Когда Запад спрашивает, почему Россия живет по каким-то своим законам, уже по этому вопросу видно, что Запад не выучил урок, что такое Россия. Она населена богоизбранными людьми, несравненно лучшими, нежели бездуховные европейцы. В сказке есть свои антигерои — вредители, которые, как Горбачев, хотели бы уничтожить наш заколдованный мир, но сказочный народ дал ему отпор. Мы не вышли на пути истории — остались в сказке, жестокой, страшной, но родной.
Кто поймет, что в основе русского мира живет сказка о своем величии и счастье, которое непременно наступит, тот станет хозяином России на долгие годы. Так случилось со Сталиным. В конечном счете он сам превратился в сказку. Мифологическое русское сознание очистило его от всех грехов, отмыло от крови, отфильтровало, объявило русским богом (несмотря на грузинское происхождение). И вот он на багажнике внедорожника!
Сталинскому примеру последовал Великий Гопник. Он тоже ощутил русское пространство как сказку, обозначил ее врагов и принялся собирать русские земли, потерянные при распаде СССР.
Многие на Западе решили, что он сошел с ума. Но он убежден, что абсолютно прав, спасая русский сказочный мир от колдунов и демонов Европы и Америки. Может быть, первый раз за все существование России во главе страны стал человек с ключом к народной психологии.
А Сталин? Тот хотел переделать человеческую природу по абстрактному имперско-коммунистическому образцу. Из одной русской сказки сделать другую, и здесь без большой крови не обошлось. Великий Гопник не желает менять архаические декорации. Напротив, в сегодняшней кремлевской пропаганде на федеральных телеканалах идет бурное строительство сказки: все работает на принципе свой-чужой, друг-враг. Враги подлежат уничтожению, с ними можно общаться, только если они сильны. Слабый враг — мертвый враг.
Наш средний класс Москвы и Петербурга похож на женщин с очень маленькими сиськами — им всегда чего-то не достает. На самом деле им по большому счету недостает выход России из архаической сказки, но о том, что они внутри нее и вообще о ее существовании, они не догадываются.
Внепарламентская проевропейская оппозиция (нынче разгромленная) также русскую сказку не замечала, потому что сказка занимает не политическое, а метафизическое поле страны. Вывести Великого Гопника на чистую воду, выиграть честные выборы — и дело с концом! Это — дешевая утопия. Наш народ и есть Великий Гопник.
Если серьезно, то единственной формой работы с населением является просвещение. Федеральные телеканалы добились невероятных результатов, и русские поверили, например, в то, что Майдан — дело американцев. Сложнее, но тем не менее все-таки реально рассказать нашему населению о том, что в XXI веке архаическая сказка ведет страну в полную самоизоляцию и только приближение к Западу оздоровит Россию. Кремлевская пропаганда стремится изо всех сил показать ничтожность Европы, выставить ее как противника России, хотя главным врагом все равно оказывается Америка. Но у наснет будущего без Европы, а продолжение русской сказки, мягко говоря, не стратегический, не дальновидный проект. Но эти «мы» растворяются в серной кислоте, а Великий Гопник вводит наш крейсер «Варяг» в родную бухту — Верно! Гоп-гоп, ура! — магического тоталитаризма.
90. Американская трагедия
Никто не верил, что рухнет СССР. Он взял и рухнул. Америка всегда была полезным врагом для России. Этот враг поддерживал Россию в тонусе. И что же? Америка рухнула. Со всеми своими статуями Колумба.
В университете студенты устроили бунт. Они отказались слушать своего профессора литературы. Начальство университета:
— Что вам не нравится?
Зачинщик бунта:
— Он читает нам лекции про белых мертвых писателей. Скучно!
— О каких писателях вы говорите?
— Ну, например, о Гомере.
Европа живет по инерции. Это больно, но у нее еще много инерции. Ключик потерян, заводить нечем, но она еще живет по инерции.
У Америки не хватает запаса инерции.
Параллельная ложь американского либерализма и консерватизма породила американского гопника — Трампа.
Мне попался в руки недавний New Yorker. Когда-то я гордился тем, что писал в нем. В нем и родилось у меня название Хороший Сталин — Good Stalin.
Боже, подумалось, каким он стал угодливым и трусливым.
Ложная политкорректность рванула, американские белые будут сидеть и дрожать по домам, как дрожат теперь белые в Южной Африке.
91. Гуси-лебеди
Если бы Россия, как большая утка, побежала в Европу европеизироваться, маленькие утята постсоветского пространства, бросились бы за ней, но наша утка осталась в стороне, и тогда все утята рванули на Запад. И попросили защиты от большой утки. А русская утка обиделась и заявила, что у нее увели утят.
Зачем Великий Гопник воюет?
Большинство народа все еще считает его крутым парнем. Парень уверен, что русский мир — это лучшее, что создало человечество. Он — рыцарь, защитник этого мира от американцев. Остальной мир, который не слишком любит Америку, поражен явлением лидера, который готов идти против Америки и никого не боится. А кто, в самом деле, главнее его?
Вы скажете: глупость была всегда. Как грипп. Чего волноваться! В этом нет ничего нового!
Прекрасные, успокоительные слова! К сожалению, они не проходят. Глупость была всегда — это точно. Но до сих пор глупость была как явление, в чем-то даже милое и трогательное, о чем писал Эразм, а теперь она приобрела смертельную токсичность и пришла как неизлечимая болезнь.
92. Родительская суббота
Почему я изменил отношение к Нине Кошёлкиной, которая идеалом женщины считает саму себя, и как я понял ее надмирное значение?
Так вот.
Одна актриса, которую звали Нина Кошёлкина, но чью фамилию слишком часто перевирали, называя ее то КошЕлкиной, то даже совсем неправдоподобно КОшелкиной, очень страдала от того, что ее фамилию перевирали. Она была посмешищем в нашем кругу. Нина играла в детском музыкальном театре одну-единственную роль цветка-Колокольчика и целый спектакль с криком носилась по сцене, хотя колокольчики в живой природе вроде бы стоят смирно.
У нее были глаза-пуговки, черные и блестящие, как у игрушки. Мужчины, которые жили с ней, рассказывали о ней всякие гадости.
На какой-то вечеринке она подошла ко мне и сказала, что я — ее кумир, что я лучше всех и даже лучше, чем Лев Толстой.
— У вас, сказала она, абсолютно бездонная проза. Хотите прийти на мой спектакль?
— Ну да, как-нибудь, — улыбнулся я.
— Завтра, в среду, — сказала Нина.
Я зачем-то отправился в среду в театр. Сидел среди детей. Она громко носилась вокруг поющих актеров и актрис по сцене и изображала из себя Колокольчик. Мне было стыдно за нее.
Когда спектакль закончился, я хотел сразу сбежать домой, но Нина вышла в гардероб из какой-то секретной двери и спросила:
— Ну как?
Я сказал:
— Нина, вы самый лучший колокольчик в мире!
— Мы с вами похожи, — сказала она.
Мы вышли из театра и сели в кафе.
— Я не только самый лучший, как вы сказали, колокольчик в мире. Я вообще управляю этим миром.
— Ну да, — согласился я. — Хотите пельмени?
— Я не ем ни мясо, ни рыбу. Я вообще не ем. Только пью.
— Хотите выпить? — предложил я.
— Простой воды. Из раковины, — сказала она.
Я позвал официанта и попросил воды из раковины. Он испугался и быстро принес.
— Вот, — сказал он. — Натуральная. Из раковины.
— Можете идти, — сказала Нина, заметив, что официант все еще стоит возле нашего стола. — Ну, идите! — прикрикнула она на него певчим голосом. Потом повернулась ко мне и спросила:
— Вы не верите, что я управляю миром?
— Верю, — заверил я Нину.
— Но ведь вы тоже управляете миром. Хотите воды?
— Нет, спасибо. Нина, вы кто?
— Я вам сказала: я управляю миром. Я хочу предложить вам помогать мне в этом деле.
— Да ладно… — сказал я невпопад и на всякий случай.
— Вы мне не верите?
— Верю.
— Ну хорошо. Тогда скажите, кто для вас самый чужой человек?
Я думал недолго.
— Для меня самым чужим человеком является русский полицейский. Ну, как понятие. Вот все ценности, которые у него есть, все, до единой ценности, они все прямо противоположны моим ценностям, Нина. Мы с ним не только антиподы. Мы с ним из разных галактик.
— Почему? — недоверчиво спросила Нина.
— Когда мент останавливает мою машину, я внешне очень спокоен, но в душе я уже чувствую себя убийцей. Я хватаюсь за пистолет и стреляю…
— Стоп! — сказала Нина. — Что за херня! Причем тут полицейские? Разве это люди? Я спрашиваю: кто из людей для вас самый чужой?
— Ну, не знаю! — сказал я с некоторым раздражением. — Все-таки менты, Нина, ужасно отвратительны.
— А я вам скажу, кто для вас самый чужой человек!
— Ну и кто?
— Кто! Кто! Ваша мама!
Я помолчал немного и сказал:
— Ну, во-первых, она умерла…
— Я знаю, — перебила меня Нина. — Четыре года назад. Но это ей не мешает быть самым чужим для вас человеком.
— Я вас понимаю, — сказал я, машинально отхлебнув из ее стакана воду из раковины. — Я вас прекрасно понимаю. Вы хотите сказать, что самый близкий человек одновременно является и самым чужим, потому что чем ближе ты с человеком знаком, тем более далеким и чужим он тебе кажется.
— Это из серии: лицом к лицу… — капризно начала Нина, но я ее перебил:
— Нет! Другое! Когда ты проникаешь в глубину своего самого близкого человека, в данном случае, в свою маму, ты реально видишь, что она чужая тебе, что у нее все устроено по-другому, и это в конечном счете отталкивает.
— Это — философия! — сказала Нина. — А вот я, которая управляет миром, скажу, что философия — это раковая опухоль интеллекта.
— Вам лучше знать, — невозмутимо сказал я.
— А вот если обойтись без философии, то вы с мамой были фактически врагами.