– Видела что-нибудь интересное?
– Двух зайцев, совсем молодых. Как раз там, где и в прошлый раз. У одного из них голова почти черная, так что я уверена, это те же самые зайцы.
– Надеюсь, ты была осторожна.
– Ну конечно.
О-хо-хо.
За Тэм явился Алекс, взял несколько луковиц и жонглировал ими до тех пор, пока они не упали и не покатились по полу.
– Алекс!
– Видела нескольких незнакомых мне лошадей, – продолжала Тэм. – В каком-то лагере для пони. Палатки поставили на заднем поле.
Мама рассеянно кивнула:
– Передай мне большое блюдо, пожалуйста.
– Знаешь, за свиной фермой ловят птиц.
– Правда? А как ты узнала?
– Иногда я возвращаюсь по той дороге.
Мама взглянула на нее:
– И через свиную ферму проходит птичья тропа для верховой езды?
– Это не совсем тропа. Я оказалась там случайно – немного заблудилась.
Лошади ненавидят свиней. Это известно даже мне.
– Тебе надо быть осторожной. Фермеру не нравятся случайные люди. Особенно верхом на лошадях. – Мама подняла с пола луковицу. – А какие ловушки для птиц ты имеешь в виду?
– Проволочные. Я видела множество сорок, попавших в них. Это было ужасно.
– У тебя будут большие неприятности, если лесник обнаружит, что ты рыщешь поблизости.
Тамсин выпятила подбородок:
– Я не рыскала.
– Ладно. Ужин через полчаса.
Но Тамсин еще не закончила:
– Вообще-то сороки выклевывают глаза поросятам. Вот почему их ловят.
Я посмотрела на нее:
– Ты уверена? Выклевать глаза у живого существа – не самый простой способ добыть себе еду.
– Еще они садятся на овец и выковыривают из ран личинки насекомых. Когда личинки заканчиваются, они продолжают есть. Так говорит Долли, а все члены ее семьи – фермеры.
– Прикольно, – сказал Алекс. – Думаю, глаза у них вкусные и тягучие. Ням-ням.
– Какой же ты противный! – воскликнула Тамсин и пошла наверх переодеться. Тэм никогда не помогала маме; все, что она умела делать, так это седлать и расседлывать пони.
Малколм и Хоуп пришли около семи, свежие после душа, с большой миской салата со своего огорода. Чуть позже притопал Гомез, как обычно, тяжело дыша. Подойдя к ним, он наступил на одно из своих больших ушей и сделал впечатляющее сальто. А потом, слегка взвизгнув, встал и с достоинством пошел дальше, будто ничего не произошло.
Кит пришел спустя десять минут, когда ужин был готов, не хватало лишь Тэм и Хьюго. За пять минут до того, как мама стала подавать на стол, вниз спустилась Тэм в сарафане, и Алекс сделал вид, что падает в обморок. Хьюго явился, когда мы уже приступили к еде, став чемпионом того лета по балансированию над пропастью.
– Привет, Хьюго! – Я здоровалась с ним уже из спортивного интереса.
Он воззрился на меня.
Все сидевшие на моей стороне стола подвинулись, чтобы освободить место, и я оказалась совсем рядом с Китом.
– Ты изумительно пахнешь, – прошептал он.
– Спасибо, – прошептала я в ответ. – А ты пахнешь как наживка для рыбы.
Кит рассмеялся. Мэтти метнула в меня взгляд-кинжал. Рядом с ней уселся Хьюго, унылый и неловкий. Хоуп говорила, что он симпатичнее, чем все считают, ну, может, станет симпатичным через несколько лет. У него были скулы Годденов, красивый подбородок и большие серые глаза. Его стеснительность, конечно, несколько его портила – и все-таки в нем было что-то особенное. Он перехватил мой взгляд и отвернулся.
Папа взял еще один бокал и долил вина Хоуп, Малколму и Киту.
– Рад, что день у нас удался, – сказал Малколм, глядя на детей. – Правда ведь? Никто не утонул, не переломал руки-ноги, не получил серьезные травмы? – Он поднял бокал, словно желал произнести тост. – А как насчет тебя, Мэл? У тебя был хороший день? Да, день был хорошим. Большое спасибо, что спросили! Очень хороший день, правда-правда.
– Ты не передашь мне салат? – попросил Алекс папу.
– Пожалуйста.
– Пожалуйста.
– Спасибо вам всем, кроме Алекса, за ваше доброжелательное внимание. Сегодня я праздную не только помолвку с возлюбленной. Мне позвонил мой агент, сказал, что мне предложили роль Гамлета в театре «Роуз». – Мэл сделал причудливый жест и поклонился, и тут все закричали и зааплодировали. – Вдобавок к тому, что я стану женатым человеком, я буду еще и принцем датским. И вот я спрашиваю вас: разве жизнь не прекрасна?
– Это очень мило. Тебе будет к чему стремиться после свадьбы, и ты не впадешь в депрессию, – сказал Алекс, и мама посмотрела на него с осуждением.
– Вау! – воскликнул Кит. – Я вот хочу когда-нибудь сыграть Гамлета в «Глобусе». Это будет потрясающе. – Он поднял глаза на Мэла: – Но «Роуз» – тоже очень хорошо.
– Спасибо тебе огромное.
На лице Тамсин появился ужас.
– Подождите. Значит, тебе придется выучить эту роль наизусть?
– Нет, – ответил Алекс, наклонившись к Тамсин. – Он напишет ее на руке.
Мэл толкнул Алекса и усадил его на место.
– Четыре тысячи строчек. По крайней мере, кто-то из вас, неофитов, понимает, что играть в театре – это не просто прыгать по сцене в трико.
Кит поднял бокал.
– За «Гамлета», – провозгласил он, и все чокнулись. – Невзирая на то что Мэлу предстоит тяжкий труд в его довольно немолодом возрасте.
– Мне тридцать один год, приятель. Самый подходящий возраст, между прочим. Сверься с первоисточником.
Кит поднял бровь. Хьюго, похоже, скучал.
– Я играл в «Гамлете» в школе, – заявил Кит. – Это было ужасно. Подростковая неуверенность в доме для вечно шатающихся.
– Что-что? В каком смысле шатающихся? – нахмурилась Хоуп.
– Просто шатающихся. В моей школе все постоянно шатались. Девушки в шелковых одежках шатались туда-сюда по урокам поэзии и сценической речи. Парни шатались за ними. Учителя шатались вокруг и следили, чтобы никто не дошатался до наркотиков или подростковой беременности.
Алекс хихикнул. Мама протянула руку и отодвинула от него вино.
– Примерно так, – сказал Кит и пошел по дорожке, откинув голову назад. Выражение его лица было самым что ни на есть серьезным. Выполнив идеальный разворот, как модель на подиуме, он пошатался обратно, изящно двигая руками.
– Прекрасное шатание! – сказал Малколм. – А, господь свидетель, я на своем веку повидал немало шатаний.
Хоуп посмотрела на него:
– Я не шатаюсь.
– Разумеется.
– А ты собираешься поступать в театральное училище? – спросила Кита мама.
Он пожал плечами:
– А что еще прикажете делать? Работать на Уолл-стрит? Податься в морские пехотинцы? Никто в нашей семье никогда не занимался чем-то полезным.
Тамсин не могла опомниться, узнав, какие большие роли в пьесах Шекспира:
– Ты действительно все запомнил?
– Всего «Гамлета»? Пьесу сократили, но она все равно была очень длинная.
– Далеко пойдешь! – фыркнул Мэл. – Может, станешь звездой пантомимы – специально для тебя поставят «Гамлета» без слов.
Солнце наконец скрылось за горизонтом, и стало темно – лишь на западе на небе оставались розовые и оранжевые полосы. Маргаритки и дрема отражали последние отблески солнца и светились в высокой траве подобно маленьким фонарикам.
Папа пошел в дом и вернулся с двумя светильниками. Свечи удалось зажечь лишь с пятой попытки, но потом желтые огоньки замигали в стеклянных подсвечниках, и все как-то сплотились вокруг них.
Мэтти сидела теперь по другую сторону от Кита и гипнотизировала его мечтательным взглядом.
Малколм взял у мамы вино, немного повозился со штопором и пустил бутылку по кругу, минуя Алекса.
Ночь брала свое, и на небе появились несколько бледных звезд.
– Посмотрите на луну, – сказала мама, и мы все повернулись и стали смотреть, как луна тихо поднимается в небе.
– Полнолуние было совсем недавно, – негромко сказал Хьюго, и я взглянула на него. Он был прав.
Мы сидели так целую вечность и вели разговоры, которые ни за что не вспомнишь потом. Хоуп прижалась к Малколму, Алекс лежал на земле и улыбался. Тэм почти заснула на плече у мамы, а Гомез иногда сонно тявкал. Кит и Мэтти сдвинули свои золотистые головы и что-то там бормотали, неслышное нам. Мама и Хоуп обсуждали свадебное меню, а папа и Малколм говорили о своем ежегодном плавании на лодке с парусом. Большое плавание всегда занимало целый день, но что еще делать летом?
Наконец Хоуп встала.
– Я домой. Постарайся не шуметь, когда вернешься. Кто завтра утром пойдет плавать?
– Я, – ответил папа.
– И я с вами, – поддержала его мама.
– Ну, спокойной ночи! – Хоуп исчезла в темноте, сопровождаемая низким тявканьем бассет-хаунда.
Алекс подполз к столу и встал на ноги:
– Кто-нибудь хочет сыграть в карты?
– Я хочу, – вызвалась Тэм. – А ты, Кит?
Кит откинулся назад, так что его стул балансировал теперь на двух ножках, потянулся и похлопал рукой по столу.
– О’кей, – вздохнула Мэтти.
– Хьюго?
Но Хьюго, встав с места и не сказав ни слова, подошел к краю стола, задев по дороге стул Кита. Стул потерял равновесие, и Кит катапультировал с него, а Хьюго тем временем растворился в ночи. Мэтти вскрикнула и подбежала к Киту, но тот уже встал и, смеясь, вычесывал из волос траву.
– Мой брат – тот еще ушлепок, – прошептал он Мэтти достаточно громко для того, чтобы все остальные тоже услышали.
Когда час спустя я встала из-за стола, игра все еще продолжалась. Кит выиграл почти все сдачи, и Алекс, Мэтти и Тэм безудержно смеялись. Я поднялась к себе в башню. Небо затянули облака, в нем мало что можно было рассмотреть, и потому я направила подзорную трубу на стол, освещенный свечами, наклонила ее под углом сорок пять градусов над морем и вдруг увидела: прямо на меня смотрят два глаза.
Я в шоке отпрянула от трубы. Хьюго. Он никак не мог видеть меня в темной башне, но я так сильно испугалась, что он смотрит прямо в линзы, что сбежала вниз по лестнице. Осмотрелась, но его не увидела.
Наконец игра закончилась, и все попрощались друг с другом, за исключением мамы и Мэла, которые теперь тихо разговаривали. Я под прикрытием темноты выскользнула из задней двери, прошла к воде и растянулась на песке. Я смотрела в небо и думала о комете Свифта – Туттля, совершающей свои стотридцатилетние витки вокруг Солнца. Несколько веков астрономы предсказывали ее столкновение с Землей, в тысячу миллионов раз более опасное, чем атомная бомба, – достаточное для того, чтобы уничтожить человечество как явление. Но этого не произошло. Зато Земля каждый год проходила сквозь облако осколков хвоста кометы, и на небе появлялись тысячи падающих звезд. Китайцы наблюдали за этим явлением еще два тысячелетия тому назад.