На самом деле, эффективнее всего против слонов действовали небольшие отряды метателей снарядов (лучники, пращники и дротикометатели). Они, подобно «осам», роились вокруг четвероногих гигантов, методично обстреливая со всех сторон. Причем главной целью для всех видов стрелков были погонщики слонов, которые, сидя у них на шее, служили прекрасной мишенью. Тем более что на «махутах» был лишь шлем и легкая хламида – так им было легче управлять «бронетехникой». Убив или тяжело ранив его, враги обычно «обезглавливали» «боевую машину». Гибель махутов превращала «живые танки» в беспомощное стадо. Оставшись без вожатого, слон становился совершенно непредсказуемым и мог начать бесцельно метаться по полю сражения, давя как чужих, так и своих, либо и вовсе покинуть его. Именно поэтому «четвероногую бронетехнику» – слоновьи отряды – обязательно защищали лучники и дротикометатели.
Помимо махута, слон ориентировался на… вожака своего стада. И стоило тому погибнуть либо повернуть назад, как все слоны могли, не обращая внимания на команды своих погонщиков, обратиться в бегство, смяв-перетоптав по пути свою же пехоту и распугав свою же конницу. Не только раны, но и грохот боя нередко приводили к тому, что врагу удавалось обратить перепуганных слонов против своих воинов. Так вот, как только погонщик понимал, что животное, либо получив слишком много ран, либо по еще какой-то причине, стало неконтролируемым и вот-вот повернет на свое же войско и нанесет тому непоправимый урон, ему приходилось срочно умерщвлять четвероногую «бронетехнику», вбив в затылок слону свинцовым молотком большое металлическое долото. В то же время умные животные, намереваясь бежать, могли скидывать своего седока-убийцу.
Рассказывали, что кое-кто из античных полководцев вроде бы пытался бороться с «живыми танками» врага с помощью специально обученных и экипированных отрядов «слоноборцев». В них набирали очень подвижных и в то же время столь же физически сильных, отчаянных сорвиголов. Их шлемы, щиты, наручники и наплечники были покрыты «шипами или остриями», чтобы гигант не мог схватить их своим смертоносным хоботом, когда они кидались к нему, пытаясь его «обездвижить», подрубив ему топорами и секирами сухожилия ног. Впрочем, веских свидетельств о применении именно этих «спецназовцев» против слонов у нас нет.
В общем, как это всегда было в истории развития военного дела: на всякое новое оружие люди стремились поскорее найти противоядие, причем не одно, а желательно несколько видов «контроружия», причем максимально эффективных. Так они и сосуществовали: на каждый «ход конем» противник отвечал адекватным ноу-хау, и здесь все средства были хороши.
Содержание больших «живых танковых бригад» во все времена стоило столь огромных средств, создавало так много организационных трудностей, что со временем они перестали себя оправдывать. Ведь нередко сражения с применением «живых танков» заканчивалось весьма плачевно: обратившаяся по тем или иным причинам в паническое бегство «четвероногая бронетехника» сминала свою же пехоту, распугивала свою же конницу, и, воодушевленный противник, преследуя бегущих, разил направо и налево. И все же, несмотря на легко прогнозируемую непредсказуемость «живых танков» в ходе боя, даже такой гениальный полководец, как Ганнибал (а еще раньше – знаменитый эпирский царь Пирр!), так и не смог подняться выше модных тенденций той поры и отказаться от их использования. В конечном счете этот «консерватизм» сыграл роковую роль в его (и Пирра тоже!) военной карьере.
И последнее по поводу четвероногого «бронекорпуса» в составе карфагенской армии. Впервые пуны выпустили его на поле боя под Акрагасом в 262 г. до н. э. Долгое время считалось, что во времена Пунических войн карфагеняне могли использовать в боевых действиях не только африканских, но и индийских слонов. Но сегодня у нас нет твердой убежденности, что это именно так. Даже если речь идет о полулегендарном слоне по имени Сур, на котором Ганнибал совершил свой знаменитый марш-бросок через болота римской Этрурии. Нюансы этого «дела» мы раскроем чуть позже.
Глава 4. Римские легионы на полпути к совершенству
Безусловно, римская армия была одной из наиболее мощных «военных машин», когда-либо создававшихся военным гением человека, наводившей ужас на противника. Но к моменту судьбоносного столкновения Карфагена и Рима за господство в Западном Средиземноморье – вторая пол. III в. до н. э. – знаменитые римские легионы, которые спустя века победоносно пройдут полмира и позволят Риму в течение нескольких столетий господствовать далеко за пределами Средиземноморской ойкумены, были отнюдь не той совершенной военной машиной, какой они стали в эпоху Гая Мария, Гнея Помпея и Юлия Цезаря, т. е. по сути дела уже в I веке до н. э. Затяжные войны с Карфагеном застанут их на полпути в этом весьма нелегком процессе создания совершенной армии. Вместе с тем первое по-настоящему смертельно опасное испытание – своего рода обкатку «танками» (в их роли выступили незнакомые им ранее боевые слоны и превосходная фаланга профессиональных наемников знаменитого Пирра из Эпира) римские легионы уже выдержали.
…Между прочим, «военная машина» Рима была составной частью весьма военизированной политической системы Рима. Высшей ступенью в его военно-политической лестнице было консульство. Консулов ежегодно избирали в июне на Марсовом поле. В выборах консула могли участвовать все граждане Рима вне зависимости от происхождения и богатства. Голосование производилось по трибам (территориальным округам). Обычно трибутные комиции (собрания) происходили на Форуме, реже Капитолии. Все было очень просто: в соответствии с количеством округов ставилось 35 «оград» («загонов»). В каждом из них собирались представители конкретной трибы, а при выходе из них их голоса фиксировались и подсчитывались. Простое большинство определяло общее мнение округа. Решение считалось принятым, если за него подавали голос 18 триб. По имени избранных консулов в Риме обозначался год. Через 6 месяцев, 1 января следующего года, они приступали к исполнению своих обязанностей. В пределах Италии консулы не имели права командовать войсками без особого постановления сената и не имели военной власти. Консулы имели право созывать сенат и народные собрания (комиции), председательствовать в них, осуществлять набор и командовать войском, вносить законопроекты и проводить выборы на различные должности, контролировать действия других должностных лиц и вершить суд. Наконец, только консул имел право получить в случае победы над врагом от своих солдат почетный титул императора, т. е. победоносного полководца. Одним из отличительных признаков его власти была почетная стража – 12 ликторов с «фасциями» на плечах (двенадцать связанных ремнями красного цвета пучков березовых или вязовых прутьев), которые сопровождали их в общественных местах. За чертой города в связки прутьев вкладывались двусторонние топорики, символизировавшие власть консула над жизнью находившихся рядом с ним граждан (в городской черте власть консула ограничивали народные трибуны и народное собрание). Когда срок пребывания консула в должности заканчивался, ему в некоторых случаях удавалось сохранить власть без выборов, и тогда он назывался проконсулом (заместителем консула). Ниже консула стоял претор. На заре Римской республики он был один, затем с 242 г. до н. э. их стало двое, потом их число постепенно росло: всего – до шести (либо восьми). В их ведении в первую очередь были судебные дела, вплоть до вынесения смертного приговора. Они могли вести внешние дела государства, командовать одним легионом либо замещать консула в его отсутствие. Так же им полагалось устраивать игры и празднества. Покидая город, преторы получали почетную стражу в 6 ликторов с такими же связками и топориками, как у консульских ликторов. У преторов, как и у консулов, могли быть помощники – легаты, которых они назначали себе сами. Должность легата открывала перед ее обладателем широкие возможности: при необходимости он мог командовать частью войска, и в случае успеха у них мог быть карьерный рост. Но в то же время право на триумф в случае победы у них как у подчиненных отсутствовало. Каждые пять лет римляне избирали двух цензоров, причем срок их должности определялся полутора годами. Именно цензоры проводили перепись римских граждан – ценз. Во время этой процедуры, проходившей на Марсовом поле, они могли заявить тем членам всаднического сословия, которых считали недостойными: «Продай коня». Это означало крайнее бесчестье, крах надежд на карьеру и переход в низшее сословие. На основании сведений об имуществе сограждан цензоры обновляли податные списки римлян. Кроме того, они осуществляли надзор за нравственностью. Они ведали откупами, подрядами и общественными работами, а также наблюдали за исполнением такого рода контрактов. В этом и заключалась финансовая сторона их деятельности. К тому же именно им надлежало каждые пять лет пересматривать списки сенаторов и решать, кого исключить, а кого зачислить. Правда, потерять место в сенате было весьма сложно. Помимо смерти из списка сенаторов могли исключать за уголовное преступление, разврат, мотовство, трусость в бою. Восстановиться можно было после исполнения должности претора. Поскольку они (как, впрочем, и диктаторы) не обязаны были давать отчет о своей деятельности, то стать цензором было весьма выгодно. Цензоров чаще всего избирали из бывших консулов, и это считалось очень престижным завершением политической карьеры. А вот заботы о благоустройстве и общественном порядке в Риме и его окрестностях в радиусе полутора километров лежали на эдилах. Их было четверо: по два от патрициев (аристократии) и плебеев (простонародья). Зоной их деятельности был Рим и земли в радиусе мили от города. Они следили за состоянием построек, чистотой и порядком на улицах, снабжением города водой, хлебом, продажей его беднякам по сниженным ценам, ценами и качеством товаров на рынках и особенно за устройством общественных увеселительных мероприятий. Все это требовало серьезных расходов, которые эдилам полагалось покрывать из собственного кошелька.