— А я ведь и говорил, что у нас всё, как в сказке. — Он потянулся, лениво зевнул, прикрывая рот рукой, и с деланным равнодушием сказал: — Да всё славно, токмо темь на дворе, и где-то ночь скоротать нужно. То-то бы в светёлке.
И не понял князь, чего больше было в голосе Ксюши, гнева или презрения.
— Нет, голубок, царскому рабу не место в моём тереме, в коем государь почивал. Ему на конюшне быть. — Ксения встала и направилась в светёлку. На душе у неё было горько оттого, что князь Иван не понял её и не догадался, что она спала не с царём, а с человеком, которого любила.
Но Ксения на сей раз ошибалась. Она не одолела и трёх ступеней, как князь метнулся к ней и взял за руку.
— Ясновидица, прости негодного! Я не хотел тебя обидеть!
— Бог простит. А спать ты можешь в боковушке за горницей. Там у нас гости почивают.
— Какой сон, голубушка?! Как уснуть, ежели ты сто лет люба мне! И я, раб Божий, прошу тебя об одном: стань моей семеюшкой! Блудная жизнь не по мне. И положи меня рядом на ложе, не коснусь тебя!
«А ведь правду речёт, — мелькнуло у Ксюши. — Но что он будет делать, ежели сон не сморит?»
— Испытай, любушка, молю Богом! А как сон не сморит меня и тебя, буду сказки рассказывать!
«Испытаю. То-то будет диво да похвала Иванушке, ежели твёрд останется», — снова подумала Ксюша.
— Истинно диво явится, потому как кровь во мне буйная, — ответил князь на то, о чём она только подумала.
«Ишь, как я его разбередила, как зрит мои думы. Ну зри, зри, да берегись, коль обмишулишься. Выдворю в исподнем на двор».
— Не быть тому, любушка. Любовь моя к тебе почтительна и сильнее бренной плоти.
«Господи, мне ли головой не лететь в омут отныне, как царя приняла. А омут-то глубок и светел. Да и раб Божий рабыне тоже мил. От добра добра не ищут». Этой мысли князь не прочитал, потому как промелькнула она в глубине души потаённо. И Ксения потеснилась на лестнице, пропуская князя вперёд, сказала:
— Иди, князюшка, в мой терем, а я пойду двери зачиню.
— Это я мигом обернусь. — И князь опять же стрелою метнулся, накинул на дверь крюк и вернулся. — А в светёлку тебе первой входить.
Ксения медленно поднялась по лестнице. Князь шёл следом.
— Скажи. Иванушка, откуда к тебе сила пришла, что мысли мои читаешь с листа?
— Сам не ведаю, — признался князь. — Сидели мы за столом, я на тебя смотрел и чувствовал, что под твоим взглядом становлюсь маленьким, ну как есть дитёй. Всё взбунтовалось во мне, и вот... я всю тебя увидел. А как, почему? Знать, одному Богу ведомо.
— Да не было ли в твоём роду ясновидящих?
— Сказывали, кто-то был, прадед или прапрадед.
— Порадуйся, что открылась в тебе их сила. Нам же с тобой во благо, понимать друг друга без слов.
Ксения прикоснулась к плечу Ивана рукой и тут же постель взялась разбирать, запретив себе думать о блаженной ночи накануне праздника Воздвижения Животворящего Креста Господня. Как закончила дело, сказала князю:
— Ну, Иванушка, скидай одежды, ложись на муки долгие, да к стенке, дабы не сбежал. — И засмеялась.
— Нет, люба, мне должно с краю, — ответил князь.
Ксения не стала спорить, перекрестилась на образ Божьей Матери, скинула чесуйку, сарафан, разулась, волосы подобрала, перевязала лентой и нырнула под одеяло, как подумала чуть раньше, словно в омут.
Князь Иван раздевался степенно, положил кафтан и штаны аккуратно, а прежде чем лечь, помолился и положил на середину постели ремённую опояску — рубеж неприкосновенный. Ксения улыбнулась, но ничего не сказала о княжеской выдумке. Он же был серьёзен и строг, лёг степенно и тихо, как-то по-хозяйски сказал:
— Да хранит тебя Всевышний в ночи. Спи и ни о чём не думай. И мне думать не о чем, всё передумано, да и утомился я вельми, почивать тоже буду. — И князь закрыл глаза.
А Ксения, вопреки наказу князя, долго лежала без сна и вольно думала о князе, о человеке, который вёл себя так мужественно и благородно. «Ну и россиянин, велик же духом. А ведь я, грешница, побуждала тебя в мыслях покуситься на меня. Уж так хотелось в сенник выдворить. Да всё по-иному складывается и во благо», — подумала Ксюша и тоже спокойно заснула.
Проснувшись чуть свет, но ещё не открыв глаза, Ксения надумала вознаградить князя за великое терпение и поцеловать его. Но, открыв глаза, увидела, что князя рядом нет. Она оделась и спустилась на кухню, спросила Авдотью, которая топила печь:
— Матушка, ты князя не видела?
— Видела. И покормила.
— Где же он?
— А умчал. Как поснедал, так и в седло поднялся.
Ксения прошлась по горнице, глаза её блуждали, она словно что-то потеряла. Да так и было. Потому как, увидев не сдвинутую с места опояску на постели, она хотела сказать князю, что согласна быть его семеюшкой. Поблуждав по горнице, Ксения решилась уехать в Кострому, пока ещё сама не ведая зачем. Она вышла на двор, увидела у омшаника Еремея и попросила:
— Батюшка, запряги чалую в возок, в город мне приспело...
Еремей и сам собирался на воеводский двор, отвезти туда три жбана мёду да три пуда вощины. И вскоре Ксюша и Еремей укатили в Кострому. Приехали в полдень. В городе текла обычная размеренная жизнь. Царь со свитой уже уехали на Ярославль. На подворье воеводы было пустынно. У конской привязи стоял вороной конь под седлом.
— Князь Иван тут. Да скоро умчит. Вон и Буян готов в путь, — сказал Еремей.
У Ксюши тревожно забилось сердце. И, озираясь, словно ей что-то угрожало, она вошла в палаты и заглянула в покой, где воевода принимал посетителей. Он сидел за столом. Напротив его стоял князь Черкасский. Матушка Катерина стояла у окна. Увидев Ксению, поспешила к ней, обняла.
— А у нас тут гость нежданный.
Бутурлин тоже подошёл к Ксении. Она поклонилась ему. Он же взял её за плечи и повёл к столу.
— Вижу, Господь внял твоим молитвам, князь. Явилась виновница твоих волнений. Вот и спроси её. Мы же приневоливать не будем.
Князь поклонился Ксении, сказал торжественно, но ломая при этом сложившиеся каноны сватовства:
— Здравствуй, девица-краса. Добрый молодец ищет семеюшку. Да и нашёл. Согласна ли ты быть моей жёнушкой? А матушка с батюшкой не супротивничают.
Ксения улыбнулась и подумала: «Как не согласиться верному молодцу служить. Мил он мне...»
И князь воскликнул:
— Матушка с батюшкой, она согласна, я ей мил!
Воевода глянул на Катерину.
— Как сие понимать? — спросил он.
— Так и понимай, воевода-батюшка. Князь верно сказал, — ответила Катерина.
— Но я не слышал, что сказала Ксения, — удивился Бутурлин.
— Батюшка, я согласна. Отдайте меня в семеюшки князю Ивану. — И Ксения поклонилась родителям.
— Ну троица! Да мне с вами вовек не скучать! — воскликнул воевода весело. — Что ж, идём в трапезную, там и завершим сговор.
А через полторы недели в кафедральном соборе Костромы, при стечении множества горожан и с благословения родителей жениха и невесты, в их присутствии состоялось венчание Ксении и князя Ивана. Жених и невеста были полны достоинства и спокойствия и покорили своим величием горожан. Они предвещали молодожёнам счастливую жизнь. И Катерина ведала их безоблачную судьбу и удивлялась в душе, потому как подобное встречается раз в столетие. Свадьбу было решено справить в Москве, после возвращения из поездки царя Михаила.
Глава двадцать шестаяДве свадьбы
После смерти царицы Марии патриарх Филарет вновь подумывал о том, чтобы женить сына на принцессе из достойного королевского рода. Эта мысль не оставляла его и в поездке по городам России. И как прибыли в Тверь, да вникли в дела на Тверской земле, сменили воеводу, отправили его по старости на покой, перебрали служилый люд в управах, так государь Филарет повелел думному дьяку Ивану Грамотину во второй раз отправить посланников в Европу. Ан не удалась государева затея. Впервые, может быть, в жизни царь Михаил воспротивился воле отца. Узнав о сути дела от Грамотина, царь пришёл в палаты архиепископа Тверского, где остановился патриарх, и сказал:
— Ты, государь-батюшка, чтимый мною преданно, не пекись больше о моей женитьбе. И послов не гоняй в иноземные державы.
Филарет удивился без меры сказанному сыном и прикрикнуть уже собрался на него, ан прежде чем бросить бранное слово, посмотрел в глаза царю и осёкся. Сильным взглядом, романовским, смотрел на отца Михаил, исполненным твёрдости и достоинства и в то же время почтительности к родителю. Филарет ещё думал, как убедить сына в необходимости послов на запад, но Михаил опередил его:
— Слышал, ты к шведам хотел послать человека. Так нет нужды нам родниться с Густавом Адольфом. Шведский король и ныне-то мздоимствует и пользуется нашей добротой. А что будет, как породнимся? Ишь, что удумал: нашими ратниками себе победу над Польшей добывать. Нет, не нужна мне невеста иноземная.
— Но как же быть, сынок? У нас нет наследника престола. Кому трон оставишь? — с горестью спросил Филарет. Длительное путешествие по державе всё-таки далось ему трудно, сказывались хвори, нажитые в плену. Он недомогал и потому был мнителен.
И снова царь ответил, не спуская глаз с лица патриарха:
— Как пребывал в Домнино, было мне ночное видение. Пришла в опочивальню Мария Магдалина и говорит: «Зачем вдовый ходишь?» Отвечаю ей: «Хочу невесту иноземного рода, а не найду». «И не ищи», — ответствует она. «Но почему?» — спрашиваю я. «Аль мало достойных россиянок?» И показала мне девицу московского дома.
— Кто она? — спросил Филарет.
— Остерегла меня святая: «Смотри, о невесте до поры никому не сказывай, даже родимому батюшке». Вот тебе истинный крест, государь. — И Михаил перекрестился.
Филарет ощутил к сыну уважение, порадовался, что в нём проявилась твёрдость духа. Помнил патриарх, что сам он не вечен, что силы уже покидают его, а здоровье выбаливает. Вот уже и горбиться стал. Да и то сказать, восьмой десяток распочал. И ответил он сыну миролюбиво и просто: