Спальник Ерема, всю эту сцену наблюдавший и довольный ее исходом, так как он был старым политиканом, пережившим трех государей и многих других придворных, сказал:
– Поражен, отрок?
Эрик кивнул и проглотил слюну. Язык у него отсох.
– Добро, - сказал старик Ерема. - И вот такую раскрасавицу отдаем мы за Ивана свет Юрьевича.
Старик ожидал взрыва негодования, начала междоусобицы, выгодной для него, но в ответ Эрик, принявший эти слова за злую шутку, резко повернулся и отошел в сторону, потому что понял, как велика пропасть между ним, рядовым пожарником, и московской кинозвездой, которой звонят по телефону известные поэты, чтобы прочесть ей новые, для нее написанные стихи и поэмы. Как непреодолима пропасть между будущим заочником педагогического института и красавицей, регулярно выезжающей в Канн на международный кинофестиваль. А о Дегустатове Эрик и не подумал.
Но сам Дегустатов, услышав голоса, ворвался в комнату, оттолкнул от окна царевну, глядящую сочувственно на стройного юношу в шлеме, и со злостью крикнул:
– Ты что здесь делаешь?
Эрик обернулся на голос директора и грустно ответил:
– Я противопожарное оборудование проверяю. Акт составить нужно.
Царевна, которую толкнул Дегустатов, и которой было не столько больно от толчка, сколько обидно, потому что, кроме папы-государя, никто не смел прикоснуться к царской особе, заплакала. Старик Ерема сказал, чтобы не уронить гордость:
– Негоже так поступать, Иван Юрьевич.
– Надоели вы мне, - вырвалось у Дегустатова. - Сдам вас в музей, и дело с концом.
– Куда-куда? - угрожающе спросил старик, все еще недовольный тоном и поступками своего спасителя.
– Неважно, - вздохнул Дегустатов, понимая, что объяснить им ничего не объяснишь. Надо было форсировать действия, чтобы заглянуть в сундучок и потом отделаться от всей этой подозрительной компании.
– Государь, - проговорила, появляясь из-за спины Дегустатова, Анфиса и прикасаясь к его плечу. - Вы устали. Вы в горести. Пойдем отсюда.
– Ага, - согласился Дегустатов и увидел тетю Шуру и Александру Евгеньевну, выплывающих из-за кустов.
Тетя Шура несла шипящий самовар, а Александра Евгеньевна - картонный ящик, в котором были чашки, блюдца, пачки с вафлями, сахар-рафинад, чайные ложки и конфеты «сливочная помадка».
Они шли, широко улыбаясь и всем своим видом стараясь подчеркнуть гостеприимную радость по поводу прибытия столь дорогих гостей.
– Сейчас чайку попьем, - ласковым голосом сказала Александра Евгеньевна.
– Я сам, - предупредил Дегустатов, протягивая руки из окна, чтобы принять самовар.
– Не беспокойтесь, Иван Юрьевич, - сказала Александра Евгеньевна, а тетя Шура даже сделала шаг назад, чтобы не отдавать самовара.
– Давай я тебе помогу, тетя, - предложил Эрик, забрал самовар и, не слушая дальнейших разговоров, прошел на веранду.
Александра Евгеньевна достала из картонного ящика белую скатерть и ловко расстелила ее на бильярдном столе.
– Вот и чайком побалуемся, погреем свои старые кости, - обрадовался старик Ерема, входя на веранду вслед за Эриком. - Сколько лет росинки в рот не брал.
– Воздерживаетесь? - спросил Эрик.
– Ага, - согласился старик с непонятным словом.
Из коридора вышла, уже в кокошнике, царевна Леночка в сопровождении княгини Пустовойт. Глаза ее распухли от слез. Потом потянулись стражники и слуги. Столпились вокруг бильярдного стола, глядя с жадностью, как тетя Шура с Александрой Евгеньевной расставляют чашки и распаковывают пачки с вафлями. Старик Ерема даже взял кусок обертки, помял в руках и сказал для всеобщего сведения:
– Такое я встречал. Пергамен зовется, привозят из заморских стран. Книги писать.
Эрик женщинам не помогал. Стоял, не снимая каски, и глазел на царевну. Царевна смущалась и отводила глаза.
– Проголодались? - пожалела ее тетя Шура. - Такая молоденькая, а уже на кочевом образе жизни.
– На кочевом образе язычники, - произнес строго дед Ерема, - а мы в Бога веруем. Мы оседлые.
– Бога нет, - сообщил Эрик.
– Куда же это мы попали? - сказала в сердцах княгиня Пустовойт. - Хоть обратно в пещеру.
– Проживем, проживем как-нибудь, - поддержал ее молодой стражник. - Как раньше жили, так и проживем. Другого богатыря ждать будем. Настоящего.
– А может, теперь настоящих и не осталось? - спросил на это старик Ерема и покосился на Эрика с надеждой.
Старика мучил прострел, и он готов был на любую интригу, только бы не возвращаться в сырость.
Эрик слушал этот удивительный разговор, никак не понятный в устах московских киноартистов, и в нем бурлили подозрения. Про тетю Шуру и Александру Евгеньевну говорить не приходится. Они застыли у стола, забыв, что пора разливать чай, и только хлопали глазами.
Царевна выслушала мнение придворных и снова заплакала.
– Не могу я назад идти, - говорила она. - Неужели это непонятно? Я же обручена. С Иваном обручена. И нет мне пути назад. Что я, девка, что ли, гулящая?
Принцесса закрылась платочком. Эрик думал о том, что ни автобуса, ни кинокамер, ни прожекторов - ничего такого он не видел. И сколько времени, скажите вы мне, можно ходить в театральной одежде, не переодеваясь?
– Остается мне одно, - продолжала царевна сквозь слезы, - найти берег покруче и с него в реку кинуться. А вы уж как хотите. Вы свободны. Всем волю даю.
– Такая молоденькая, а так убивается, - посочувствовала тетя Шура, которая была женщина добрая и отзывчивая. - Не иначе, как у наших дорогих товарищей случилась неприятность.
– Слышишь, Шура, Иван Юрьевич на ней жениться обещал и обманул, - сказала Александра Евгеньевна.
– Как же он мог? - возмутилась тетя Шура. - У него жена неразведенная в Архангельске живет.
– Чего? - возопил дед Ерема. - Жена, говоришь?
– Кстати, где он сам? - спросил Эрик, еще не разобравшийся в своих чувствах, но кипящий желанием сначала помочь прекрасной девушке, а потом уж разбираться.
– Да, где он? - поддержала княгиня Пустовойт.
– Где он?! - вскричал старик Ерема. - Где обманщик?! Целовал, а сам женатый!
Толкаясь в узких дверях и забыв о чае, все бросились обратно в коридор. И остановились как вкопанные. Перед распахнутой дверью в комнату, где хранился сундук с невестиным приданым, лежал связанный стражник с кляпом во рту. Он бешено вращал глазами и корчился как червяк.
Комната была пуста. Ни сундука, ни Дегустатова.
– Может, он где-нибудь еще? - предположила тетя Шура, понявшая, что гостей обокрали, но болевшая за репутацию дома отдыха.
– Дегустатов! - крикнул Эрик.
И в ответ по асфальтовой дорожке у окна грянули копыта, из-под них брызнули искры до сосновых вершин, и черный конь, взмахнув длинным хвостом, рванул с места к темнеющему лесу. На коне сидел Дегустатов, под мышкой тяжелый сундук, а сзади, обхватив его живот гладкими руками, Анфиса.
– Спелись, - сказал стражник.
– Держи вора! - воскликнула княгиня Пустовойт, а мудрый старик Ерема ответил на это скорбно:
– Не догонишь. Это же Ветерок. Конь-Ветерок. Волшебное животное. Ни одна тварь на свете его не обгонит.
– Значит, Иван мое кольцо украл?
– Он самый, больше некому. Конь-Ветерок только хозяина кольца слушается.
– Значит, он меня во сне, еще не поцеловавши, обокрал? - настаивала царевна.
– Так, Елена, так, - повторил старик.
Тут терпению Эрика пришел конец. Он встал в дверях и произнес громко:
– Вы вовсе не те, за кого себя выдаете. Никакая вы не киногруппа. Рассказывайте, кто вы на самом деле, почему здесь оказались. Тогда примем меры.
– Достойный разговор, - сказала Александра Евгеньевна. - Давно по Дегустатову уголовный кодекс плачет.
– Мы себя ни за кого не выдаем, - ответил старик Ерема. - Не то, что ваш друг Иван Юрьевич.
– Не друг он нам, - поправил Эрик. - Попрошу перейти к делу.
В Эрике появились серьезность и собранность, как на пожаре. Впереди языки пламени, опасность для жизни, в руках лестница, и надо приставить ее к многоэтажному зданию и лезть наверх, спасать женщин, стариков и детей.
– Так вот, - сказал старик, оценив серьезный вид отрока в золотом шлеме. - Мы родом из тридевятого царства, тридесятого государства. Случилось так, что на рождение царевны Алены вредная колдунья, Анфисина притом двоюродная бабушка, приглашения не получила. И поклялась она страшной клятвой нашу царевну со света свести. Но другая колдунья, близкая нашему царю, царство ему небесное, на это так сказала: «Не будет смерти Алене-прекрасной при ее совершеннолетии, а заснет она глубоким сном и спасет ее один рыцарь, который полюбит ее навечно, поцелует в хрустальном гробу и разбудит. Ее и всех придворных людей».
– Спящая царевна! - воскликнула Александра Евгеньевна.
– Она самая, - согласился старик Ерема. - А ты откуда знаешь?
– Так о вашем приключении сохранилась память в художественной литературе.
– И в устном творчестве, - добавил Эрик, не сводя глаз со спящей царевны.
«Алена, - шептали беззвучно его губы, - Аленушка». И царевна, хоть момент был очень тревожный, на взгляд ответила и потупилась.
– О вас, - продолжала Александра Евгеньевна, - множество сказок написано, фильм снят. И даже мультипликация, про иностранный вариант. С гномами.
– Такого не знаем, - сказал старик. - Значит, заснули мы, как и было приказано, в день Леночкина совершеннолетия. Что дальше было - не помним. Дракон нас охранял, чтобы случайный человек не польстился на наше беспомощное состояние. Потом, видно, пещера заросла, пути к ней потерялись, а дракон помер. Так и случилось - проснулись мы от постороннего присутствия. Видим - незнакомый витязь в странной одежде нашу царевну в губы целует. Значит, кончилось наше затворничество и будет свадьба.
– Конечно, - подтвердила Александра Евгеньевна. - Как сейчас помню. Потом была свадьба и сказке конец.
– Да не сказка это, - ответила царевна, сморщив носик. - Я в самом деле все эти годы в хрустальном гробу пролежала. На пуховой перине.