— В чём же дело? Сей миг нам их доставят. — Александр крикнул воину, который шёл впереди: — Эй, Густав, сбегай во дворец за двумя чёрными плащами с капюшонами!
Воин Густав убежал, вернулся он быстро и накинул плащи на плечи короля и графа.
— Веди нас к северной калитке, Густав, — сказал Александр.
Спустя четверть часа никем не замеченные король и граф пришли к дому князя Глинского. Было уже поздно, но в двух окнах княжеских палат горели огни. Едва граф три раза стукнул в дверь, как она распахнулась и на пороге появился сам Михаил Глинский:
— Добро пожаловать, дорогие гости, — приветствовал князь, ещё не ведая, кто есть кто.
Гастольд уступил дорогу Александру, тот вошёл в переднюю и откинул капюшон.
— О, мой король, как я рад! — воскликнул Глинский. Он снял с короля плащ, закрыл за графом дверь и весело сказал: — Вам ничего не остаётся как посидеть в уединении. Следуйте за мной, нас ждут радость и веселье.
Князь повёл гостей на второй этаж. Они миновали освещённую свечами залу, прошли коридором, где было несколько дверей, и, наконец, остановились перед дверью, обитой шкурой леопарда. Она открылась как бы сама по себе, и гости оказались в просторном покое, обставленном низкой восточной мебелью. Горело несколько невидимых светильников, освещавших неким волшебным светом обитые шелками стены с невиданными птицами и цветами. Казалось, что с небес светило солнце, и лучи его падали в реку, где в прозрачных водах плавали золотые рыбки. У окон на низких столах стояли розово–голубые вазы с белыми орхидеями. Окна были завешаны шторами. С левой стороны покоя за шёлковым, в тон стенам, занавесом, угадывался альков. Справа от дверей в небольшом камине горели дрова, источая тонкий аромат палисандра. В середине покоя был накрыт невысокий стол, а вокруг него стояли четыре кресла. На столе рядом с вазами, в которых лежали восточные фрукты и сладости, высились четыре хрустальные чары. Король обратил на них внимание и подумал, для кого же четвёртая.
— Садитесь, дорогие гости, и для вас наступит ночь волшебства и очарования, — торжественно сказал князь Глинский и предложил кресла королю и графу. Сам он сел напротив них, лицом к алькову. — Я долго ждал этого часа, с того самого дня, когда вернулся из путешествий по Востоку. Сегодня я поведу вас в страну грёз за три с половиной тысячелетия в прошлое. Вы увидите древний Китай времён первого императора Ци Ши–хуанди. Это он создал великую империю. Он был могуч и мудр. Его семнадцать жён принесли ему шестьдесят семь сыновей и много дочерей. Он прожил более ста лет, и грядущие поколения императоров и царей прославляли его имя, потому как от него пошло долголетие китайских мужей. Никто из мудрых мира после него не создал лучший бальзам. Но я не буду утомлять вас преданиями старины, а покажу всё воочию. Добавлю лишь одно: бальзам Ци Ши–хуанди целителен только тогда, когда его пьют из рук прекрасной девы.
Князь взял стоявший на углу стола серебряный колокольчик и позвонил. В покое возникла глубокая тишина. Король и граф смотрели на дверь. Но близ алькова колыхнулся шёлк, и из?за него вышла в блистающем белизной первого снега одеянии, подпоясанная широким золотым поясом Кристина. В руках она держала хрустальный сосуд замысловатой формы, наполненный жидкостью, которая при малейшем колебании меняла окраску от золотой до голубой или пурпурной, и из сосуда вылетали яркие искры. Кристина поклонилась гостям и поставила сосуд на стол.
Увидев юную деву, Александр не поверил, что перед ним земное существо. Он закрыл глаза и подумал, что, когда откроет их, видение исчезнет. Но того не случилось. Тогда король встал, протянул руку и потрогал Кристину за плечо.
— Простите, я решил, что к нам снизошёл ангел небесный.
— Вас почтила своим вниманием баронесса Кристина Клецкая, — произнёс в это время Михаил Глинский.
Король был настолько поражён неземной красотой баронессы, что трижды склонил голову.
— Добрый вечер, ваше величество, добрый вечер, дорогой граф, — певучим голосом проговорила Кристина и ещё раз поклонилась гостям.
— Добрый вечер, дочь великой Польши, — ответил король.
— Мой дядюшка уже сказал вам, почему мне должно здесь быть. Этот бальзам и впрямь целебен лишь из женских рук. Сейчас я налью в хрустальные чары белого вина, добавлю бальзама, и мы с вами дружно выпьем, чтобы вместе улететь в волшебное царство Ци Ши–хуанди. — Кристина наполнила чары вином, добавила по малой толике бальзама и поднесла напиток королю, графу и князю. — Теперь следите только за мной и пейте малыми глотками.
Александр поднёс чару к губам, но не прикасался к ней. Он смотрел, как пьёт Кристина, и ему казалось, что этого достаточно, чтобы почувствовать волшебство бальзама, потому как баронесса уже зажгла его кровь, возбуждая все желания. Склонившись к королю и ласково улыбнувшись, Кристина сказала:
— Окунитесь в чары, мой государь. Вам пора в полет.
И Александр внял совету Кристины. Он пил бальзам так долго, что, ещё не допив, ощутил блаженный огонь в груди и лёгкое головокружение. Но вот он поставил чару на стол, реальность быстро отступила, и мир вокруг него изменился. Он вознёсся над столом, над покоем и полетел. Перед его взором расстилалось необозримое пространство, насыщенное гармонией прекрасного. Он парил над возвышенностью и увидел сад, принадлежащий Атланту, в котором гуляли прекрасные девы и среди них сверкала Кристина. Геркулес держал над девами небесный свод. Над Александром пролетели крылатые кони, в колеснице сидела царица амазонок Кристина, а следом за нею плыло стадо златорогих ланей. Александр устремился вслед за колесницей. Он пролетел над реками и озёрами, где плавали белые, чёрные и розовые лебеди. Наконец он увидел одинокую деву, сидящую на берегу озера, гладь которого была усеяна лилиями всех цветов радуги. Опустившись на землю, он подошёл к деве в белоснежной тунике, удивился и обрадовался, когда вновь увидел Кристину. Она протянула ему руки, и он опустился рядом с нею на мягкую, шелковистую траву. Дева сказала:
— Мой государь, твоя Кристина заждалась тебя. Обними меня и поцелуй.
— Я спешил к тебе и, видишь, прилетел. Теперь мы никогда не разлучимся. Не так ли, мой ангел?
— Да, мы никогда не разлучимся. К нам пришли вечный праздник и вечное блаженство. У наших ног весь мир в благоговении перед нами.
Они легли на траву. Кристина ласкала нежной рукой его лицо, его грудь, целовала жаркими губами, напевала что?то трепетное. И Александр уснул. Сколько он спал, неведомо, а когда открыл глаза, то не было уже вокруг волшебных рощ и крылатых ангелов, исчезло озеро с лилиями.
Александр наконец уразумел, где он пребывал. Он увидел горящую свечу, шёлковые стены алькова, услышал ровное дыхание прекрасной Кристины, которая спала на его руке. И король потянулся к ней, потому как понял, что пришёл его час, коего он ждал больше двадцати лет. Кристина проснулась, приникла к Александру всем телом, её губы нашли его губы, и они слились в долгом и жарком поцелуе. У Александра пробудилась жажда близости. Кристина почувствовала это и легко, словно живая вода, оказалась под Александром. Они утонули в блаженстве.
А за альковом, в кресле у камина, дремал князь Михаил Глинский, охраняя покой влюблённых. Будущий дядя Ивана IV Васильевича Грозного, царя всея Руси, знал, что ловушка, в которую он заманил короля Польши и великого князя Литвы, захлопнулась надёжно и надолго.
Глава двадцать восьмая. ПОИСКИ КОРОЛЯ
На другой день после посещения Вавеля архиепископом Радзивиллом и графом Монивидом во дворце до полудня царила обычная придворная жизнь. Многие ещё нежились в постелях, другие шли на прогулку в парк, служилые дворцовые люди привычно занимались делами. Никого не беспокоило то, что король не пришёл на утреннюю трапезу. Знали, что с ним часто случалось такое и даже королева мирилась с этим. Так было с утра и в этот день. Но в полдень к королю пришёл с докладом канцлер Монивид и попросил дворецкого Ивана Сапегу доложить о себе государю.
— Передай, что у меня безотлагательное дело. Да напомни, что он был намерен до полуденной трапезы принять послов из Венгрии.
— Так всё и передам, ваша светлость, — ответил Сапега с лёгким поклоном и ушёл в покои короля.
С канцлером у дворецкого всегда были прохладные отношения. Сапега не мог простить Монивиду напрасное обвинение в том, что он якобы плохо исполнил свой долг перед радой во время поездки Александра и Елены по державе. Даже время не залечило отчуждения. На сей раз это чувство погасло очень быстро. Сапега вошёл в спальню и обомлел: королевское ложе было пустым и его никто не готовил ко сну. Атласное покрывало было аккуратно заправлено, как и накануне вечером, когда Сапега заходил в спальню с постельничим.
— Когда и куда государь успел уйти? — выдохнул Сапега.
Заглянул во все углы, потолкав плечом потайную дверь. Сапега похолодел и почувствовал головокружение. Прислонившись к стене, он принялся лихорадочно вспоминать минувший вечер. Но запомнилось лишь то, что уже поздно вечером к королю пришли сперва архиепископ Радзивилл, а час спустя — граф Ольбрахт. Сапега знал, что этот всесильный магнат был любим королём и они часто вели беседы за полночь. В такие часы никому не разрешалось беспокоить короля. Так было и вчера, припомнил Сапега. Он побывал близ королевских покоев, только когда на ночь менялся караул, с тем и ушёл спать. Пана Сапегу залихорадило от страха. «Куда мог исчезнуть король?» — повторял он, пытаясь унять дрожь. Мелькнула спасительная мысль: «А не ушёл ли он тайным ходом вместе с графом Гастольдом? » И появился ответ: «Конечно же, ушёл. И почему бы вольному королю не уйти на дружескую попойку? Надо послать Мартына во дворец графа», — развивал свою догадку Сапега. Воспрянув духом, дворецкий покинул спальню короля и поспешил в покой постельничего. Тот спал после ночного бдения. Сапега разбудил его.