Сам князь Владимир обретал от введения христианства многое. Если ранее он был только вождем племенного союза по воле случая, то отныне его власть являлась дарованной и освященной Господом Богом. И весь люд Киевской Руси получал благо от новой веры. Знал князь, что христианство открывало совершенно иные отношения всего восточного, южного и западного мира к россиянам. Теперь торговый гость, прибывший в Византию из Руси, становился уважаемым единоверцем, а у камских болгар, у хазар и печенегов - представителем одной из мировых религий.
Знал Владимир и то, что многие в его державе понесут немалый урон. Были таковыми все жрецы и служители язычества, матерые волхвы. Они потеряют всё, оставив за собой лишь ложное право на борьбу против христианской веры, против своего народа, вступающего на путь новой жизни. Но об этом Владимир думал менее всего. Он готовил себя к иной заботе и вместе с княгиней Анной мыслил уже о том, чтобы пригласить из Византии мастеров, чтобы они возводили в державе каменные храмы, как в Царьграде, украшали их иконами, мозаикой, резным мрамором. И предполагал князь поставить к греческим мастерам для обучения русских отроков и мужей, способных овладеть неведомыми им ранее ремеслами, расковать в них силы воображения.
Размышления князя Владимира дополняла княгиня Анна. Она хотела, чтобы селяне, как и в Тавриде, занялись выращиванием диковинных фруктов, овощей, винной ягоды, которые повсеместно произрастали у греков. Ещё подсказала княгиня попросить у матерей-россиянок разумных сыновей и дочерей и послать их в Византию за грамотой, за науками, потому как настала пора, чтобы Русь шла в будущее свободной от цепей язычества, просвещённой. И прежде всего Анна попросила найти людей, способных видеть окружающий мир и малые и большие происшествия в нем, излагать их на бумаге для потомков - положить на Руси начало летописанию. Анна рассказала Владимиру, что при византийском императоре стоит хронист Лев Диакон, который описывает деяния василевсов, события, которые происходят в державе.
Долгой была ночь накануне крещения россиян, но и её не хватило на то, чтобы у Владимира и княгини Анны иссякли источники горячих размышлений. Но одна их мысль утвердилась прочно, и ей суждено было осуществиться: всем быть христианами - малым и великим, рабам и свободным, юным и старым, простым и богатым - так считали Владимир и Анна. Позже они увидели, что в Киеве почти не было людей, противящихся их благочестивому повелению. А если кто-то с неохотой, со страхом, по принуждению шел в купель, это говорило о том, что благоверие великих князей было сопряжено с властью.
Наступило ясное воскресное утро. Город пробудился от сна. А многие потеряли в эту ночь сон: то ли, по примеру Владимира и Анны, не сомкнули глаз в думах, то ли переживали за туманное будущее. Лишь только зарозовел восток, как со всех концов города, из окрестных селений потекли ручейки к могучему Днепру, дабы влиться в него с единым душевным порывом и увидеть свет новой веры.
Из княжеских палат вышли великий князь и великая княгиня, множество вельмож и потянулись туда же, к Днепру, где в него впадала река Почайна. Вместе с ними шли нужные при крещении священнослужители - царьградские, корсуньские, киевские архиереи, священники, диаконы. Был среди них и святой отец Григорий, возведенный в сан епископа Киевского. С ним рядом ступал епископ Анастас, получивший сан вместе с отцом Григорием. Ещё шли к Днепру священнослужители церквей из других городов Руси, где были ростки христианства.
Когда солнце поднялось из-за днепровских круч, то осветило на берегу Днепра многие тысячи россиян, жаждущих крещения. Слышались такие разговоры:
- Князь и бояре крестились. Они познали мудрую и святую веру. Что же мы? Пора и нам познать Господа Бога.
Люди спешили принять Святое причастие, призывали священников не медлить с крещением:
- Ведите нас, отцы веры, в лоно истинной церкви. Не хотим пребывать в язычестве, уходим от идолов.
Архиереи знали своё дело. Они спустились к самой воде и, окуривая кадилами россиян, запели песнь восхождения:
- К Тебе возвожу очи мои, живущий на небесах.
- Помилуй нас, Господи! Помилуй!
- Ибо довольно мы насыщены презрением.
Греческие иереи первыми вошли в днепровскую воду по пояс, увлекая за собой россиян: мужей, отроков, старцев, женщин, несущих на руках детей. Русские священники последовали примеру греческих и повели будущую паству за собой в Днепр. И продолжала звучать песнь восхождения:
- Надеющийся на Господа, как гора Сион не подвигнется, пребывает вовек! - звучало над водами Днепра.
- А совращающиеся на кривые пути свои да оставит Господь ходить с делающими беззаконие…
Песнь восхождения ещё звучала, а бедные и богатые, калеки и здоровые, добрые и злые, друзья и враги - все вошли в воды Днепра, кто по грудь, кто по горло. Все воздели руки к небесам, женщины и мужи поднимали над собой детей, и все просили-призывали:
- Дайте нам истинного Бога! Дайте истинного Господа Спасителя!
И раздавалась над Днепром молитва, которая вносила в души крестимых благость и умиление. Мощные голоса священнослужителей лились над водами могучей реки, вселяя в души обращаемых в новую веру божественное начало.
- Царю Небесный! Отче наш, Господи, помилуй! Господи, помилуй!
- Душу мою обрати, наставь меня на путь правды и веры христианской, ради имени Своего, Господи. Аллилуйя! Аллилуйя!
После молитвы великий князь Владимир сказал россиянам своё слово:
- Во имя Отца и Сына и Святого Духа! Я, князь Владимир, нарицаемый Василий, сын Святославов, внук Игорев и блаженной княгини Ольги, воспринял святое крещение от греческого царя и от Николая, патриарха царьградского. Взял первого митрополита Леона Киеву, чтобы крестил всю Русскую землю святым крещением. - И князь воскликнул: - Еммануил! Еммануил! Аминь!
Это было знаком для священников, и они побудили россиян трижды окунуться в днепровские воды. Киевляне исполнили повеление бестрепетно, с истинной верой в обновление, и видно было, как заволновался могучий Днепр, когда тысячи россиян раз за разом трижды всколыхнули его. И вот уже священники и архиереи повели свою паству, обращенную в новую веру, на берег. Когда последний человек покинул Днепр, когда свершился торжественный обряд и все были наделены нательными крестами, а иереи пропели славу Вседержителю, Священный собор нарек всех россиян, заполонивших берег Днепра, христианами. Князь Владимир поднялся на коня и, въехав в толпу, воскликнул:
- Всевышний Творец земли и неба! Взгляни на новых чад Твоих, благослови их и дай им, Господи, познать Тебя, Бога истинного! Утверди в них неуклонную и правую веру, будь мне помощью в искушениях зла, против Сатаны! Да восхвалю достойно имя Твое!
И народ возгласил здравицу Господу Богу.
- Слава Всевышнему! Слава! - прогремело над Днепром. - Он принял нас под своё крыло! Слава!
Как и положено, князь Владимир земно поклонился россиянам.
- Дети мои, я славлю вас! - крикнул он.
Среди тысяч россиян в эти утренние часы воскресенья самым счастливым человеком была великая княгиня Анна. Ей было отрадно знать, что сбылось её пророчество, открытое несколько лет назад братьям императору Василию и царю Константину. «Душа моя блаженствует!» - пело в ней.
Завершился этот знаменательный день августа 988 года всенародным торжеством. Были открыты княжеские погреба и погреба знатных и богатых людей города, всех, торговых гостей. Земля и небо в сей день ликовали. А спустя два дня работные люди Киева и окрестных селений, ратники княжеской дружины приступили к исполнению княжеского повеления: начали готовить камень на храмы в тех местах, где прежде стояли языческие кумиры.
Глава двадцать четвертая. БУНТ В НОВГОРОДЕ
Ночью после шестого дня крещения киевлян в Днепре неподалеку от Священного холма вспыхнул пожар. Было тихо, безветренно, и огонь огромным факелом взметнулся в звездное небо. Вскоре же на церкви Святого Ильи ударил в набат колокол. Горожане выбежали на улицы, и многие из них помчались к месту пожара. Как сбежались, так и ахнули: горел дом жреца Драгомила. Ни его самого, ни услужителей близ пожара не было. Дом стоял среди деревьев в отдаленности от других домов, и ничто не угрожало соседним строениям. По этому поводу тушить пожар смельчаков не нашлось. Вскоре между горожанами появились и люди с княжеского подворья. Среди них был со своими воинами-пролазами воевода Стас Косарь. Он смекнул, что дом Драгомила загорелся не случайно. Самого Драгомила ни Стас, ни кто-либо другой в Киеве и на Священном холме не видели с самого того дня, как в город вернулся из Корсуня великий князь. Стас обратил на это внимание и попытался узнать, куда мог исчезнуть верховный жрец. Он послал своих воинов искать жреца по Киеву и в других местах. Что-то надоумило его отправить двух своих лучших пролаз Ивара и Попеля в сторону Новгорода, чтобы там поискать следы жреца. Прошло почти десять дней, а Стас оставался в неведении. Он только гадал, где мог быть Драгомил. Воины Стаса, которых он посылал в ближние города, вернулись ни с чем, лишь Ивар и Попель всё не возвращались.
Теперь, присматриваясь к собравшимся на пожаре, Стас искал хоть кого-либо, кто был близок к Драгомилу. И вдруг воеводе повезло: он увидел знакомое лицо. Это был второй после Драгомила жрец Ладона, сдержанный и очень хитрый человек лет шестидесяти. Он, казалось, всегда был покорен Драгомилу, но в душе мало в чем соглашался с ним в том, что касалось язычества. Однако Ладона умел скрывать свои чувства и делал вид, что предан Драгомилу и Перуну. «Мне послал его сам Господь Бог», - решил Стас и подошел к нему.
- Сын Перунов Ладона, ты смотришь на горящий дом, и в твоих глазах я вижу радость. Почему? И где хозяин этого дома?
- Перунов огонь меня всегда радует, - ответил Ладона. - А великий жрец Драгомил далеко от этого дома, хотя он вспыхнул по его воле.