Но и без усердия Мартына с наступлением утра уже все знали, что король жив и здоров и вернулся в Вавель. Однако бурных проявлений радости по этому поводу во дворце не последовало. Шла какая?то суетливая беготня, и все перешёптывались, говорили вполголоса. Постельничий Мартын всё-таки с утра отправился к принцу, чтобы уведомить его. Сигизмунд был ещё в постели. Мартын, боясь, что его кто?либо услышит, шёпотом сказал:
— Ваше величество, в полночь вернулся государь.
Сигизмунд был настолько удивлён, что не находил слов, лишь спросил:
— Почему не пришёл ко мне сразу?
— Государь повелел никого не тревожить. Думаю, потому, что с ним приехала женщина.
— Кто такая?
— Того не ведаю. Лицо её было закрыто.
— И что же, она с ним в спальне? Какой конфуз!
— Нет, ваше высочество, она в покое для гостей.
Сигизмунд задумался. Надо было что?то предпринимать, потому как рушились все его планы. Он рассчитывал, что Александр не вернётся или вернётся не так скоро. У принца уже были встречи со многими депутатами сейма и рады. Он договорился с ними о том, чтобы они заявили об отлучении короля от трона. Ему рьяно помогал в том архиепископ Радзивилл. Большинство польских вельмож были готовы требовать низвержения Александра. Литовские паны рады оказались менее сговорчивы. По мнению Сигизмунда, на них уже повлиял канцлер Монивид. Теперь обстоятельства изменились в пользу Александра. Он сам сможет донести до сейма причины отсутствия в Кракове, но может обо всём и умолчать, на это у него есть своя воля. Сигизмунд пришёл к выводу, что нужно искать новые средства, дабы освободить для себя трон. Какими они будут, принц пока не знал, но надеялся найти. Мартыну он сказал:
— Спасибо, любезный, службы твоей не забуду. И ещё что: сходи к канцлеру и передай, чтобы шёл в палаты архиепископа. Мы будем его ждать.
Мартын поклонился и ушёл. Не задержался в своей спальне и принц. Его одели, и он в сопровождении двух телохранителей отправился на «прогулку». Он покинул дворец и двор, обошёл площадь и скрылся на улице, где стояли палаты архиепископа.
Радзивилл писал грамоту папе римскому о событиях в Кракове, когда ему доложили о приходе принца, как раз закончил фразу: «А у нас, сладчайший понтифик Римской церкви, с греховными побуждениями исчез король Польши и великий князь Литвы Александр». Когда принц появился в покое, Радзивилл благословил его и спросил:
— С чем пожаловал, сын мой? Тщетны наши ожидания? Вот я написал и отправляю главе Римской церкви покаяние…
— Придётся забыть о нём, и можете порадоваться: король Александр вернулся в Краков и сейчас мирно почивает.
— Удивлён. Когда же он прибыл?
— В полночь. В замке все спали.
Радзивилл буднично произнёс:
— Что ж, придётся забыть о послании.
— Я бы всё-таки уведомил понтифика о блудных скитаниях короля.
— Не вижу в том необходимости, сын мой, — ответил Радзивилл.
— А как же сейм, рада? Быть им?
— Думаю, что придётся отменить заседания об отлучке короля из Кракова.
— Я всё же настаиваю, — упорствовал принц.
Радзивилла насторожило сопротивление Сигизмунда. Архиепископа нисколько не смутило известие о том, что король вернулся. Как будто не он собирался писать папе римскому о пороках Александра и был намерен просить понтифика об отлучении короля от церкви. Ереси в отсутствии Александра он не находил.
— В таком случае надо будет спросить позволения короля открывать сейм и раду.
Сигизмунд всегда считал архиепископа своим союзником в стоянии против Александра, но его отступничество поразило принца, словно громом.
— Подождите, ваше преосвященство, как же так?! И как мне оценить ваш шаг?..
— Пути Господни неисповедимы. Мы дадим государю право на покаяние и потребуем искупления грехов.
— О каком покаянии речь?! Король привёз в Вавель женщину и спрятал её в своих покоях!
— И что же? Я буду рад, если он нашёл в ней достойную себя. Знаешь же, что у них с россиянкой нет жизни. И хмельным увлекался по той причине, и наследника нет. Папа благословит этот союз.
У Сигизмунда не нашлось слов для возражения. Он не знал, о чём говорить, потому как в наболевшем не мог признаться. В это время пришёл канцлер Монивид, и разговор стал складываться вовсе не в пользу Сигизмунда. Архиепископ и канцлер явно были настроены защищать короля. В эти минуты Сигизмунд возненавидел их. Если всё будет складываться так, как рисовало в сей миг его возбуждённое воображение, то ему никогда не владеть троном. Радзивилл поддержит просьбу Александра о расторжении супружеских уз с Еленой, и никто не возьмётся утверждать, что новая жена не родит ему наследника, даже если она его нагуляет. Постепенно в Сигизмунде начала созревать мысль о насильственном захвате трона. Конечно, ему для этого нужна будет чья?то поддержка. Он знал, что Радзивилла можно вернуть на круги своя и разжечь в нём религиозный фанатизм, причислив Александра к клану еретиков. Стоит лишь упрекнуть Радзивилла в попустительстве да пригрозить жалобой понтифику, как он дрогнет и, чтобы самому не впасть в немилость папы римского, восстанет против Александра. «Надо рисковать, — решил принц, — я заставлю тебя, святой отец, ополчиться на погрязшего в грехах короля. Я напомню, что ты не принял никаких мер, когда при потворстве короля закрыли в Могилёве последний костёл. Я напомню также, что из Могилёва бежали все католики и ты это знал, но не упрекнул короля. Подобное непозволительно главе церкви, — распалял себя Сигизмунд. — А чем обернулось дарение Елене Гливицкого повета? Только что прибывший на сейм граф Хребтович рассказал, что волей королевы, а значит, и короля, в Гливице началось возведение нового монастыря для схизматиков». Перебрав все промашки архиепископа в угоду королю и в ущерб католичеству, Сигизмунд прервал беседу Радзивилла и Монивида:
— Святой отец, и ты, канцлер Монивид, выслушайте меня внимательно и, если я не прав, осудите. Я настаиваю, чтобы сейм и рада через два дня начала свою работу. Для того есть существенные основания. Вы знаете, что по всей державе, и особенно в Литовском великом княжестве, над католичеством берет верх православие. Знаете, что борьбу схизматиков против католиков поддерживает и вдохновляет вместе с королевой сам король. Митрополит Иона посажен не кем?нибудь, а самим королём. В восточных землях открыто притесняют католиков, их изгоняют из домов, отбирают земли, имения. Так происходит в Слониме, в Полоцке, в Смоленске, я уж не говорю о Могилёве. Больше трети земель Литовского княжества отошли при Александре к Москве. Это ли не преступления нашего короля? — Сигизмунд молча прошёлся по покою, подыскивая сильные слова, обличающие Радзивилла, и, остановившись против него, заявил: — Ты, святой отец, сие знаешь, сам гневаешься, но твоя любовь к Александру мешает тебе пресечь его еретические действия. — Сигизмунд вновь прошёлся по покою, встал перед Монивидом и, рубя воздух рукой, продолжал: — Вы уповаете на то, что Александр в новом супружестве обретёт наследника престола. Но тому не бывать. Он сам мне в том открылся. Чего же вы хотите? Вспомните, наконец, что ещё папа римский Александр VI требовал отлучения великого князя Литвы от трона. Чего же ждать? Потому заявляю: если вы откажетесь открывать сейм и раду, я позову народ, выйду на площадь и скажу всё, что вы услышали сейчас. Ещё напишу грамоту папе римскому о твоих еретических грехах, святой отец.
Сигизмунд не стал ждать, что ответят на его заявление архиепископ и канцлер, повернулся к двери и покинул палаты. Радзивилл и Монивид долго молчали. Наконец архиепископ собрался с духом и промолвил:
— А ведь он прав. И я его знаю: слова с делом у него не расходятся. Если он доведёт всё до сведения папы римского, нам с тобой несдобровать. Потому призываю тебя, сын мой, поддержать принца, и тогда мы сохраним своё достоинство.
— Увы, я не тешу себя надеждами на мирное содружество с Александром, — слукавил Монивид, — но мне надо подумать. Вечером я дам тебе, святейший, ответ.
Поклонившись, Монивид тоже покинул покои архиепископа.
Вернувшись к Вавелю, принц не вошёл во дворец, а отправился в казарму, где жила его сотня служилых шляхтичей. Он хорошо ладил с ними, и они были ему преданы. В минувший месяц, пока король отсутствовал, лишь они несли службу по охране внутренних покоев дворца и сейчас продолжали нести. Сигизмунд всё ещё не пришёл в себя от схватки с Радзивиллом и Монивидом. Голова лихорадочно работала. В запале он решил с помощью своих гвардейцев осуществить задуманное и расчистить путь к трону. Принц отважился сделать это в течение суток, иначе будет поздно, счёл он. Опять же в карауле в текущие сутки должны стоять его люди. А двое самых верных из них придут в покои короля, где он спрятал свою любовницу — так обозначил её Сигизмунд, — и унесут её из дворца. Принц надеялся, что она даст показания на сейме и обличит короля не только в грехопадении, но и в ереси, после чего исчезнет. Что с ней станется, Сигизмунд пока не знал, да это его и не волновало. Всё казалось Сигизмунду простым и доступным. Даже последний роковой час брата, который он перебрал по минутам, не смутил принца. Он лишь искал путь к «своей вершине».
Король Александр проснулся около полудня. Постельничий Мартын оказался рядом и позвал слугу, чтобы одеть короля.
— Ваше величество, вельможи ждут вас к трапезе, они жаждут увидеть своего короля, — произнёс Мартын.
— А я не хочу их видеть, — сухо ответил Александр. — Велю тебе накрыть стол на двоих в Голубой зале. И накажи стражам, чтобы никого ко мне не пускали. Никого! А всем, кто ждёт меня в трапезной, скажи, что король недомогает.
— Слушаюсь, ваше величество.
Пока Мартын выполнял повеление короля и заботился о его трапезе, Александр зашёл в спальню Кристины. Она встала чуть свет, в душе у неё царило смятение, и она не знала, куда себя деть. Когда появился король, она стояла у окна, смотрела на крышу палат князя Глинского, которая виднелась за площадью, и с горечью думала, что дядюшка вовлёк её в какую?то опасную игру. Сердце вещало ей, что королевой она никогда не будет.