизматичка никогда не будет верной супругой. Пусть она едет куда угодно, хоть в свою Московию, это только приближает твою свободу. А мы найдём тебе достойную государыню–католичку в Венгрии или в Германии.
Александр выслушал епископа молча, ни слова не произнеся в ответ. Перед его взором стояла гневная и гордая Елена. В этот час он был трезв и понимал, каким бесценным даром наградил его Всевышний, как прекрасна и умна его супруга. Никто из его придворных княгинь, графинь, гетманш не шёл ни в какое сравнение с его царственно величавой Еленой.
Дворецкий барон Кориат, видя отрешённость государя, попытался вернуть его на «землю» и поставил перед ним поднос с серебряным кубком, наполненным крепким хмельным.
— Батюшка великий князь, душа твоя почернела от горя и негодования. Омой её светлым мёдом. — Александр не замечал кубка. Кориат настаивал: — И лицом ты исподобился. Нельзя так, сердешный. Выпей и полегчает.
Лицо Александра потемнело, кулаки сжались. В какой раз он понял, что всё его окружение желает лишь одного: чтобы он поскорее спился. Александр смахнул со стола кубок, стукнул кулаком и крикнул:
— Гетмана Радзивилла ко мне немедленно!
Дворецкий Кориат стрелой вылетел из покоя, и через несколько минут в него вошёл Николай Радзивилл.
— Слушаю, мой государь, — произнёс он.
— Повелеваю тебе взять сотню воинов и мчать следом за государыней. Останови её и верни в Вильно! Христом Богом проси! Да бойся моего гнева, если не исполнишь повеления!
— Государь, я не обещаю, что сумею вернуть великую княгиню, — нашёл в себе силы возразить гетман.
— Вернёшь! Возьми две сотни воинов и не серди меня!
В покой следом за Радзивиллом вошли многие вельможи. Они смотрели на Александра удивлённо. Никогда ещё они не видели такого гневного и решительного государя. Епископ Войтех подошёл к великому князю и осенил его крестом.
— Святая Дева Мария, сохрани разум моего сына в светлости! — воскликнул он.
— Оставь меня в покое, епископ Адальберт Табор. Успокаивай бесноватых. Мой разум ясен и здрав, резко сказал Александр.
Гетман Радзивилл понял, что великий князь не изменит своего решения. Отъезд Елены задел Александра за живое, она, как осознал гетман, оставила некий след в груди великого князя, и Радзивилл повиновался. Он увидел, что некоторые вельможи хотят её возвращения, и сам склонился к такому же мнению.
— Исполню, мой государь, — ответил Радзивилл и откланялся.
Едва он скрылся за дверью, как Александр заявил:
— Всем вам говорю: да, государыня Елена схизматичка, да, она предана православию, но мне она любезна, и потому каждое сказанное вами гнусное слово о ней будет вам дорого стоить. А теперь идите и продолжайте трапезу, если ещё не потеряли охоту.
С этими словами Александр ушёл на половину Елены. Среди её придворных он скоро почувствовал себя уютно, покойно. Казначей Фёдор Кулешин, встретивший его первым, без ложного подобострастия сказал:
— Государь–батюшка, матушки Елены нет. Она чуть свет укатила, и тебе, поди, важно знать, в какие земли поехала.
— Важно, Фёдор, — ответил Александр. — Господи, я просто глупо поступил, что не поехал с нею.
— И то верно. Да всё обернётся к лучшему. Вот я поведу тебя к квасному столу. Квас?то чудо, от белозерских монахов. Ты выпьешь квасу, а я поведаю тебе должное.
Кулешин привёл Александра в малый покой, где на маленьких столах высились липовые бочата с белозерским квасом. Усадив Александра к столу, он наполнил золотистым напитком липовый же ковш, тут же поставил перед князем серебряный кубок, наполнил его, себе налил в липовую баклагу и проговорил:
— Райское питие, княже–батюшка. Испейте, не гнушаясь, и престольный праздник проглянет.
Александр уже забыл бурную трапезу со своими панами. Он смотрел на Кулешина, словно на близкого душевного человека, и всё в дьяке нравилось ему: быстрые глаза с рыжинкой, как у белки, высокий лоб без единой морщинки, чёрная борода клином вперёд, сам весь сухощавый, подвижный, говор певучий — всё привлекало в Кулешине. Да знал князь, что у дьяка кремнёвый характер, и надёжнее не было в Вильно человека, кто бы так строго, по–хозяйски держал в руках казну государыни. Многажды покушались на неё паны рады, и канцлер, и епископ, дабы растащить на «благотворительность», но эти деньги расходовались только на те нужды, которые укрепляли великокняжеское хозяйство. Пока у Елены не было доходов. Она не владела в Литве ни городами, ни садами, ни землями, хотя по брачному договору Александр давно должен был дать ей в правление города и вотчины. Каждый раз, когда он заводил о том разговор в раде, паны вставали на дыбы. Потому Елене не на что было надеяться в пополнении казны. Лишь благодаря бережливости дьяка Кулешина Елена со своими приближенными не знала нужды и даже помогала супругу.
Александр провёл в покоях супруги полный день и пришёл на другое утро, чтобы поговорить с Кулешиным и получить от него деньги, которые обещала выдать Елена. В этот час и примчал гонец от гетмана Радзивилла. Найдя государя в малой трапезной, он доложил:
— Мой государь, гетман Радзивилл велел передать вам, что государыня Елена не думает возвращаться в Вильно, но ждёт вас под Новогрудком, на берегу Немана.
Александр принял весть спокойно. Ему Не показалось, что Елена над ним куражится. Он только осведомился:
— Почему же она не думает возвращаться, если я позвал её?
— Сказано, что если государь приедет, то всё узнает из первых уст. Иное мне неведомо.
У Александра, как он счёл, были основания взорваться, хотя бы по той причине, что супруга вовсе не считалась с его мнением и желанием. Здесь, однако, Александр лишь горько усмехнулся: не было у него ни личного мнения, ни желания. Он велел гонцу идти в поварню: