суда. С большевиками же пытаются разговаривать и переубеждать, чтобы переманить их на свою сторону…
– Допустим, – глухо сказал Красин, не поднимая головы, – что Старик, то есть товарищ Ленин, согласился принять ваше предложение. Что в таком случае вы собираетесь делать?
Полковник Баев хмыкнул.
– В первую очередь, надо сказать, – ответил он, – что вопрос о власти нами решен, потому что члены нашей команды уже заняли в государстве высшие руководящие посты и имеют в распоряжении лично преданные им воинские части. Действуя изнутри и двигаясь маленькими шагами к великой цели, наше руководство за десять последующих лет планирует полностью сменить старую управленческую пирамиду. Тут главное – не спешить и быть последовательным. Без смут и потрясений, шаг за шагом… В этом смысле нам существенно помогли заговор Владимировичей и покушение на бывшего царя Николая. Торопливые неумелые действия британцев, пытавшихся парировать усиление нашего влияния, позволили нам подчистую вырубить самую гнилую часть российской элиты и развязать террор против мздоимцев и казнокрадов…
– Помимо этого, – возразил Красин, – вы создали в России атмосферу страха, вы закрываете газеты и сажаете в тюрьму журналистов и прочих представителей интеллигенции. Ваш господин Мартынов щеголяет в своем черном мундире как порождение самого Сатаны, а его люди хватают людей прямо на улицах – только затем, чтобы отправить их на каторгу по обвинению в поддержке террористической деятельности и одобрении насильственного изменения государственного строя…
– Ну кто же доктор вашим интеллигентам, – пожал плечами полковник, – если они и в самом деле виновны в том, в чем их обвиняют. Закон суров, но это закон. Публичная поддержка террористических актов и призывы к насилию будут караться со всей возможной жесткостью, потому что мы знаем, чем может обернуться попустительство. Кстати, когда там, в нашем мире, вы, большевики, дорвались до власти, то первым делом вы к чертовой матери перестреляли всю эту либеральную братию. Мало кто тогда уцелел. Так что мы еще гуманны, ибо не выносим смертных приговоров. Да и зачем? Когда эти люди пройдут курс трудотерапии, большую их часть еще будет возможно применить с пользой для страны. Что же касается изменений в государственном устройстве, то все они будут происходить в соответствии с нашими планами и без всяких попыток внешнего насилия. Шантаж государства насильственными действиями недопустим и будет караться при помощи самых суровых мер. Эсеры – это только начало. У нас есть собственная социальная программа, предусматривающая радикальное, но поэтапное улучшение благосостояния широких народных масс. Мы будем сражаться не за то, чтобы уничтожить всех богатых, а за то, чтобы в России больше никогда не было нищих и голодных. Российская империя – это совсем не бедная страна, просто она чрезвычайно дурно управляется…
– Понятно, – кивнул Красин, – вы рассчитываете, что будете управлять лучше, добиваясь благосостояния не только для себя лично, но и для всего народа. Это, разумеется, весьма похвально, но ведь не одним лишь хлебом насущным жив человек. Кроме самых обычных жизненных благ, людям необходимо знание того, что они сами могут решать свою судьбу, а не являются рабами их правителей. Планируете ли вы вводить в России политические права и свободы, гарантирующие людям право на собрания, митинги и забастовки, свободу прессы и книгопечатания, а также демократическую парламентскую систему, позволяющую народу Российской империи выбирать своих представителей во власти?
Полковник Баев пожал плечами.
– Если ввести эти свободы все и сразу, – сказал он, – то страна утонет в митинговом хаосе, а в представительные органы власти будут избраны отнюдь не большевики, а наиболее пронырливые и отвратительные представители буржуазии и буржуазной интеллигенции. Вы уж поверьте, что ничего хорошего из этого не получится. Между прочим, там, в нашем прошлом, при вашей большевистской власти эти права только декларировались, но отнюдь не реализовывались. Хлебнув в самом начале такой вот митинговой стихии, ваши вожди почти сразу закрутили гайки. Мы же планируем вводить реальные гражданские права, но только по мере роста грамотности населения и улучшения условий его жизни, что уменьшит и радикализацию общества. Первыми правами, которые мы собираемся ввести, станут право на начальное, а по мере развития и на среднее образование, право на медицинское обеспечение, а также право на землю для крестьян и хорошо оплачиваемый труд для рабочих. И только потом, когда эти первичные права укоренятся в обществе, которое забудет, что такое голод и нищета, можно будет вводить и остальные политические права. Иначе нельзя, потому что в противном случае страну захватит голодная митинговая стихия. Это мы тоже у себя проходили. Вместо вашей социалистической революции снизу, которая должна за один день дать народу все долгожданные свободы (а на самом деле окунуть страну в пучину смуты), мы запланировали социальную революцию сверху – чтобы без крови и жертв, постепенно, но неумолимо низвести вчерашние господствующие классы до положения статистов и выдвинуть вместо них новых людей, способных руководить страной в общенародных интересах. И вы, большевики, вместе со своими идеями, сможете войти в состав этой новой элиты – если, конечно, примете наше предложение. В противном случае мы будем вынуждены действовать сами, без вашей помощи, чисто административными методами товарища Зубатова – и тогда что выйдет, то выйдет, потому что никакой чиновник не заменит пламенного большевика там, где последний может быть применен с наибольшей пользой.
– Звучит весьма неплохо, господин Баев, – хмыкнул Красин, – если не считать того, что, оставляя за собой главные руководящие посты в государстве, вы в любой момент сможете аннулировать наше соглашение, уничтожив партию большевиков, которая окажется полностью беззащитной перед вашим коварством. Это я говорю к тому, что человек, к которому мы едем, будет рассуждать именно таким образом и не поверит вам ни на йоту. До вашего появления мы уже обсуждали этот вопрос с Саввой Тимофеевичем, но так и не пришли к определенному выводу. Аргументы «за» и «против» уравновешивают друг друга, и совсем не исключено, что мы услышим от него категорический отказ и проклятия в адрес изменников делу борьбы за свободу рабочего класса. Что вы будете делать в таком случае?
– В таком случае, – ответил полковник Баев, – мы объявим господину Владимиру Ульянову войну на уничтожение и выиграем ее в два хода. Это мы умеем. Как я уже говорил, мы все равно намерены добиться своего – с вашей партией или без нее; просто правильно мотивированные и идейно подкованные люди в борьбе с угнетателями рабочего класса будут нам совсем не лишними. Но я не думаю, что Ильич ответит нам категорическим отказом. Как гласит наша история, он только кажется несгибаемым бойцом за свои идеалы, а на самом деле, имея дело с превосходящей силой, он становится весьма склонен к компромиссам и тактическим маневрам. Нас устроит даже его нейтралитет и разрешение членам вашей партии занимать государственные посты и участвовать в проведении нашей социальной политики. Были, знаете ли, прецеденты[13]. В таком случае министром труда вместо господина Ульянова можете стать именно вы, господин Красин, замена почти равноценная. Если мы с вами договоримся, то первое, что сделает наша государыня – это объявит амнистию членам вашей партии, причем всем и сразу… И тем более мы никогда и ни у кого из вас не будем требовать выдачи ваших бывших товарищей. Это исключено. Отлов непримиримых и их истребление будет происходить, так сказать, классическими средствами, а не путем предательства их товарищей.
– Хорошо, товарищ Баев, – впервые за все это время улыбнулся Красин, – меня вы уже почти уговорили. Но только проясните один маленький вопрос. К чему вы в самом начале разговора упомянули товарища Кобу и передали мне от него привет? Неужели и он тоже согласился с вами сотрудничать? Насколько я его знаю, он как раз и относится к той твердолобой породе, которую нельзя убедить никакими угрозами и никакой превосходящей силой.
– А мы, товарищ Красин, – ответил повеселевший полковник Баев, – убедили его не силой и не угрозами, а совсем другими аргументами. Узнав об историческом процессе столько, сколько знаем мы сами, он согласился с нами сотрудничать абсолютно добровольно и без малейшего принуждения. Вы зря недооцениваете этого молодого человека, ибо изнутри он во много раз больше, чем кажется снаружи… В нашем мире именно он принял вашу партию и новосозданную страну из рук умирающего Ленина и сумел добиться того, что ваш эксперимент не угас естественным путем через три-пять лет, растворившись в частнособственнических инстинктах, а продержался почти семьдесят лет, за время которых бывшая Российская империя – нищее и аграрное государство – превратилась в одну из двух сущих мировых сверхдержав. Для нас товарищ Коба будет поценнее всех остальных ваших партийцев вместе взятых, не исключая и присутствующих здесь. Просто этот человек пока еще очень молод, но этот недостаток легко исправить… Впрочем, на эту тему мы с вами еще поговорим, ибо мы с моим молодым спутником так же направляемся на встречу с товарищем Лениным, имея в качестве рекомендательного письма послание товарища Кобы. Именно его согласие на сотрудничество заставило меня бросить все и по приказу начальства присоединиться к вашей поездке в Швейцарию. Я думаю, что, имея это письмо и вашу поддержку, нам удастся уговорить Владимира Ильича не делать глупостей и согласиться на наше взаимовыгодное соглашение. Собственно, когда ваш Старик узнает, к чему привел его эксперимент, он наверняка ужасно расстроится, ибо гордится там нечем. Но это уже совсем другой разговор, а на сем разрешите откланяться.
Уже на пороге, стоя у открытой двери, полковник Баев обернулся и произнес:
– Кстати, мы со Станиславом обитаем в соседнем купе. Если у вас возникнут какие-либо вопросы, то будем рады вас видеть. Честь имею.