Великий Годден — страница 19 из 21

Давай, думала я. Возьми и скажи.

Я ждала.

– Дело в том… – начал он, и, сама не знаю почему, я почувствовала внезапную нежность к нему – он был таким неловким и при этом оставался самим собой. Его прекрасный брат – это мираж в пустыне, висящий в жарком мареве перевернутый оазис. Хьюго же был настоящим.

– Прошлым летом…

Прошлым летом? Я ждала.

Хьюго говорил, не отрывая глаз от пола:

– Мы провели прошлое лето на побережье к северу от Рима с другом моей матери, режиссером по имени Антонио, и его новой женой Джулией. Думаю, они с Флоренс сразу невзлюбили друг друга. Вилла была огромной – по меньшей мере пятнадцать комнат. Большая семья, все время кто-то приезжал и уезжал. Там были повара и экономки, по вечерам – ужины на двадцать персон. Никогда прежде я не видел ничего подобного. Кит чувствовал себя как дома, переплывал бухту, каждое утро играл в теннис, подружился со всеми, в том числе с поваром, упросил Джулию учить его итальянскому. Они все запали на него, il bel Americano. Он проводил с Джулией все больше и больше времени, а Антонио тем временем был в Риме. Не имело никакого значения, что она в два раза старше его. А когда на лето приехала ее дочь, он сошелся и с ней. И это разъярило Джулию. Она вызвала из Рима Антонио и устроила ужасную сцену. Флоренс настаивала на том, что произошла чудовищная ошибка, но никто в это не поверил. Нас выгнали оттуда в тот же вечер, не предложив остаться хотя бы до утра.

– Значит, он «сошелся» с дочерью?

– Да.

Я задумалась.

– Ну а почему бы и нет? Симпатичный американский мальчик, прекрасная итальянская девушка, все это – очевидные составляющие для интрижки.

Хьюго отвел взгляд.

– Ей было двенадцать. И я хочу сказать тебе, что он – разрушитель. – Он посмотрел прямо мне в глаза. – Любит выходить сухим из воды. Он так играет.

Мне стало холодно.

– Ты говоришь о нем как о психопате.

Хьюго дернул плечом:

– Он – эмоциональная черная дыра. Высасывает из людей свет.

Какое-то мгновение у меня кружилась голова. Мне хотелось сказать: Да, конечно, твой рассказ о прошлом лете мрачен, но разве нынешнее лето не отличается от него? Все казалось мне реальным – тот мир, что создал Кит Годден. Но, подобрав эти слова, я осознала, как сильно разыгралось мое воображение. Дым и зеркала. Кукловод, дергающий за веревочки. Мы, танцующие.

Сама не понимая почему, я наклонилась к Хьюго и поцеловала его, а он в ответ поцеловал меня, мы оба были охвачены шоком, печалью и желанием. Я дрожала так сильно, что едва могла стоять.

Я отпрянула от него:

– Хьюго?

Это не было вопросом, и он не ответил. И я рассказала ему о том, что видела. Если быть точной, то не видела, а слышала. О том, что, как мне казалось, тогда произошло.

Он посмотрел на меня и кивнул. Это был быстрый, очень печальный кивок.

– Я не знал этого о Мэле, – сказал он. В его глазах стояли слезы.

– Может, я ошибаюсь? – Мне отчаянно хотелось, чтобы это было так, и секунду я надеялась, что он разуверит меня. Конечно, ошибаешься, не будь дурой, и с моими страхами будет покончено.

– О боже, – вот и все, что сумел выговорить Хьюго. Он казался больным, растерянным.

Мы долгое время почти не шевелились.

– Прости, – сказала я. – Мне нужно идти.

И потащилась домой. Сделай нормальное выражение лица, твердила я себе. Нормальное выражение.

Драма была еще впереди. Несмотря на мое сокрушительное желание опустить перед летом занавес, оно все не кончалось. Еще неделя. Свадьба и теннис.

Наступила суббота, и пришло время полуфиналов. Атмосфера на берегу была невыносимой. И все же жизнь продолжалась, и мы притворялись, что все у нас хорошо.

Хоуп играла с Мэтти и победила. Они обнялись и поклялись, что однажды их дочери сыграют друг с другом на очередном турнире.

Оставалась игра Кита и Хьюго. А Хоуп должна была сыграть с победителем.

Я знала, что Хьюго ни за что и никогда не стал бы играть с братом по собственной воле. Чуть ли не единственной целью его жизни было избегать Кита. Начать с того, что я никогда не видела, чтобы они обменялись хоть словом. Я напрягла свой мозг. Хоть одним словом. Разве такое возможно? И почему я не замечала этого прежде?

Моя семья, моя бедная обманутая семья, группами столпилась вокруг мальчиков; Хоуп, Алекс, мама и я – вокруг Хьюго; Мэтти, Тамсин, Мэл и папа подбадривали Кита. И тут я вспомнила баклана – птицу, которую мы, возможно, довели до сердечного приступа. И слова Мэла в начале лета о том, что мы способны затоптать его до смерти. Я смотрела на Кита, на золотистую кожу и горящие на солнце волосы, но видела лишь, что его прекрасный рот – это клюв. Глаза с золотистыми крапинками казались маленькими, похожими на бусинки, и красными. Вместо выступающих мускулов и длинных ног у него были рваные крылья баклана. Трепыхающаяся черная душа. Я мигнула, и птица исчезла.

Кит посылал всем воздушные поцелуи, а Хьюго смотрел на свою ракетку, перебирая струны. Мы традиционно разделялись на две команды поддержки, но на этот раз стояли на противоположных сторонах корта, и члены команды Кита жизнерадостно болтали, а команда Хьюго молчала. Алекс казался обеспокоенным. Вероятно, тесное общение с летучими мышами научило его улавливать дурные предзнаменования. Я положила руку ему на плечо:

– Все в порядке. Мы победим.

– Очень, черт возьми, на это надеюсь, – сказала Хоуп. Я повернулась к ней, но она смотрела куда-то поверх наших голов, ее губы были крепко сжаты.

Игроки подошли к сетке, их ракетки быстро соприкоснулись. Кит подбросил монетку. Хьюго выбрал решку. Выпал орел. Подача Кита.

Я находилась в таком напряжении, что едва могла дышать.

Кит играл хорошо, и Хьюго даже не озаботился тем, чтобы отбить его первую подачу. Он стоял и смотрел, как мяч летит мимо, и я запаниковала в страхе, что он уйдет с корта, откажется играть. Или, хуже того, запуганный братом, сломается.

Вторую подачу он возвратил, но не загасил ее, а выполнил простой мягкий удар в центр корта, прямо под правую руку Кита. И дальше он играл «мертвой рукой», останавливал мячи, отбивал их так безобидно, словно играл с Алексом, позволяя Киту резко гасить их. Сорок: ноль. Гейм – Кит.

Команда поддержки Кита обезумела от радости, а он выбросил руки вверх и исполнил победный танец. Хьюго с ничего не выражающим лицом стоял в центре игрового поля. Мне пришло в голову, что они никогда прежде не играли друг с другом. Разные школы и стремление избегать общества друг друга. Может, Кит поначалу и волновался, но я сомневалась в этом. Хьюго никак не вписывался в его планы.

Подача перешла к Хьюго, он почти лениво подбросил мяч в воздух, весь сжался и в мгновение ока расправил тело, что так восхищало меня, распрямил руку и молниеносно ударил. Кит с удивленным выражением лица успел в последний момент подставить ракетку, и Хьюго стремительно отбил мяч в дальний конец корта. Кит с трудом догнал его и едва смог перебросить через сетку, а Хьюго послал мяч в противоположный угол. Казалось, он вовсе не двигается; его удар был чистым и острым, как бритва, лицо безучастно. Он как бы парил над кортом. Поединок продолжался: Кит потел, каждый розыгрыш давался ему с огромным трудом, в то время как Хьюго едва утруждал себя. В жизни не видела ничего подобного. Хьюго был умнее, быстрее, точнее. Ни одного лишнего движения. Ни одного лишнего шага. Он играл как мастер дзена.

Оставшаяся часть сета обернулась разгромом. Подобно Хоуп в «Кукольном доме», Хьюго, казалось, старался все меньше и меньше. Дыхание у него не сбилось, он не стонал и не бегал. А просто делал свои смертельные подачи и безжалостно, без эмоций, выиграл все мячи.

Гейм – Хьюго.

Гейм – Хьюго.

Гейм – Хьюго.

Кит поначалу отделывался насмешками, но по ходу игры начал уставать и злиться, слабыми ударами перебрасывал мяч через сетку и выглядел все более и более измочаленным. В последнем гейме розыгрыш одной из подач Хьюго, казалось, никогда не закончится. Хьюго отбивал мячи самыми простыми ударами, которые мог отразить даже уставший неопытный игрок. А Кит продолжал носиться по корту и, тяжело дыша, пытался запустить мяч в своего брата и выиграть очко, но видел лишь, как мяч возвращается к нему с механической точностью, словно его посылал тренировочный автомат, – мяч за мячом приземлялись там, где он не мог дотянуться до них ракеткой, но все же не настолько далеко, чтобы не бежать к ним.

Это была чистой воды ненависть, замаскированная под спорт.

В конце сета Хьюго молча стоял в центре корта, а Кит тем временем пыхтел, упершись руками в колени. Он был в ярости. Мы ликовали.

Следующий сет оказался еще хуже – или лучше. Хьюго унижал Кита, гонял его, вывел из равновесия, уничтожил его уверенность в себе. Кит стал пропускать простые мячи, спотыкаться о собственные ноги. В какой-то момент он даже в бешенстве швырнул ракетку на землю. Хьюго не обращал на это никакого внимания и продолжал играть как автомат. Он ни разу не встретился с братом взглядом, ни разу – до самого матч-пойнта, а вот тут посмотрел ему прямо в глаза, а затем аккуратно, невыносимо медленно подбросил мяч в воздух и отправил его на сторону Кита. У того не было ни единого шанса взять его. И он со странным выражением лица смотрел, как мяч со свистом летит мимо.

Хоуп, Алекс и я обнялись, выбежали на корт, прыгали и обнимали Хьюго, и он поблагодарил нас легкой улыбкой. Он был весь в поту. А затем Кит за его спиной подошел к нему и протянул руку для рукопожатия, решив, что разрядить обстановку – это единственный способ вернуть контроль над ситуацией.

Хьюго посмотрел на эту руку, потом в лицо Киту – его зрачки были черными, расширенными, – повернулся и ушел с корта.

Это был один из лучших моментов в моей жизни. И даже спустя пятьдесят лет он так и останется одним из лучших моментов в моей жизни…

26

Мама с Хоуп были на нашей кухне, и, что странно, мама плакала, а Хоуп обнимала ее.