Из Ламбетского дворца, 9 октября 1612
Вашей глубокочтимой светлости слуга
Джулио Чезаре Ванини»56
Ванини верил в добропорядочность и бескорыстие высоких сановников английской церкви и поэтому искренне благодарил тех. кто, как он думал, помог ему найти настоящее место в жизни. Поэтому он хотел, чтобы его высокие покровители хорошо его узнали. К этому же, очевидно, стремился и его друг Джиноккио, которого взял к своему двору архиепископ Йоркский. Друзья были разделены большим по тем временам расстоянием, но, очевидно, держали между собой связь. Об этом можно судить по письму Ванини в Венецию сэру Исааку Уэйку, в котором он очень вежливо, но с большей, чем в предыдущем письме, простотой пишет:
«Милорд,
я являюсь должником Вашего превосходительства в отношении ответа на письмо, которое было послано Вами в прошлом месяце. Это объясняется тем, что, находясь в Кройдоне, я не смог выполнить своего долга.
Могу сообщить, что, слава богу, я чувствую себя хорошо и радостно, будучи обласкан глубокочтимым монсеньёром архиепископом, который давно уже держит меня при себе, подавая тем самым надежду в один пре красный день хорошо разобраться во мне.
Отец Джован Баттиста 57, мой брат, в течение трех месяцев находится в Йорке при дворе тамошнего архиепископа, который его любит и принимает с большой любезностью. Последний раз он писал мне, что был пожалован у этого архиепископа подарком.
Тобиа Робинсон сказал мне, что познакомился с Вашей светлостью в академии Авзония. Я еще не повидал господина Чемберта, однако не премину, как и ранее, пойти и посетить его, сделав так, как Ваша светлость мне писала.
Прошу Вас уведомить меня, если мой сундук, который я оставил в комнате отца капеллана, будет погружен на корабль, идущий в Лондон, и прошу направить его мне Желаю, чтобы мне представился случай услужить Вам, как я уже это делал ранее, глубокоуважаемый милорд, всячески восхваляя высокое посредничество Вашего сиятельства в моем деле. Целую Ваши и господина капеллана руки, прося у нашего господа всяческого счастия для Вас.
Вашей уважаемой светлости
Джулио Чезаре Ванини.
Р. S. Чемберт сказал мне, что мой сундук уже прибыл, за что благодарю Вас больше, чем за что бы то ни было» 58.
Речь шла, очевидно, о книгах и рукописях, которые остались в Венеции и теперь были доставлены в Лондон через агента Уэйка, некоего Чемберта.
У Ванини уже установились первые связи с английскими просвещенными кругами. Тобиа Робинсон, о котором говорится в этом письме, принадлежал к этому кругу и был членом одной из академий. Архиепископ держал при себе Ванини в Ламбетском дворце в Кройдоне, желая использовать знания и таланты молодого, но уже известного философа для прославления англиканской церкви. Сам факт покровительства двух ее высоких сановников передовым итальянским философам значил очень много Это «преимущество» англиканской церкви нужно было «зафиксировать» официально, поэтому вскоре после их приезда в Англию была организована церемония отречения двух бывших братьев-кармелитов не только от монашества, но и от католической веры вообще. Это полностью совпадало с желаниями Ванини и Джиноккио, которые считали католицизм наименее веротерпимой и край не жестокой религией. «Я знаю, — писал Ванини, — что большинство людей (религия мне запрещает сказать все) думают, что те, кого рассматривают как бесноватых, являются просто мучимыми меланхолическим настроением. Предвзятое мнение и жестокость играют в этом немалую роль: таким образом в Испании и в Италии все верят в существование бесноватых, во Франции— только некоторые, в Германии и Англии — никто. Я не приписываю это различию в климате, — саркастически замечает Ванини, — так как, когда католицизм процветал в этих двух последних странах, там насчитывали большое количество одержимых» 59.
Ванини и его друг по собственному убеждению, хотя и при активной поддержке своих английских покровителей, решили официально порвать с католичеством. В странах протестантизма они не нашли религиозной свободы, но еще верили, что в Англии ее найдут. Эта вера поддер живалась внешним дружелюбием, которое их окружало в первые месяцы жизни на Британских островах.
Процедура отречения Ванини и Джиноккио от католичества готовилась заранее и произошла в торжественной обстановке 28 июня 1612 г. в церкви иностранцев в Лондоне. О нем мы узнаем из письма, отправленного 2 июля этого же года Чемберленом в Венецию сэру Карлтону: «В прошлое воскресенье в присутствии большого количества людей, среди которых был доктор Фрэнсис Бэкон, два кармелита произнесли в итальянской церкви в Лондоне публичную исповедь, они говорили о своей вере, об обращении и отреклись от своих прежних заблуждений.
Я не был там по вине моего слуги, которого посылал узнать о дне церемонии, и он сообщил мне, что ее не будет в этот день. Мне сказали, что старший отличился большой ученостью, а его товарищ — красноречием» 60.
Старший — это Ванини, его товарищ — Джиноккио. Отречение от католической веры двух видных католиков воспринималось в официальных кругах как прославление англиканской церкви, порвавшей с папским престолом». В укреплении престижа английской церкви был заинтересован сам король, этим и объясняется участие в деле Ванини и Джиноккио светских чиновников, вроде Чемберлена или Карлтона, и таких духовных сановников, как архиепископы Кентерберийский и Йоркский.
Духовные пастыри англиканской церкви рассматривали отречение Ванини и его друга от католичества как последний шаг в направлении критики церкви и религии. В дальнейшем они ожидали от итальянских философов защиты всех порядков и норм государственной англиканской церкви. Ванини же и Джиноккио рассматривали свое отречение от католичества как первый серьезный шаг, открывающий им путь к широкой деятельности, свободной от религиозных пут. Вплоть до своего отречения они полагали, что в Англии они смогут найти условия для такой деятельности. Однако очень скоро они поняли, что ошиблись.
После отречения оба они живут в Лондоне и в Ламбетском дворце в Кройдоне как гости архиепископа Кентерберийского и продолжают свои выступления. Почти через месяц после церемонии публичной исповеди итальянских философов, 23 июля 1612 г., Чемберлен писал Карлтону о том, что Ванини и Джиноккио с большим успехом проповедуют в церкви итальянцев. Это было последнее сообщение, в котором о них отзывались в благоприятном тоне; после него происходит резкий перелом в отношениях между английскими хозяевами и их итальянскими гостями. Их проповеди не ограничиваются лишь критикой католической церкви. Ученики Падуанского университета, они выступают за свободомыслие и веротерпимость, которых не было и в англиканской церкви. Образованная в результате реформации, проведенной королевской властью в 30-х годах XVI в., она была орудием в руках абсолютизма.
В первые годы правления Елизаветы Тюдор, после кратковременного периода католической реакции, англичане ощутили результаты реформы: они получили независимость от Рима, освобождение от всех папских поборов, богослужение, проповеди и библию на английском языке. Буржуазии и новому дворянству реформа принес — ла наиболее важное — значительную часть конфискованных монастырских земель, распродаваемых королевской властью. По своей догматике в этот начальный период реформации англиканская религия была близка к кальвинизму. Однако с конца XVI в. она все больше стала сближаться с догматикой и церемониалом католической церкви. Постепенное расхождение между королевской властью, с одной стороны, и буржуазией и новым дворянством — с другой, приводит к появлению и укреплению пуританского течения, требующего полного очищения англиканской церкви от католицизма. Под давлением буржуазии и дворянства, сочувствовавших более радикальным реформаторским течениям, королевская власть снисходительно относилась к протестантам-иностранцам. Английские пуритане, недовольные порядками англиканской церкви, посещали церковные собрания эмигрантов и прежде всего — церковь иностранцев в Лондоне, в которой выступали Ванини и Джиноккио. Пуританское движение развивалось в больших городах, особенно в Лондоне. Представители церковных властей, охраняющие основы королевского абсолютизма, начинают преследовать пуритан, рассматривая их как еретиков и потенциальных мятежников. Этим прославился архиепископ Кентерберийский Джон Уитгифт, боровшийся с пуританами методами инквизиции и отстранивший от должности более двухсот священников. Террор усилился при архиепископе Ричарде Банкрофте.
С конца XVI в. важное значение приобретает более радикальное, опирающееся на слои мелкой городской и сельской буржуазии движение индепендентов (независимых). Они не признавали власти короля над церковью, отказывались посещать богослужения государственной церкви. Индепенденты были кальвинистами крайне левого направления. Их вешали, заключали в тюрьмы, высылали. Фрэнсис Бэкон считал этот террор «добрыми мерами». Движение индепендентов было революционным в отличие от кальвинистского движения в Нидерландах и движения анабаптистов в Германии. Пережившие поражение немецкие анабаптисты к этому времени сложили оружие, а нидерландские кальвинисты после победы превратили свою религию из знамени буржуазной революции в катехизис ростовщического преуспевания. Хотя индепендентство подавлялось, а пуритане преследовались, церковным и светским властям не удалось окончательно победить. Англия переживала предреволюционную пору, волнение умов продолжалось, несмотря на все попытки короля Якова I Стюарта (1603–1625) установить прочные абсолютические порядки на основе выдвинутого им принципа: «монархи — подобие божие». Он был яростным противником пуритан — сторонников последовательной реформации «Реформация есть зло, — писал ко роль, — потому что она провозглашает равенство, а равенство есть враг порядка и единства, этого отца порядка». Он хотел любыми средствами защитить государственную англиканскую церковь и угрожал изгнать из Англии всех пуритан. Его отношение к верхушке англиканской церкви было выражено в любимой им формуле «Нет епископа — нет и короля»