По пути Том несколько раз оборачивался, чтобы взглянуть на них, и если они отставали, задержанные другими машинами, сбавлял ход и ехал медленно, пока двухместка снова не появлялась в поле его зрения. Думаю, он опасался, что они увильнут в боковую улицу и навсегда исчезнут из его жизни.
Однако этого не случилось. И мы совершили не вполне объяснимый поступок, сняв в отеле «Плаза» номер люкс, в гостиной коего и расположились.
Этому предшествовали долгие и бурные препирательства, подробности которых ускользают теперь от меня, хоть я отчетливо помню, что по ходу их мои кальсоны все липли и липли к ногам, точно влажные змеи, а по спине сбегали одна за другой холодные капли пота. Для начала Дэйзи предложила снять пять номеров с ванными комнатами, чтобы каждый из нас мог понежиться в прохладной ванне, но затем разговор у нее пошел более разумный – о «месте, где можно угоститься мятным джулепом». Все мы повторяли и повторяли, что это «безумная идея», обращаясь к сбитому с толку портье все разом, и думали или делали вид, будто думаем, что нам бог весть как весело…
Гостиная оказалась большой, душной, и, хоть времени было уже четыре пополудни, в ее открытые окна влетали только порывы горячего ветра, который раскачивал кусты парка. Дэйзи подошла к зеркалу, встала спиной к нам, приводя в порядок растрепавшиеся волосы.
– Шикарный номер, – уважительным шепотом сообщила Джордан, и все рассмеялись.
– Откройте еще одно окно, – потребовала, не обернувшись, Дэйзи.
– Открывать больше нечего.
– Ну, тогда позвоните, пусть нам топор принесут…
– Самое правильное – забыть о жаре, – нетерпеливо прервал ее Том. – От твоего нытья она в десять раз хуже становится.
Он размотал полотенце, в которое была завернута бутылка виски, и поставил ее на стол.
– Что вы цепляетесь к ней, старина? – сказал Гэтсби. – Это же вы захотели поехать в город.
На миг наступило молчание. Телефонный справочник внезапно сорвался с гвоздя, на котором висел, и шлепнулся на пол, и Джордан прошептала: «Прошу прощения», – однако на сей раз никто не засмеялся.
– Я подниму, – вызвался я.
– Ничего, я сам.
Гэтсби осмотрел лопнувшую бечевку, заинтересованно хмыкнул и бросил толстую книгу на кресло.
– Это ваше любимое словечко, верно? – резко спросил Том.
– Какое?
– Я про «старину». Где вы его подцепили?
– Послушай-ка, Том, – сказала, оборачиваясь от зеркала, Дэйзи, – если ты начнешь переходить на личности, я здесь и минуты не останусь. Позвони и вели принести лед для джулепа.
Едва Том снял трубку, как сгущенный зной взорвался звуками музыки – из находившейся под нами бальной залы понеслись помпезные аккорды «Свадебного марша» Мендельсона.
– Представляете, кто-то женится в такую жару! – скорбно воскликнула Джордан.
– Ну и что – я вышла замуж в середине июня, – припомнила Дэйзи. – Июнь в Луисвилле! В церкви кто-то в обморок грохнулся. Кто это был, Том?
– Билокси, – коротко ответил он.
– Мужчина по фамилии Билокси. «Болван» Билокси, занимался он производством баулов – ей-богу, – а родом был из Билокси в штате Теннесси.
– Его отнесли в наш дом, – подхватила тему Джордан, – потому что мы жили в двух шагах от церкви. И он засел там недели на три, и в конце концов, папа сказал ему, что пора бы и честь знать. Он уехал, а через день папа умер.
Она помолчала и, словно решив, что слова ее прозвучали неуважительно, добавила:
– Но никакой связи тут не было.
– Мне довелось знать Билла Билокси из Мемфиса, – заметил я.
– Так это его кузен. До того как он нас покинул, я успела выслушать всю историю его семьи. А еще он подарил мне алюминиевую клюшку, короткую, я ею и сейчас играю.
Музыка стихла, началась свадебная церемония, потом в окно гостиной вплыл долгий ликующий вопль, за ним последовали разрозненные «Ура, ура, ура!» и, наконец, грянул джаз – начались танцы.
– Стареем, – сказала Дэйзи. – Будь мы помоложе, уже танцевали бы.
– Вспомни про Билокси, – предостерегла ее Джордан. – Где ты с ним познакомился, Том?
– С Билокси? – Вопрос он понял не сразу. – Я его и вовсе не знал. Он был из приятелей Дэйзи.
– Да ничего подобного, – возразила она. – В глаза его ни разу не видела. Он приехал в одном из твоих вагонов.
– Ну, мне он сказал, что знает тебя. Что вырос в Луисвилле. Эйза Бёрд привел его в последнюю минуту и спросил, не найдется ли для него местечка.
Джордан улыбнулась.
– Скорее всего, малый пытался на чужой счет добраться до дому. Меня он уверял, что был в Йеле председателем вашей группы.
Мы с Томом недоуменно переглянулись.
– Билокси?
– Начать с того, что никаких председателей у нас не было…
Ступня Гэтсби отбила по полу короткую, беспокойную дробь, и Том вдруг обратился к нему:
– Кстати, мистер Гэтсби, насколько я понимаю, вы закончили Оксфорд?
– Не совсем.
– Ну как же, по моим сведениям, вы были в Оксфорде.
– Да… был.
Пауза. Затем голос Тома, недоверчивый и оскорбительный:
– Должно быть, вы учились там как раз в то время, когда Билокси учился в Нью-Хейвене.
Новая пауза. Официант постучал, вошел, принеся растертую мяту и лед; тишину нарушили только его «спасибо» и тихий хлопок закрывшейся двери. Ну, сейчас наконец прояснится эта важнейшая деталь.
– Я сказал, что был в Оксфорде, – произнес Гэтсби.
– Я слышал, но мне хотелось бы узнать – когда.
– В девятнадцатом и провел я там пять месяцев. Поэтому назваться выпускником Оксфорда я не вправе.
Том обвел нас взглядом, желая понять, разделяем ли мы его недоверие. Но все мы смотрели на Гэтсби.
– После Перемирия, – продолжал тот, – некоторым из офицеров предоставили такую возможность. Мы могли поступить в любой университет Англии или Франции.
Мне захотелось вскочить и хлопнуть его по спине. Я снова испытал уже знакомый прилив веры в него.
Дэйзи встала, легко улыбаясь, и подошла к столу.
– Откупорь виски, Том, – велела она. – А я смешаю джулеп. И ты не будешь чувствовать себя таким дураком… Посмотри на мяту!
– Минутку, – огрызнулся Том. – Я хочу задать мистеру Гэтсби еще один вопрос.
– Прошу вас, – вежливо согласился Гэтсби.
– Скажите, какой, собственно, скандал пытаетесь вы развязать в моем доме?
Разговор пошел наконец в открытую, и Гэтсби это устраивало.
– Это не он развязывает скандал. – Отчаянный взгляд Дэйзи перебегал с одного из них на другого. – Это ты его развязываешь. Пожалуйста, возьми себя в руки.
– В руки! – неверяще повторил Том. – Сидеть и смотреть, как мистер Никто и родом ниоткуда спит с моей женой, – да это последнее, что я сделал бы. Если тебе такое поведение представляется нормальным, то от меня его можешь не ждать… Нынешние люди начинают с глумления над семейной жизнью, над самим институтом семьи, а следом отбрасывают любые приличия и допускают браки между черными и белыми.
Упоенный собственной пылкой ахинеей, Том, похоже, видел в себе последний оплот цивилизации.
– Мы-то здесь все белые, – пробормотала Джордан.
– Я знаю, многие меня недолюбливают. Шикарных приемов я не закатываю. Полагаю, вам для того и пришлось обратить ваш дом в свинарник, чтобы завести побольше друзей – из современного мира.
Сколько я ни был сердит – да и все мы, – едва лишь Том открывал рот, меня так и тянуло расхохотаться. Уж больно полным было его перевоплощение из распутника в резонера.
– У меня тоже есть что сказать вам, старина… – начал Гэтсби.
Однако Дэйзи угадала его намерения.
– Прошу, не надо! – беспомощно прервала она Гэтсби. – Послушайте, давайте все вернемся домой. Почему бы нам не вернуться домой?
– Хорошая мысль. – Я встал. – Поехали, Том. Все равно пить никому не хочется.
– Я желаю узнать, что имеет сказать мне мистер Гэтсби.
– Что ваша жена не любит вас, – отозвался Гэтсби. – И никогда не любила. Она любит меня.
– Да вы спятили! – машинально воскликнул Том.
Охваченный волнением Гэтсби вскочил на ноги.
– Она никогда не любила вас, слышите? – закричал он. – А вышла за вас только потому, что я был беден и она устала ждать меня. Совершила страшную ошибку, но в душе своей никогда никого не любила, кроме меня!
Тут уж мы с Джордан попытались сбежать, однако Том и Гэтсби принялись наперебой требовать, чтобы мы остались, – как будто каждому из них нечего было скрывать, а присутствие при излиянии их эмоций составляло бог знает какую привилегию.
– Сядь, Дэйзи. – Том без большого успеха попытался подпустить в свой голос отеческие нотки. – Так что между вами произошло? Я хочу услышать об этом.
– Я уже сказал вам, чтó между нами произошло, – ответил Гэтсби. – И происходило пять лет – без вашего ведома.
Том круто повернулся к Дэйзи:
– Ты пять лет встречалась с этим типом?
– Не встречалась, – поправил его Гэтсби. – Встреч не было. Но все эти годы мы любили друг друга, старина, а вы об этом не знали. Меня временами смех брал при мысли, что вы ничего не знаете.
Впрочем, сейчас смеха в глазах его не было и в помине.
– О – и только-то.
Том на манер священника соединил свои толстые пальцы, откинулся в кресле. Но сразу же и взорвался:
– Вы психопат! Я не могу говорить о том, что было пять лет назад, я не знал тогда Дэйзи – и будь я проклят, если понимаю, как вам удалось приблизиться к ней хотя бы на милю, разве что вы в ее дом продукты заносили через заднюю дверь. Но все остальное – богомерзкое вранье. Дэйзи любила меня, когда стала моей женой, и любит сейчас.
– Нет, – ответил, качая головой, Гэтсби.
– Конечно, любит. Беда в том, что иногда она забивает себе голову какой-нибудь дурью и сама не понимает, что делает. – Том умудренно покивал. – Больше того, я тоже люблю ее. Да, время от времени я срываюсь и пошаливаю на стороне, веду себя дурак дураком, но всегда возвращаюсь, и сердце мое принадлежит только ей.
– Ты отвратителен, – сказала Дэйзи. Она повернулась ко мне, голос ее вдруг зазвучал на октаву ниже, презрение подрагивало в нем: – Ты знаешь, почему мы уехали из Чикаго? Странно, что тебя не потешили там рассказом о его маленькой шалости.