Странно вздохнул молодой барон, и еще более странно передернулось его лицо. «Отлично! – хладнокровно проговорил он, вставая с колен. – Коль даете, я возьму!»
Через месяц назначили свадьбу. Мартос отнесся к ней на удивление серьезно, пригласил знатных гостей. Уля, еле живая в красивом платье, стояла в церкви. Но жениха все не было. Вдруг от дверей закричал церковный сторож: «Тут какой-то оборванец в заплатах рвется!» Уля очнулась и кинулась к дверям: «Петя! Что так долго?! Я уж подумала, опять к Катеньке свататься решил…» Жених пылко схватил ее за руки: «Да вся моя любовь к вдовушке Глинке в одночасье, словно чулок с ноги, снялась! К чему она мне? Разве не видишь, Уленька, сколько у меня заплат? Твоей избалованной сестрице век не залатать. Только ты справишься!..»
На утро после свадьбы молодая жена уже хлопотала вовсю: окна настежь распахнула – свежий воздух впустить, приданое свое начала в комод перекладывать. А там… Между бельем – серебряный рубль, потом другой, третий… Старинный обычай – класть в белье новобрачных серебро, но не надеялась на него Уля. А выходит, зря! Теперь можно в лавочку сбегать – чаю купить. И сахару, и сдобных булок!
Не успели Уля с Петей чаю откушать, в дверь забарабанил кто-то. На пороге появился щегольски одетый военный: «Его императорское величество, увидев конные скульптуры барона Клодта, приглашает его в Гвардейский манеж!» Клодт удивился: где же император мог скульптуры видеть? Уля глаза опустила. Не рассказывать же, что месяц назад тайком положила она Петиных лошадок в ящик, который дядюшка Мартос ежегодно отправляет от академии в Зимний дворец.
От императора Клодт вернулся радостный и окрыленный. Подхватил Улю на руки, завертел по комнате: «Это ты принесла мне удачу!»
Оказалось, Николай I, сам заядлый лошадник, поручил молодому скульптору изваять шестерку коней для колесницы Победы на Нарвских триумфальных воротах. И главное – велел выдать знатный задаток!
Клодты перебрались в большую квартиру, наняли слуг. А в доме Мартосов Катенька швыряла в мать подушками: «Барон меня любил! А вы ему Ульку сунули. Она из-под меня горшки выносила, а теперь баронессой стала. Каждый день, говорят, новое платье на себя примеряет!» Авдотья Афанасьевна оправдывалась: «Кто ж знал, что бедняга Глинка от холеры сгинет, а барон вверх попрет?» В конце концов и Катенька не прогадала – выскочила замуж за известного петербургского доктора Шнегаса.
А Клодт и дальше укрощал судьбу – ладил новых коней. Мечтал изваять красавцев, укрощенных волей человека. Отличное место сыскал – на Аничковом мосту. И такие прекрасные вышли у Клодта кони, что не только Петербург, но Париж, Берлин и Рим признали барона своим почетным академиком. Правда, завистники судачили: «Кроме лошадок, Клодт ничего ваять не умеет!» Но в 1855 году каждый смог убедиться, что Петр Клодт – настоящий скульптор. Он создал памятник Ивану Андреевичу Крылову и предложил поставить его в Летнем саду – там, где «дедушка Крылов» любил гулять при жизни и играть с детьми, которые приходили со всего Петербурга.
У самих Клодтов тоже родилось трое ребятишек. Уля с утра до вечера хлопотала по дому. Петр упрашивал: «Отдохнула бы, Уленька! Устала небось!» Но жена только смеялась: «Я еще не всех вас обиходила, не все заплатки поставила!» А сама думала: чудак Клодт! Разве можно устать от счастья?..
Так и жили Клодты – как в сказке: долго и счастливо. Иулиания Ивановна ушла первой – 22 ноября 1859 года. Петр Карлович остался с детьми и внуками. 8 ноября 1867 года внучка попросила его вырезать лошадку. Клодт взялся за ножницы и вдруг упал. Так он и умер – с фигуркой лошадки в руке.
Наследница демидовских миллионов
Она не была Демидовой по рождению. В семью миллионеров-промышленников вошла случайно – царь Николай I сосватал. Но после смерти своего мужа Павла Демидова обнаружилось, что именно она – наследница всего дела Демидовых. Ей, Авроре Демидовой (1808–1902), его и продолжать.
«Матушка, Аврора Карловна! – Бывший камердинер Павла рухнул в ноги молодой хозяйке. – Христом Богом молю – не ездите! Пожалейте хоть младенчика! Как он без вас?!» Аврора вздохнула. Конечно, с сынком Павлушей она не разлучалась еще ни разу. Но ведь ему уже три года, за ним вполне нянька присмотрит. «Себя пожалейте, матушка! – взвыл слуга, как на похоронах. – Где наш Петербург, а где Урал?! Это ж через всю Расею ехать. Да там уж лет двадцать никто из Демидовых не бывал!» Аврора только голову вскинула: «Тем более пора съездить! Раз Павел мне все доверил, мне и на заводах, и на рудниках во всем разобраться требуется».
К.П. Брюллов. Портрет А.К. Демидовой. 1837
В кабинете мужа скопилась груда бумаг. Аврора обмакнула перо в чернильницу и подняла глаза. Предки Демидова хмуро смотрели на нее с больших настенных портретов. Видно, тоже не верили, что утонченная красавица справится с заводами и фабриками. Тем более «роковая Аврора». Именно так прозвали ее в свете. И было с чего…
Это проклятие ее жизни началось, когда ей, Авроре Шернваль, едва минуло 15 лет. Она жила с матерью, сестрой и отчимом в Гельсингфорсе. Ее родной отец, служивший некогда губернатором Выборга, уже давно умер. Аврора с ранней юности слыла первой красавицей. Толпы поклонников вились вокруг. Молодой поэт Баратынский клялся в вечной любви. Жуковский стихи посвящал. Один из поклонников предложил ей руку и сердце, но внезапно… скончался. А потом подающий надежды молодой ученый Карл Маннергейм сделал ей предложение, но Аврора не решалась его принять. Тогда юноша уехал в Германию и там… умер. И стали поговаривать, что девица Шернваль губительна для мужчин.
Но тут Аврора впервые влюбилась. Поручик Владимир Муханов был отчаянным повесой, красавцем-бретером. Теперь-то она понимает, что с ее стороны это была романтическая дурь, наваждение. Но тогда, в 15 лет, ей и в голову не могло прийти, что Муханов ищет невесту с приданым. А у Авроры никакого приданого, кроме красоты, отродясь не бывало.
Словом, Муханов, погордившись юной красавицей на полковых вечеринках, бросил ее. Аврора чуть руки на себя не наложила. Хорошо, сестра Эмилия увезла ее в Петербург. В столице свет был сражен грустной красотой «финской звезды». Так назвал Аврору сам Николай I, соблаговоливший заинтересоваться ее судьбой. Через месяц барышня Шернваль стала фрейлиной императрицы. И тут, как на грех, снова объявился Муханов. Теперь у Авроры было годовое 5-тысячное жалованье, и Муханов, наконец, сделал ей предложение. Да только случилось ужасное – за день до венчания после буйного мальчишника Муханов простудился, шляясь по ночному Петербургу. Через несколько дней он умер. Все это время Аврора просидела у его постели. Потом вообще на два года уехала в деревенское имение Муханова. А когда снова появилась в свете, услышала: «Роковая красавица!» Все отвернулись от нее – кто с испугом, кто с презрением. Но вдруг легендарный богач Павел Николаевич Демидов сделал ей предложение.
Их брак в 1836 году стал событием года. Свадьбу гуляли в Гельсингфорсе – пышно, с небывалым размахом. Всю ночь в небе вспыхивали фейерверки. Из специально устроенных фонтанов били струи шампанского. Миллионщик Демидов мог себе позволить все! Он даже платье свадебное, вышитое самоцветами, ей из Петербурга привез. А ее скромные наряды раздарил горничным. В качестве свадебного подарка жених преподнес Авроре небольшую платиновую шкатулку с золотыми цветами на крышке. Аврора открыла и ахнула. На черном бархате лежало четырехрядное ожерелье из отборных жемчужин. И каждая – с лесной орех. А посредине ожерелья сиял огромный алмаз. Аврора даже глаза закрыла. Это же знаменитый алмаз «Санси» – седьмой по величине в мире! Павел купил его в Париже, вот только слава за этим алмазом тянется дурная. Он – такой же роковой, как и сама Аврора. Роковой алмаз для роковой красавицы…
Сказать честно, в браке с Демидовым Аврора не ждала любви. Знала, что это император Николай I предложил Павлу жениться на своей «финской любимице», сказав: «Она – первая красавица, а ты, Демидов, – первый богач России. Вот и будет красота к деньгам». На самом деле император просто боялся, что Павел Демидов навсегда уедет из России и увезет в Европу свой капитал. Ну а женится – остепенится. Так и вышло. Даже удивительнее – Аврора и Павел полюбили друг друга. А ведь в год свадьбы по тогдашним меркам они были немолоды: Павлу шел 38-й год, а Авроре – 29-й. И когда через два года после свадьбы у них родился сын, Аврора не выбирала ему имя – только Павел. Павел Павлович.
Но в марте 1840 года Павел Николаевич Демидов простудился. Начался жар, кашель. Больше месяца Аврора сидела у его постели, не выпуская из рук слабеющих пальцев мужа. Все повторялось – Павел умирал от воспаления легких, как когда-то Маннергейм, а потом Муханов. И она, тихая Аврора, невольно снова становилась роковой женщиной…
Себя она ненавидела. Но фабрики, заводы, рудники империи промышленников и купцов Демидовых были разбросаны по всей России. И везде работали люди, зависящие теперь от нее, Авроры. А недавно с Урала начали поступать тревожные письма. Немецкое начальство, назначенное уже лет двадцать назад, вконец охамело: притесняет рабочих, не платит жалованья. Тогда-то Аврора и приняла решение: она поедет и разберется во всем сама.
До Нижнего Тагила новая хозяйка добиралась два месяца. Но добралась. Немецких управляющих выгнала, дело поручила самым опытным местным мастерам. На рудниках создала специальный фонд, из которого можно было бы заплатить пострадавшим при несчастном случае. Открыла родильный дом, школы, приюты, богадельню. Первая изо всех Демидовых стала интересоваться рабочим бытом. Ходила в дома на праздники. Сидела на свадьбах в посаженых матерях. Выделяла приданое неимущим невестам. Когда же ровным, но категоричным тоном Аврора потребовала от управляющих каждодневного отчета о выпускаемой продукции, даже старый Трифон, за обедом стоявший за ее креслом, не удержавшись, крякнул: «Настоящая Демидова!»