равиться с эпидемиями и добиться нравственного совершенствования индийцев.
Одна из учениц Ганди вспоминала: «Этот мягкий человек может быть ужасно жестким, особенно с теми, кто дорог ему больше всех. И чем дороже ему человек, тем больше он с него требует. Он стремится контролировать не только слова и поступки таких людей, но и их мысли. Именно к дурным мыслям он наиболее безжалостен. Им даже не нужно сознаваться в дурных намерениях, Ганди читает их, вырывает эти мысли из глубины их души еще до того, как они заговорят. Все боятся, но все любят его».
В 1925 году не без участия Ганди на сессии ИНК в Канпуре была принята резолюция о создании при Всеиндийском комитете конгресса иностранного департамента, призванного защищать интересы индийцев за рубежом и разъяснять позиции конгресса.
Ганди подчеркивал, отвергая призывы немедленно начать бороться с социальным неравенством в Индии: «Сегодня мы не можем бороться с двумя врагами. Давайте поборем одного, а тогда будет легко, если нужно, побороть другого врага, взращенного в нашей собственной стране».
Пытаясь объяснить лидерам левого крыла ИНК, почему он в столь тяжкое для родины время не уделяет должного внимания аграрному вопросу и решению его в пользу крестьян, Ганди заявил: «Я сознательно не писал много о земледельцах, потому что я знаю, что сейчас мы ничего не можем для них сделать. До тех пор, пока бразды правления не находятся в руках представителей земледельцев… улучшить условия их труда почти невозможно».
Главный враг для Ганди — британский колониализм. 1 апреля 1928 года он писал Джавахарлалу Неру: «Я придерживаюсь одного мнения с вами, что когда-нибудь нам придется начать движение без богатых людей, без образованных классов, которые формируют общественное мнение. Но это время еще не настало».
Когда Ганди спросили, не следует ли вместо пропаганды ручного прядения проводить кампанию против феодальной эксплуатации в деревне, он ответил отрицательно, поскольку в случае проведения такой кампании «в нужный час народ по всей Индии не смог бы выступить во имя общего дела в борьбе за сварадж».
В 1926 году в Индии примерно 200 профсоюзов объединяли более 300 тысяч рабочих, в среднем по полторы тысячи рабочих на профсоюз. Многие профсоюзы вошли во Всеиндийский конгресс профсоюзов, связанный с ИНК.
В канун 1926 года в Канпуре прошла первая конференция индийских коммунистов, на которой была основана Коммунистическая партия Индии (КПИ). Под влиянием коммунистов и радикально настроенных конгрессистов на съездах ВИКП были приняты резолюции против использования полиции для подавления забастовок, за предоставление рабочим избирательных прав, против дискриминации «неприкасаемых» и расовой дискриминации. Они совпадали с требованиями Ганди.
Джавахарлал Неру, руководя иностранным департаментом ИНК, неоднократно встречался с Махатмой Ганди и советовался с ним по поводу своей поездки в Европу, чтобы познакомиться с международными делами и установить контакты с друзьями Индии за рубежом. Ганди одобрил этот план и даже снабдил Неру рекомендательным письмом к Ромену Роллану, с которым он поддерживал переписку. Представляя Неру, Ганди писал Ромену Роллану: «Один из моих самых дорогих соратников и друзей».
В Европе Неру познакомился с руководителями антиимпериалистической лиги Анри Барбюсом, Роменом Ролланом, Сун Цинлин (вдовой выдающегося китайского революционера-демократа Сунь Ятсена), индийским эмигрантом коммунистом Вирендранатхом Чаттопадхайей, участвовал в подготовке антиколониального конгресса в Брюсселе. В письмах к отцу, Ганди и другим руководителям ИНК Неру заключал: «Совершенно очевидно, что конгресс в Брюсселе будет весьма авторитетным форумом, и было бы крайне желательным направить на него представителей Индийского национального конгресса: в конечном счете, самым устрашающим империализмом в наши дни является английский, тот, который господствует в Индии».
Но Ганди не разделял энтузиазма Неру-младшего и не возлагал больших надежд на лигу, поскольку, по его мнению, конгресс в Брюсселе мог внушить индийцам опасную мысль «искать свое спасение, ориентируясь на внешние силы и на помощь из-за рубежа, вместо того чтобы добиваться этого посредством наращивания собственных сил внутри страны». Скептическое отношение Ганди к информации Неру объяснялось также тем, что в работе брюссельского конгресса принимала участие делегация английских лейбористов, которые обещали с приходом к власти предоставить Индии независимость. Ганди, в отличие от других руководителей ИНК, считал, что лейбористы, сформировав свое правительство, будут проводить прежнюю имперскую политику. Но независимость Индия действительно получила тогда, когда у власти были лейбористы.
Тем не менее Неру был уполномочен представлять ИНК на конгрессе угнетенных народов в Брюсселе. Там он заявил: «Я хочу, чтобы вы осознали, что задача освобождения Индии — не только национальная проблема. Она непосредственно затрагивает большое число других стран и косвенно отражается на обстановке во всем мире. Мы не можем дольше терпеть сложившееся положение не только из-за того, что свобода — это хорошо, а рабство — плохо; для нас и для нашей страны это вопрос жизни и смерти. В равной мере такое же положение нетерпимо и для вас».
Неру, вопреки мнению Ганди, обрушился на представителей имущих классов. «Мы должны рассматривать индийских князей и крупных землевладельцев как пособников английского правительства в проводимой им политике в Индии. Они не хотят свободы для Индии из-за того, что это означало бы свободу крестьян от эксплуатации… Мы часто наблюдаем отвратительный союз английских капиталистов с капиталистами индийскими». Выступление Неру обеспокоило Ганди, опасавшегося, что оно может спровоцировать всплеск насилия и тем самым подорвать морально-политическую основу сатьяграхи.
Ганди опасался, что Неру-младший попал под влияние коммунистов, но тот опроверг эти подозрения, заявив, что «для Англии все, кто выступает против эксплуатации других народов, — большевики». Неру также сделал вывод о том, что Советский Союз — «друг всех угнетенных народов, и у Индии есть все основания к тому, чтобы развивать с ним дружественные отношения».
Ганди не возражал против идеи Неру-младшего о тесном союзе всех угнетенных народов в борьбе против колониализма. Но его настораживали заявления о необходимости переустройства общества на социалистических принципах. Неру-старший был того же мнения, что и Гаанди, и решил выехать к сыну в Европу. Беседы с Джавахарлалом убедили отца, что сын остался верен политической платформе ИНК.
В ноябре 1927 года по приглашению Всесоюзного общества культурных связей с зарубежными странами отец и сын Неру прибыли в СССР, чтобы принять участие в праздновании десятилетия Великой Октябрьской социалистической революции. Они встретились с Председателем ЦИК СССР М. И. Калининым и наркомом иностранных дел Г. В. Чичериным, присутствовали на открытии Всемирного конгресса друзей СССР. Но Сталин их так и не принял.
Представители правого фланга ИНК упрекали Джавахарлала Неру в том, что он перешел в лагерь марксистов. Об этом же сообщала и британская полиция в Индии. Но Неру-младший не считал себя марксистом. Он лишь критиковал некоторые, на его взгляд, утопические установки Ганди. Он, в частности, под влиянием советской пропаганды заявлял, что «насилие в России, каким бы плохим оно ни являлось, было направлено на создание нового строя, основанного на мире и подлинной свободе для масс» и что «при отсутствии социальной свободы и социалистического строя общества и государства ни страна, ни человеческая личность не могли развиваться свободно». Ганди же был гораздо более скептически настроен по отношению будто бы наблюдающегося в СССР расцвета свободы, поскольку был убежден, что свобода не может быть подлинной, если ради нее большевики пролили реки крови своих врагов.
«Я буду бороться за такую Индию, — говорил Ганди, — где беднейшие люди будут чувствовать, что это действительно их страна, в строительстве которой они будут иметь решающий голос, за Индию, где все общины будут жить в полном согласии…» Однако этого следовало добиваться только ненасильственными методами. Тот социализм, к которому стремился Ганди, по его словам, должен был быть «чист, как кристалл. Поэтому он требует и кристально чистых средств для его достижения… Поэтому только истинные, ненасильственные и чистосердечные социалисты будут способны установить социалистическое общество в Индии и во всем мире».
В течение 1927 года Ганди много ездил по стране, побывал в деревнях Бенгалии, Карнатака и Бихара, в Бомбее и в Калькутте, выступал на митингах. Из-за постоянных перегрузок и недосыпания здоровье его резко ухудшилось: начались головокружения, ослабло зрение. Махадев Десаи, друг Ганди, 27 марта 1927 года телеграфировал товарищам по партии: «Бапу (отец. — А.В.) едва избежал паралича. Кровяное давление продолжает расти. Врачи объясняют это перегрузкой в работе и нервным истощением. Они предписывают полный покой и настаивают на отмене всех запланированных мероприятий, по крайней мере в жаркие месяцы…»
Ганди вынужден был уехать в Майсор, известный своим умеренным климатом. За месяц он восстановил силы и продолжил поездки.
К концу 1927 года внутриполитическая обстановка в Индии обострилась. Британский парламент назначил комиссию во главе с сэром Джоном Саймоном, которая должна была разработать проект нового закона об управлении Индией и решить вопрос, стоит ли расширять полномочия представительных учреждений в стране. В комиссию не был включен ни один индиец, что вызвало возмущение в Индии. Еще до официального объявления английского парламента о создании комиссии Саймона новый вице-король Индии, один из лидеров консерваторов барон лорд Ирвин (в последующем — виконт лорд Галифакс), сменивший в апреле 1926 года лорда Рединга, пригласил на аудиенцию группу индийских политиков во главе с Ганди. Обратившись к Ганди, он сообщил о комиссии Саймона, в которой не было ни одного индийца. Ганди осведомился: «И это все?..» Получив утвердительный ответ, Ганди покинул дворец. В Индии Саймон был встречен черными флагами и закрытыми дверями. Ганди решил, что пришла пора действовать.