Засмеялся Усмар, как ржут жеребцы, и чрево у него заколыхалось.
А пока он смеялся, Ян скоро подошел к нему, схватил поперек груди, сцепил руки за спиной и стал давить. Усмар тоже обхватил Яна вместе с руками. И начали они бороться, пытаясь оторвать друг друга от земли и бросить. В какой-то миг воинам той и другой стороны показалось, что Усмар оторвет Яна от вытоптанной травы и бросит оземь. Но это лишь показалось. Никто не увидел того, с чего всё началось гибельно для печенега. Он вдруг почувствовал, что задыхается, будто две скалы зажали его и сдвигаются. Усмар зарычал по-звериному, но на большее его не хватило: оборвалось дыхание. Да был он поднят в воздух, как должно по правилам борьбы, и с силой брошен на землю. Тут и дух испустил.
Печенегов обуял ужас. Никогда никто из них подобного не видел. К Яну подбежали два его брата, принесли палицу, отдали богатырю. Он вскинул её над головой и двинулся на степняков. В сей же миг за Яном ринулась, Владимирова дружина, засверкали мечи, вознесся к небу боевой клич, и началась сеча.
Но печенеги только огрызнулись да в панике, давя друг друга, пустились бежать к реке. Там их и стали бить, как стаю волков в загоне. В это же время справа и слева ударили по печенегам засадные дружины. Вся печенежская орда потеряла способность защищаться, и никому не было спасения. Лишь меньше половины печенегов успели перебраться через реку и умчать в степь. Но и русская рать поднялась на коней и пустилась преследовать удирающего врага, рубить, колоть его, пока не сбросила в Сулу - порубежную реку.
К полудню побоище завершилось полной победой русской рати. Из степи потянулись конные сотни русичей, которые гнали пленных печенегов, табуны коней, катили сотни вражеских кибиток.
Князь Владимир сам не участвовал в сече. Он стоял на высоком берегу Трубежа и наблюдал за бегством врага, за тем, как умело бьют его русские ратники. Когда близ него собрались воеводы, вернувшиеся с поля брани, князь в порыве радости воскликнул:
- Быть здесь граду вольному Переяславлю! Сие место доблесть русскую должно хранить, ибо здесь перенял славу печенежского усмана русский богатырь.
Потом князь, осмотревшись и не увидев, кого искал, спросил Добрыню:
- Где батька Глеб, где Ян и прочие сыны?
- Домой, князь-батюшка, отправились. Взяли по паре коней печенежских, кибитки и двинулись…
- Догнать! Вернуть! - повелел князь.
Прошло немало времени, пока гридни догнали Глеба и его сыновей. Князь Владимир уже вернулся к шатру, выпил кубок меду с воеводами, когда Усмошвецы появились у княжеского шатра. Владимир вышел к ним, позвал Глеба:
- Подойди ко мне.
- Чего тебе надобно, князь-батюшка? - спросил смелый Глеб. - Мы свой зарок исполнили, домой спешим, жатва близко.
- Дай я тебя расцелую, упрямый старик, - сказал Владимир. Он шагнул к Глебу, обнял его, склонился и трижды поцеловал. - Это за Яна. И его обниму, - добавил князь, шагнул к Яну и поцеловал его в лоб. - Спасибо, что вы, Кожемяки, есть на Руси.
- Это тебе спасибо за ласку, князь-батюшка, - умилился Глеб и заявил: - Ну, мы пошли.
- Да погоди, упрямец! Вот при воеводах говорю: жалую я тебя от имени всей Руси саном боярским и Яна тоже. И быть ему при мне отныне! А тебе с сынами вотчину дарю в той местности, где обитаешь. Теперь иди к Добрыне, знак мой княжеский выдаст.
Склонил по-птичьему набок голову Глеб, за ухом почесал да сдернул с головы шапку, на землю бросил, притопнул:
- Э-э, куда ни шло! Бери моих сынов в дружину, князь-батюшка, а я при них буду кулеш варить, бабки-то у меня в селении нема. Бобыль я!
- Гоже. Вижу, из тебя знатный кашевар выйдет, - засмеялся Владимир.
Поладил великий князь с новоиспеченным боярином, дерзким Глебом-отцом, принял его в своё окружение. И близкие к князю люди его приняли, потому как никто в эту пору ещё не чванился родовитостью. Знал князь, что нужны ему такие богатыри, как Ян Кожемяка, как его братья, смелые воины, ибо ведал Владимир, что завершившаяся сеча с печенегами не последняя на Руси.
Глава двадцать шестая. АННА И ХРАМ
Пока великий князь Владимир ходил с ратью воевать против печенегов, великая княгиня Анна, потеряв сон и покой, вместе с греческими зодчими и камнеточцами завершала отделку первого каменного собора в Киеве. Она торопила мастеров, чтобы ко дню возвращения князя Владимира из похода отслужить в новом храме торжественную литургию. Уже совсем немного нужно было приложить усилий - закончить украшение храма фресками, - ив нем можно будет вести службу. Иконописцы работали даже по ночам, при свечах и светильниках. Анна с Гликерией не отходили от них, заботились о том, чтобы у мастеров всё было под руками.
Храм возводили в честь Матери Божьей Богородицы Марии. С первых дней, как заложили храм и поднимали стены, княгиня Анна и дня не оставляла без внимания работных людей и распоряжалась с пользой для дела. Она хорошо знала, каким должен быть храм в стольном граде, потому как в Константинополе многажды любовалась величественным творением зодчих - собором Святой Софии. Она видела в Софии вершину зодческого мастерства, вершину труда мастеров каменного дела и скульпторов. Этого же добивалась Анна и при возведении собора в Киеве. По её воле храм богато разукрашивался фресками, мозаиками, резным мрамором.
Греческие мастера ценили слово византийской царевны, оттачивали художественные украшения храма до безупречности и добились своего. Таким совершенным творением и оказался собор Богоматери к тому времени, когда великий князь вернулся из похода на печенегов. На радостях Владимир принародно расцеловал Анну и с молодецким задором воскликнул:
- Какое чудо сотворили твои мастера, Анна! Всевышний одарит их блаженством, а я одарю златом!
- Спасибо за доброе слово, государь. Мы рады, что угодили тебе, - ответила Анна.
Князь позвал своего духовного отца Григория и спросил его:
- Святой отец, кому отдать в руки сей боголепный храм? Кто умножит его красу благостным служением и вознесет в народе его величие?
Епископ Григорий посмотрел своими уже подслеповатыми глазами на Анну, потом на князя и тихо молвил:
- Мы с матушкой-княгиней давно пришли к мысли, что нет более достойного служителя близ тебя, чем епископ Анастас-корсунянин. Я соберу архиереев, освящу с ними храм, после первого богослужения ты и отдашь ключи от него Анастасу.
- Почему так? - удивился князь. - А ежели сей час позвать блюстителя?
- Храм есть корабль. Подобно кораблю, уходящему в плавание, он приводит верующих в Царство Небесное. Кто же, не освятив корабль, отдает его в руки мореплавателей?
Князь смутился, взглянул на княгиню. Она ласково улыбнулась.
- Спасибо, святой отец, за вразумление. Будет, как тобою сказано.
Вскоре в соборе Святой Богоматери прошла первая Божественная литургия. На торжество собрались все архиереи Киева и ближних к нему городов. Прозвучала хвалебная песнь Давида «На построение дома».
- Воспойте Господу песнь новую, - начал епископ Григорий. - Воспойте Господу всея земли! - вознеслось под звучные своды храма, и тотчас хор на клиросе подхватил псалом.
Князь Владимир слушал величание со слезами на глазах. Иногда он вместе с Анной поворачивал голову и смотрел на прихожан. И видели Анна и Владимир в глазах у многих верующих тоже слезы умиления. Князь вспомнил, что никогда не замечал подобного очищения души на молении в языческих капищах. Там идолы рождали в язычниках свирепость, злобу, жажду крови. О, это было страшное зрелище, когда толпа молодых идолян начинала неистовый шабаш! Дикие пляски, сверкающие ножи и мечи, бесстыдно обнаженные тела дев и мужей, похоть, потеря здравых чувств до того, что идоляне проливали свою кровь, полосуя ножами грудь и живот. Да и убивая друг друга или выбранных на заклание, бросали их на огонь жертвенников.
Тут, в христианском православном храме Владимир узрел истинное благолепие, миротворчество, человеколюбие и Божью благодать.
Видя возвышенное состояние Владимира, Анна спросила шепотом:
- Ты доволен, мой супруг?
- Я блаженствую, славная супруга, ты ведешь нас, россиян, к Богу.
Когда богослужение завершилось, Владимир и Анна не покинули собор. Они собрали архиереев близ алтаря, и князь сказал митрополиту царьградскому Леону:
- Мы посоветовались с великой княгиней Анной и даем сему храму и всей русской церкви от имени её и моего десятую часть состояния нашего.
Владимир поднялся на амвон и подошел к престолу. «И положи, написав клятву в церкви сей, и рек ещё: «Аще кто сего посудить, да будет проклят». Власть над десятиной была дана епископу Анастасу.
Архиереи запели хвалу князю и княгине, благословили их за этот подвиг. Лишь митрополит Леон не выказал особой радости, подумал, что было бы достойнее распоряжаться соборной десятиной ему. Но слово князя - закон, это хорошо знал греческий митрополит.
Подобное движение князя всея Руси - кормление церкви - было неведомо христианскому миру, и оно не проявилось бы без влияния княгини Анны на князя. Когда начали возводить храм, Анна молвила Владимиру:
- Мой государь, запомни одно: во многих государствах церковь живет на подаяния верующих и потому влачит жалкое существование. Помоги ей жить так, чтобы у неё не было забот о хлебе насущном. Мы с тобой это можем сделать.
И князь Владимир внял душевному совету великой княгини.
- Свет мой, выйдя из тьмы, как же не быть мне благодарным тебе и церкви! Сказано же в заповедях: да не оскудеет рука дающего.
Весть о благодеянии князя Владимира и княгини Анны в пользу храмов покатилась по всей державе и за её пределы. С легкой руки государя и государыни многие богатые россияне последовали их примеру. Родилась жажда пожертвования в храмы, в монастыри, в обители. Церкви наделялись землями, лесными угодьями, речными ловами.
В эти дни было чему удивляться и великой княгине Анне. Никогда прежде она не знала, насколько широка и щедра натура великого князя Владимира. В Киеве в честь освящения собора Святой Богоматери разгулялся праздник, и такого великолепия до сей поры никто в городе не ведал. Устраивая торжество во благо христианской православной вере, князь Владимир повелел сварить более двухсот мер меду, зажарить сотни баранов и быков. Он выставил на столы копченую белугу, осетрину, подал горы птицы и других яств.