Москвитяне дивились такому наплыву гостей и ворчали на них, потому как по скупой-то поре всех надо было напоить, накормить, всем дать приют. Ан ворчание длилось недолго. Потеснились монахи московских обителей, распахнулись двери покоев по всем подворьям епархий, которых в Москве было множество, загудели от паломников постоялые дворы. А тем, кому не нашлось места под крышей, встали табором за московскими заставами.
И наступил долгожданный день избрания патриарха. Ведь этого дня ждали более семи лет, со дня насильственной смерти Гермогена, заточенного поляками в подвале кремлёвского монастыря и там уморённого голодом.
Торжество избрания патриарха совпало со знаменательным праздником — Рождеством Иоанна Предтечи. Филарет в этот день встал чуть свет и, чтобы погасить подступившее волнение, ушёл в малую Сенную церковь, где к заутрене собрались многие прихожане. Но недолго пришлось Филарету пребывать в молитве. Гости из Ростова Великого попросили его прочитать проповедь, чему он был большой мастер.
Как и должно по чину Филарет начал богослужение с посвящения Иисусу Христу о его земной жизни. Филарет напомнил верующим, как привели Христа на суд к Пилату, рассказал о самом неправом суде, о распятии Сына Божьего, о его страданиях и смерти, о божественном воскрешении. Но помня о Иоанне Предтечи, Филарет вознёс слово и о нём.
— Праведные родители святого Иоанна Крестителя, — продолжал проповедь Филарет, — священник Захария и Елисавета, жившие в городе Хевроне, достигли старости, но не имели детей, потому как Елисавета была неплодна. Но однажды во время богослужения в храм явился посланник Божий, Архангел Гавриил, и предсказал Захарии, что у него родится сын — провозвестник Спасителя, Иисуса Христа, Мессии. Захарий усомнился, что жена в старости принесёт сына, и за это был поражён немотой до времени исполнения слов Гавриила.
Эту короткую проповедь верующие, как замечал Филарет всегда слушали с большим вниманием и даже волнением.
— Пришёл час, и Елисавета зачала, да пять месяцев скрывала ношу. Но пришла к ней дальняя родственница, Дева Мария, и поделилась своей радостью, что она, девственница, понесла дитя. И тогда Елисавета приветствовала Пресвятую Марию как Матерь Божию. Настало время, и святая Елисавета родила сына, назвала его Иоанном. И Захария, отец его, исполнился Святого Духа, исцелился и пророчествовал, говоря: «И ты, младенец, наречёшься пророком Всевышнего, ибо предыдешь пред лицем Господа — приготовишь путь ему».
На какие-то минуты Филарет умолкал, и тогда звучала песнь хора, прихожане молились и ждали от Филарета главное.
— Иоанн Креститель, великий пророк Нового Завета, — продолжал Филарет — предтеча нашего Иисуса Христа, по смерти родителей ушёл в пустыни до дня явления своего Израилю. В пятнадцатый же год правления Тиверия кесаря, когда Понтий Пилат начальствовал в Иудее, был глагол Божий к Иоанну в пустыне. И он проходил по всей окрестной стране Иорданской, проповедуя крещение покаяния для прощения грехов. Он говорил: «Идёт за мною Сильнейший меня, у Которого я не достоин наклонившись развязать ремни обуви Его. Я крестил вас водою, а Он будет крестить вас Духом Святым». Иоанн свидетельствует о Нём и восклицает: «Сей был Тот, о Котором я сказал, что Идущий за мною стал впереди меня, потому что был прежде меня. Покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное».
На этих высоких нотах Филарет всегда завершал проповедь, и каждый раз ко времени. В сей миг во вратах храма появился архидиакон Николай, за ним шли многие иерархи и архиереи из епархий. Николай подошёл к амвону и сказал:
— Владыко, пришёл твой час. В Успенском соборе все в ожидании.
— А царь-батюшка там? — спросил Филарет.
— Усердно молится на уготованном месте, — ответил Николай.
От Сенной церкви до Успенского собора немногим больше ста сажен. Ан пройти их было довольно трудно, потому как всё пространство заполонили жаждущие увидеть Филарета. А первыми его остановили монахи Антониево-Сийской обители.
— Да помнишь ли ты нас, Филарет-батюшка? — воскликнул хорошо ведомый митрополиту келарь монастыря отец Тихон, который не раз приносил ему вести из Москвы.
— Тихон, здравия тебе долгие лета! — отозвался Филарет и, увидев скромно держащегося за спинами своих братьев игумена Арефа, поспешил к нему — Слава богу, что сподобил свидеться! — И Филарет обнял Арефа. — Благодетель мой! Многие лета тебе здравия!
— Сын мой, я всегда верил в тебя. Да помнишь ли, что сказывал тебе в часы уныния? — спросил старый и уже немощный игумен Ареф.
— Помню, отец мой! Как не помнить благое! — И Филарет не выпуская руки игумена, повёл его в Успенский собор.
Монахи же Антониево-Сийской обители шли плотным рядом следом, и многие несли в руках дары Филарету. Келарь Тихон вместе с пожилым монахом несли стихарь — длинную прямую одежду с широкими рукавами, расшитую серебром и золотом, унизанную жемчугом. Следом за Тихоном два молодых монаха несли фелонь, также богато расшитую и украшенную диамантами. Ещё монахи несли епитрахиль и орарь — широкую и узкую ленты, расшитые золотой нитью. Осмелились антониево-сийские умельцы и митру патриаршую изготовить, и высокую бархатную камилавку. Рисковали. Да риск-то был благородный.
Вот и паперть Успенского собора. На ней плотной стеной стояли митрополиты, архиепископы, архимандриты, епископы, вельможи. И царь тут же стоял, рядом с митрополитом Ефремом. Филарет всем поклонился. И ему многоликая паперть поклонилась — яркая, сверкающая цветами радуги под июньским солнцем.
Кремлёвские колокола в сей миг бурно заблаговестили, им взялись вторить по всей Москве. Филарет ступил на паперть, повернулся к Соборной площади и диву дался: не было на его памяти такого зрелища. Людское море без конца и края колыхалось до самых Троицких, Боровицких и Спасских ворот. А над людским морем высоко вознеслись хоругви и даже боевые знамёна русских полков. И порадовало Филарета во всём этом зрелище то, что каждый третий здесь был духовным лицом. Но в многотысячной толпе ему в сей миг захотелось увидеть одно, особо желанное лицо — ясновидицы Катерины. Ведь это она вдохнула в него силы, которые позволили пройти тернистый путь и не дали погаснуть вере в благое предсказание. И он увидел Катерину. Она стояла слева от паперти, а рядом с нею возвышался воевода Бутурлин, держа за руку сына. К плечу Катерины прижималась Ксюша. Она стояла опустив голову. И глянув в сей миг на царя Михаила, Филарет догадался, почему девица не поднимала лица: его сын видел только её, и было похоже, что иной мир для него не существовал. «Господи, сохрани их в чистоте», — мелькнуло у Филарета. Он поискал глазами Марфу-государыню и нигде не увидел её. Да счёл, что так и должно быть. Она же в сей миг распоряжалась в храме.
Вельможи, иерархи и архиереи расступились и открыли путь к вратам собора. До самого алтаря Филарет шёл по коврам, и сердце у него замирало. Он видел весь торжественный обряд возведения, какой над ним будет совершён. Видел, потому что такое уже было на его памяти тридцать лет назад, когда венчали на патриаршество боголюбца Иова.
В храме всё было в движении: колыхался воздух, напоенный ладаном, играло пламя свечей и лампад, возносилось под купола песнопение двух хоров на клиросе, россияне тёплой волной вливались в храм, заполняли его со словами о Господе Боге на устах. Но постепенно всё замерло и наступила полная тишина, начинался чин поставления патриарха. Главные святители подавления, патриарх Феофан и митрополит Ефрем, сели на уготованное им место, между ними сел царь Михаил. Митрополит Филарет скрылся в алтаре. Там его облачили в торжественные святительские одежды, и он вышел на амвон. Ему подали его же рукой написанное исповедание православной веры. И Филарет зачитал его. Голос митрополита был чист и ясен и легко лился по храму, достигая самых дальних мест.
После чтения исповедания, под звуки пения акафиста Иисусу Христу и Пресвятой Богородице, к Филарету подошли царь Михаил, патриарх Феофан и митрополит Ефрем, услужители, держащие символы власти. Они подали патриарху Феофану панагию, украшенную драгоценными каменьями. Тот полюбовался рукотворным чудом — не имел он подобной — и передал её царю Михаилу. Сын подошёл к отцу почтительно, с поклоном, надевая панагию, сказал:
— Прими, родимый, с милостью.
Потом Михаил надел на Филарета белый клобук. Следом митрополит Ефрем вручил Филарету посох с мощами святителя Петра Чудотворца. В алтаре в эти мгновения летописец Патриаршего приказа записал в книге торжественных писаний: «Поставлен патриарх Филарет Романов в лето 7127 июня в 24 день».
Божественная литургия вошла в самую силу. Пение хоров, казалось, подхватили все, кто пребывал в соборе и за его стенами на Соборной площади, пел царь Михаил, пели царедворцы, служилые люди, монахи, священники — вся Москва.
После литургии по чину был обед в Грановитой палате. На этот обед пришли все, кого звали и не звали. Но был он недолгим, потому как в положенное время Филарет покинул Грановитую, вновь появился на Соборной площади, к нему подвели коня в белой попоне, изображающем осляти. Услужители помогли патриарху сесть на коня, и началось торжественное шествие по Кремлю, по Красной площади, по Москве. Это шествие сопровождали многие тысячи москвитян и россиян. Москва гудела от колокольного звона, с площадей, с улиц отроки выпускали в небо голубей, певчих птиц. Всюду развевались хоругви, сверкали под лучами солнца чудотворные иконы. К Филарету тянулись сотни рук, жаждущих получить его благословение. И он от души благословлял россиян во благо жизни. Православные христиане воздавали хвалу патриарху, своему духовному отцу. Москва не видывала подобного торжества, разве что венчание на царство Михаила не уступало в ярких красках нынешнему дню. И после, когда торжественное шествие поднялось от собора Покрова на Рву в Кремль, на Красной площади и по всей Первопрестольной началось народное гулянье, которое длилось три дня. Государь не поскупился на хмельное, на угощение, на гостинцы детям, открыл все свои подвалы, побудил к тому же бояр, дворян, торговых людей.