– Разрешите представиться, товарищи… – вполголоса говорит старший; и Савва удивляется, насколько просто (можно сказать, дежурно) тот произнес слово «товарищи». – Полковник службы имперской безопасности Баев Игорь Михайлович, департамент внешней разведки. Вам, Савва Тимофеевич, привет от Павла Павловича Одинцова, а вам, товарищ Красин – от вашего старого знакомца по бакинским делам товарища Кобы… Он сейчас жив, здоров и весел, и вам того же желает.
С этими словами визитер лезет во внутренний карман, достает оттуда конверт и толкает его по столу в сторону Саввы Морозова. Тот открывает конверт и достает записку с текстом: «Все, что делает этот человек, делается по моему поручению. П.П. Одинцов.» Прочитав послание, Савва Морозов вздыхает, снова укладывает его в конверт и возвращает полковнику Баеву.
– Хорошо, Игорь Михайлович, – растерянно говорит он, – я понял, что у вас есть определенные полномочия. Теперь хотелось бы знать, каким образом это касается нас с Леонидом Борисовичем. Ведь мы делаем как раз то, чего от нас хотел господин Одинцов…
– Все в порядке, Савва Тимофеевич, – кивнул полковник Баев, – в общих чертах вы все делаете правильно. Просто обстоятельства сложились так, что в ваш план необходимо внести некоторые изменения. А все из-за того, что, как говорил генералиссимус Суворов, каждый солдат должен знать свой маневр. А иначе могут выйти накладки и неприятности. Впрочем, этот вопрос мы с вами обговорим получасом позже в вашем купе, а сейчас не смею мешать вашему завтраку… Честь имею.
Затем он поднялся из-за стола и вместе со своим спутником вышел из вагона-ресторана. И как только они удалились, рядом с Саввой Морозовым и товарищем Красиным, как джин из лампы, материализовался лощеный официант в отглаженном фраке и накрахмаленной до скрипа сорочке. Савва снова вздохнул и взялся за книжку-меню. Аппетит пропал, но позавтракать все-таки надо – и в первую очередь для того, чтобы взять паузу и привести мысли в порядок после этой неожиданной встречи… Этот самый Баев упал прямо на голову – неожиданно, как большой ком июльского снега; и потому следовало обменяться мнениями и продумать предстоящий разговор.
[Полчаса спустя. Курьерский поезд Москва – Варшава – Калиш, где-то между Минском и Барановичами, купе мануфактур-советника Савва Морозова и товарища Красина.]
Когда путешественники снова оказались в купе, Савва Морозов первым делом запер дверь и, обернувшись к Красину, спросил:
– Леонид Борисович, скажите, а что это за товарищ Коба, привет от которого передавал вам господин Баев? Сказать честно, я впервые слышу это имя…
– Ну, как вам сказать, Савва Тимофеевич, – пожав плечами, ответил Красин, – есть у нас такой молодой грузинский товарищ, и мы действительно в прошлом году по партийным делам пересекались с ним в Баку… Только должен сказать, что Коба – это не имя, а партийный псевдоним; и вообще, я не понимаю, каким образом он оказался связан с этими господами из будущего…
– Знаете, Леонид Борисович, – задумчиво произнес Савва Морозов, – когда этот полковник Баев давеча приветствовал нас в ресторане, слово «товарищи» выскочило из него легко и свободно, как родное. Зато во время встречи с господином Одинцовым мне показалось, что, обращаясь ко мне «господин», он говорил как бы через силу, на мгновенье запинаясь и задумываясь…
– Да что же, Савва Тимофеевич, – с интересом спросил Красин, – вы думаете, что все они там «товарищи»?
На этот вопрос тот ответить не успел, так как в дверь купе постучали… Это и был полковник Баев со своим молодым спутником, который, правда, не вошел вместе со своим начальником, а остался в коридоре.
– Итак, товарищи, – сказал полковник, когда дверь за ним закрылась, – давайте расставим все точки над «И». Товарищ Одинцов считает, что в связи с некоторой переменой обстановки нам следует раскрыть перед вами пока еще потайную подоплеку происходящих событий. Дело в том, что вопрос, какую сторону баррикад – с нами или против нас – выберет товарищ Ленин, возможно, коренным образом повлияет на ход дальнейшей истории…
– Погодите, господин Баев, – выдвинулся вперед Красин, – скажите нам сначала – кто это такие «ВЫ», какова ваша программа и каково ваше отношение к партии большевиков? И, кстати, какое отношение вы имеете к премного известному душителю свободы, господину Мартынову? Ведь если мне не изменяет память, служит он в той же Имперской Безопасности, что и вы…
– МЫ, – ответил полковник, – это русские офицеры из будущего, которым обидно за униженную и оскорбленную державу, а также государыня Ольга Александровна и ее брат Великий князь Михаил Александрович. Императрица Мария Федоровна при этом для нас является попутчиком, а экс-император Николай Александрович – персонажем, который уже сыграл свою роль и теперь должен быть доставлен в счастливое будущее в качестве пассажира. Помимо этого, вокруг нас формируется организация единомышленников, нечто вроде рыцарского ордена, и людям из этого круга предстоит еще свершить многое. Теперь по поводу программы. Мы не хотим, чтобы огромное большинство русского народа прозябало в нищете, в то время как ничтожное меньшинство будет утопать в роскоши. Это положение надо изменить быстро и радикально. И в тоже время мы не хотим, чтобы этот «мир насилья», как поется в вашей песне, был разрушен «до основанья». Если это допустить, то степень применения этого самого насилия вырастет многократно и кровь потечет рекой. Вы даже не представляете, какого количества людских жертв будет стоить так желаемое вами низвержение самодержавия и последовавший за ним хаос Гражданской войны…
– Господин полковник, – резко возразил Красин, – низвержение самодержавия и последующая социалистическая революция являются краеугольными пунктами большевистской программы. Если мы силой не отберем власть у буржуазии и помещиков, то эти угнетатели трудового народа, рабочего класса и крестьянства ни за что не отдадут нам ее по доброй воле. Если для того, чтобы построить общество всеобщей справедливости, необходимо пролить кровь, то мы, не колеблясь, ее прольем.
– В таком случае, – невозмутимо усмехнулся полковник Баев, – мы, не колеблясь, без всяких сантиментов, перестреляем всех вас как бешеных собак. Там, в нашем прошлом, этот ваш эксперимент уже один раз состоялся, и итог его оказался весьма сомнительным. Во имя исполнения этих самых ваших краеугольных пунктов программы было разрушено государство, пролита кровь, погибли двадцать миллионов русских людей, большая часть из которых была никакими не угнетателями, а обычными рабочими и крестьянами, а страна в своем развитии оказалась отброшена на десятки лет назад. И каков же оказался конечный результат революционных преобразований? Государственная система, выстроенная вашими товарищами на месте разрушенной Российской империи, несмотря на всю свою социалистичность и прогрессивные стремления, до боли напоминала свою предшественницу и имела точно такой же ключевой недостаток – итог ее деятельности по большей части зависел от личности того, кто окажется на самом верху командной пирамиды…
– Такого не могло быть, – возразил Красин, – у нас, большевиков, нет никакой командной пирамиды, поскольку мы являемся сторонниками демократического централизма и вместо вождя или императора деятельностью нашей партии руководит группа опытных и ответственных товарищей, именуемая Центральным комитетом…
– Комитет, даже Центральный, – назидательно сказал полковник Баев, вызвав усмешку у Саввы Морозова, – это такая форма жизни – с множеством ног и с полным отсутствием мозга. Вспомните совет пятисот на излете великой Французской Революции. Когда Наполеон выкидывал этих балаболов из Тюильри, ему не потребовалось даже стрелять из пушек и ружей – чтобы освободить помещение, хватило и барабанного боя. А ведь как все красиво начиналось! Свобода, Равенство. Братство. Гром пушек при штурме Бастилии и прочее бла-бла-бла. Но если подойти к вопросу серьезно, то становится понятно, что в любом комитете всегда должен быть лидер, модератор, который улаживает споры, разруливает ситуации лебедя, рака и щуки, управляя процессом принятия решений, а также руководит их претворением в жизнь. Без такого человека комитет превращается в аморфное болото, не способное решить даже самого мелкого вопроса. Но если при монархии вопрос, плохим или хорошим окажется наследник престола, зависит от случайных процессов в момент зачатия, то партийное руководство обнаружило неистребимую тягу к последовательному ухудшению своего качества. Путь от такого гения как товарищи Ленин до полных ничтожеств последних дней, деятельность которых и привела к реставрации в нашей России капитализма, занял в истории всего семьдесят лет, и в итоге страну постигла вторая величайшая геополитическая катастрофа за столетие. Первая, если вы не поняли – это когда вам и либералам совместными усилиями все же удалось разломать Российскую Империю…
– Ладно, возможно, это и так, – угрюмо набычился Красин, – но я не понимаю, как и в силу каких объективных факторов вообще могло произойти такое ухудшение качества руководства нашей партии.
Полковник Баев пожал плечами:
– Процесс этот, судя по всему, объективный. Партийные лидеры, не уверенные в своем праве на власть в силу закона и традиций, стараются подбирать себе в помощники людей, которые из-за своей ограниченности не сумеют поколебать их положения. Ну и, соответственно, после смерти большевистского богдыхана его преемника выбирают из его же ближайшего окружения, после чего новый руководитель партии еще на одну ступень опускает качество своего окружения. Результат налицо. Вековая мечта человечества мало того что выродилась и заглохла, но и сделала почти ругательными такие слова как социализм, коммунизм и большевизм…
Красин опустился на сиденье дивана и в отчаянии обхватил голову руками. Он не был таким уж фанатиком, чтобы не понимать, что полковник Баев говорит правду, правду и одну только правду. Ведь правильно в самом начале сказал Савва Морозов – что их пытаются переубедить – вместо того, чтобы перестрелять всех, как они уже почти перестреляли эсеров, с которыми никто в переговоры не вступал. На террор новая власть ответила террором, убивая эсеровских боевиков по суду или без