Когда я был мирянином, отец Давид соборовал нас в храме монастыря Самтавро. Была ранняя весна, Великий пост. Не помню точно, какова была температура, но было безумно холодно из-за высокой влажности. Храм маленький, и совершенно никакого отопления. Мы все стоим в верхней одежде, отец Давид читает молитвы, и вдруг заходит отец Гавриил и начинает кричать: «Что здесь происходит, что это такое?! Кого это вы обманываете?!» Отец Давид прямо обмер: «Ну, таинство сейчас совершается, людей вот соборуем». – «Что это за соборование! Кого вы обманываете!» – Отец Давид: «А что, отец Гавриил, что не так?» – «Как можно в обуви стоять на соборовании?! Быстренько разуйтесь все!» Было совершенно непонятно, что делать, но отец Давид сказал: «Давайте разуемся». Там и женщины были, конечно, и мужчины, человек тридцать-сорок и один священник. Пол холодный, каменный, тем не менее мы все разулись. И вот отец Давид читает молитву соборования, и надо по семь раз каждого человека помазать елеем. Он помазывает нам голову, щеки, уши, руки, шею и ноги. И каждому по семь раз. Представьте себе, сколько это занимает времени, а мы стоим все босиком. Сначала, конечно, было трудно, а потом я не знаю, что случилось: мы абсолютно спокойно все выстояли. Мне это запомнилось очень надолго. Когда я уже стал священником, то и сам соборование как-то по-другому себе уже не представлял. Даже в Тбилиси – я служил в храме Кашвети[14], соборовал людей босиком. Конечно, мы стелили коврики, я заранее всех предупреждал, чтобы подготовились. Один раз, помню, у меня на соборовании было пятьдесят человек и вот семь раз надо было помазать человек пятьдесят. Кто-то подсчитал, что мне пришлось триста пятьдесят поклонов сделать, чтобы помазать всем ноги. Это было очень живо и очень интересно.
митр. Николай
У нас с отцом Гавриилом были очень простые, непосредственные, близкие отношения. Один раз сижу я у него в келье, он со мной разговаривает. И вот один мальчик прочел перед дверьми кельи Иисусову молитву в качестве разрешения войти. Я говорю отцу Гавриилу: «Давай я выйду, и он к тебе зайдет». А на самом деле я испугалась, что отец Гавриил начнет меня изобличать в грехах или смирять перед этим мальчиком. Например, он мог поставить на колени перед кем-то, и надо было так стоять, пока отец Гавриил не разрешит встать. Я подумала: «Дай-ка уйду, чтобы отец Гавриил этого не сделал». И вдруг он очень строго мне говорит: «Ах ты, гордая и испорченная, сядь там и сиди!» И я села, что мне было делать? На довольно долгое время этот мальчик зашел. И только когда я поняла, что́ я сделала неправильно, и смирилась, отец Гавриил меня отпустил.
мон. Евдокия
Перед монашеским постригом мы искали мне мантию, потому что уже было благословение на постриг. А тогда не было церковных лавок, где имелись бы в наличии мантии, клобуки и т. д., – это был дефицит. Отец Гавриил услышал о том, что у меня нет мантии, а у него их было две: старая, поношенная, которую он всегда носил, и новая, но он ее не носил. И вот эту новую мантию он вынес из своей кельи и подарил мне, этим самым как бы благословив меня.
митр. Серафим
Однажды мне было тяжело на душе, я поехал во Мцхете и пришел к отцу Гавриилу. Он говорил с кем-то, а я сел в углу, тихо себе так сидел, как вдруг в моей душе начало появляться какое-то необыкновенное огромное чувство покаяния. И как это часто бывает, когда мы чувствуем раскаяние в своих грехах, когда открывается душа, человек хочет начать оправдываться, или бес помогает, я уж не знаю, – и вот я начал вспоминать, что́ я сделал хорошего, чтобы как-то этим себя успокоить. Вспомнил, как я помог на улице незнакомому человеку, какими словами он потом меня хвалил. Я несколько раз повторил эти слова про себя, и вдруг отец Гавриил даже не лицо повернул ко мне, а только взгляд, посмотрел мне прямо в глаза и произнес: «Как ты вспоминаешь эти слова (он повторил слова, которые я вспоминал), когда у тебя ежедневно такие-то случаи бывают?» – и сказал, о каких случаях он мне говорит. И он все это так вставил в разговор со своим собеседником, что тот совершенно не понял, о чем идет речь. Мне стало не по себе, еще больше усилилось покаяние. Когда ты был рядом с отцом Гавриилом, чувство покаяния всегда овладевало душой – это бывало систематически, но иногда особенно сильно чувствовалось.
прот. Зураб Цховребадзе
Прозорливость
Отец Гавриил не любил явные чудеса. Он говорил: «Чудо-то, что корова кушает зеленую траву а дает белое молоко». Все чудо. То, что солнце восходит, что мы дышим, существуем, – все это чудо Божье, от Него все это дано.
Отец Гавриил все знал про человека: и прошлое, и будущее, абсолютно все, людей видел как прозрачных. И он не говорил, что ты вот этого не делай, это делай. В его присутствии, во время общения с ним у тебя самого, появлялось желание освободиться от грехов. Однажды я сказал отцу Гавриилу, что курю, но хочу хотя бы во время Великого поста от этого воздержаться. «Как, ты дым выпускаешь изо рта?» – спросил он так удивленно, как будто не знал, что я курю. Говорю: «Да». – «Ты хочешь от этого избавиться?». – Я говорю: «Да». «Тогда иди к иконе Спасителя, вон там, сделай сорок земных поклонов, попроси прощения и потом старайся больше не курить». Я все это сделал и в течение года не мог даже находиться там, где курили где было хотя бы чуточку сигаретного дыма – тошнило. Но, как только этот год прошел, эффект пропал, и я остался опять сам с собой. Как я сейчас понимаю, тогда я должен был уже сам потрудиться, не все же подарками жить. И я снова стал курить. Об этом жалею вот уже лет двадцать, так как до сих пор курю. Тогда я не воспользовался подарком.
Звиад Ониани
Когда мы жили в монастыре Самтавро, очень мало спали – по четыре – пять часов. Мы хотели хорошенько выспаться, а отец Гавриил именно в это время начинал звонить в колокола: «Вы спите, а Грузия в крови лежит! Быстро давайте молиться!» – не давал нам покоя. И потом произошли трагические события в Тбилиси[15], затем абхазская война[16]. Из того, что он говорил людям, очень мало что, наверное, не сбылось. Мне предсказал, что я буду игуменьей Бодбийского монастыря[17].
Помню один случай. Я была на исповеди у своего духовника, и он что-то очень тяжелое от меня требовал в духовном смысле. Я очень боялась не оказать послушания, но, с другой стороны, меня это очень тяготило. И вот идем мы вместе с моим духовным отцом по лестнице, и вдруг выскакивает отец Гавриил: «Ты что делаешь? – прямо кричит на него, – ты не понимаешь, насколько это ей тяжело?!» А я отцу Гавриилу никогда ничего про мою ситуацию не рассказывала.
Как-то мы были в Шиомгвимском монастыре[18], там, где лежат мощи Неофита Урбнели. На дверях висел замок, и мы никак не могли его открыть. Отец Гавриил подошел, перекрестил его, и замок открылся. Это было настоящее чудо, я помню свой благоговейный страх.
Как-то, будучи еще послушницей и заслышав громкий голос отца Гавриила быстро побежала к нему навстречу, оказалась прямо перед ним и от страха остолбенела: было такое чувство, будто передо мной стоял не земной человек, а небожитель. Какая-то сила, словно электрический ток, пронзила меня. «Слышал, что к нам любовь пришла», – ласковым голосом сказал отец Гавриил, потом, обернувшись к послушнице Нино (нынешней игуменье Мариам) и указав на нее, сказал: «Через двенадцать лет станешь игуменьей».
иг. Феодора
В Грузии было очень тяжелое время – начало 1990-х годов. В большом соборе монастыря Самтавро шел ремонт, поэтому служба проходила в маленьком храме поблизости. Вдруг в этот храмик врывается отец Гавриил: «Звиада Гамсахурдиа убьют, я вижу кровь Грузии!» Мы все испугались, батюшка успокаивает, а он все кричит и кричит. Рядом со мной сидела матушка Рахиль – потрясающая монахиня, тогда уже очень старенькая, – она мне говорит: «Слушай, отец Гавриил никогда ничего просто так не говорит». Я сообщила о происшедшем семье Гамсахурдиа, но никто не счел это важным. Что случилось потом, мы все помним. Звиада Гамсахурдиа действительно убили.
Как-то раз отец Гавриил привел нас в свою часовню в Тбилиси. Где-то там стояла грязная алюминиевая кастрюля с крышкой, он ее открыл: «Деточки, вы кушать не хотите? Тут у меня лобио». Я посмотрела в кастрюлю: лобио, наверное, недельной давности, уже бурлит. Отец Гавриил предложил ложку моему мужу, Георгий с удовольствием поел. Я говорю: «Ты что! Не ешь: оно старое». А он: «Знаешь какое вкусное!» А оно прямо бурлило, запах кошмарный. Они очень вкусно поели с отцом Гавриилом из одной кастрюли, а мы отказались: «Спасибо, не надо, не хотим». Потом я уже говорила себе: мол, дура, почему не поела. С самочувствием мужа после лобио все было в порядке.
Тамуна Иоселиани
Однажды отец Гавриил меня позвал и сказал, что меня ждет очень большое искушение. Я была маленькая и не могла серьезно воспринимать эти его слова. Он сказал «Давай вместе помолимся». Мы зашли в его келью, и он начал молиться, а мне поручил прочесть молитву «Отче наш» и еще какую-то короткую молитву. А сам он так молился, словно не находился в комнате, а был полностью устремлен и руками, и глазами вверх, и плакал. Через несколько минут он мне сказал, что это искушение, эту беду Господь от меня отвел. Он что-то увидел нехорошее и своей молитвой защитил меня. Потом сказал: «А сейчас садись». И именно тогда я очень испугалась, почувствовала, что это все было очень серьезно.
мон. Евдокия
Когда я служил в монастыре Марткопи, отец Гавриил бывал у нас около трех раз. Я всегда чувствовал, что он молился за нас. У нашей братии было четыре коровы. Нас там было тридцать человек, монастырь находится в горах, до ближайшей деревни далеко. И вот эти коровы пропали. А нас же много, нужно что-то есть. Искали их несколько недель, пошел снег. Двери в коровник были уже закрыты. Все считали, что коровы окончательно пропали. И как-то послушник зашел, чтобы почистить этот коровник, и увидел всех четырех коров на месте привязанными. При этом там уже был снег, то есть если коров кто-то привел, то были бы следы. Но ни следов, ничего не было, закрытые двери отперты, коровы привязаны на своих местах. Я думаю, что это отец Гавриил молился и св. Антон Марткопский помог.