Некоторые соседи Джесси вечером в воскресенье уезжали на поезде из Урумчи в Дуньхуан в провинции Ганьсу. Там они работали с понедельника по пятницу и жили в гостинице, а на выходные приезжали домой, к семьям. «У меня в Китае много знакомых, которые жили в таком режиме каждую неделю. Были даже иностранцы», – говорит он. Иначе многим малым предприятиям было не выжить, что и случилось с интернет-кафе и другими фирмами, которые не смогли перебраться работать в Ганьсу.
Мы далеко ушли от первых дней существования интернета, когда к Сети подключались по несколько минут по dial-up-модемам с их громкими гудками и любой звонок по телефону мог прервать соединение. Теперь, в эпоху мобильного интернета и высокоскоростного беспроводного соединения, очень легко забыть, что на самом деле мы связаны с глобальной Сетью тонкой ниточкой, которая может в любой момент оборваться.
Если в адресную строку браузера ввести URL и нажать Enter, запрос приходит интернет-провайдеру и обрабатывается его серверами доменных имен (DNS-серверами). Они преобразуют URL (например, google.com) в численный IP-адрес физического сервера, на котором хранится запрашиваемая веб-страница. Большие сайты могут хоститься на нескольких серверах или в облаке. При этом один IP-адрес будет соответствовать данным, хранящимся на нескольких физических устройствах или виртуальных машинах, но принцип тот же. Зная местонахождение сервера, к которому нужно подключиться, провайдер пытается перенаправить запрос к нему как можно быстрее. Для этого запрос уходит на точку обмена трафиком, где идет обработка и перенаправление входящего и исходящего трафика от сетевой магистрали и обратно. Сама магистраль – это гигантская физическая сеть, состоящая из маршрутизаторов и оптоволоконных кабелей[357].
Например, если я хочу зайти из дома в Гонконге на сайт, у которого хостинг на сервере, расположенном в США, мой запрос сначала попадет местному провайдеру, компании Hong Kong Broadband, и ее DNS-серверы преобразуют URL в IP-адрес. Поскольку IP-адрес соответствует серверу, расположенному по ту сторону Тихого океана, мой запрос передается на локальную точку обмена трафиком, а оттуда – на оптоволоконные кабели в составе азиатско-американского шлюза[358], системы подводных кабелей длиной 20 тыс. километров. Этот шлюз идет из Гонконга через Филиппины и Гуам до Гавайев, а оттуда до Сан-Луис-Обиспо в центре Калифорнии, города, который называют самым счастливым местом в Америке[359].
Пройдя еще через одну точку обмена трафиком и несколько маршрутизаторов, мой запрос попадает на нужный сервер. Тот находит запрошенную информацию и отправляет ее обратно по тому же маршруту. Трансконтинентальное путешествие по быстрому широкополосному соединению без каких-либо ограничений занимает несколько миллисекунд, но эта скорость обманчива и не отражает, насколько уязвим процесс на каждом этапе. На пути от компьютера к модему, от модема к провайдеру, от провайдера к DNS-серверам, от DNS-сервера до точки обмена трафиком, а оттуда – до магистрали, от нее до точки обмена трафиком, к провайдеру и на сервер есть множество промежуточных узлов, где запрос можно заблокировать, перехватить или замедлить. Чаще всего в обычной жизни с этим можно встретиться в ситуации, когда модем у пользователя дома не работает. Тогда запрос просто не отправляется. Другая частая ситуация (хотя сейчас это случается реже, чем несколько лет назад) – сбой в работе серверов провайдера. Тогда запрос не сможет преобразоваться в IP-адрес. Сбои случаются и в другой части уравнения. Например, в 2008 году миллионы пользователей с Ближнего Востока не смогли зайти на серверы в США, когда несколько подводных кабелей вышли из строя по неизвестным причинам[360].
В тот раз связь пропала сама по себе. Отключение интернета в Синьцзяне показало всем, что это можно делать и намеренно. Китай в особенности этому подвержен: все интернет-магистрали и крупные точки обмена трафиком находятся в собственности или под контролем государственных предприятий[361]. У государственного телекоммуникационного гиганта China Unicom, который контролирует большую часть инфраструктуры интернета в стране, есть три крупные точки обмена трафика на национальном уровне – в Пекине, Гуанчжоу и Шанхае[362], а оттуда трафик перенаправляется во внешний мир. Подобным же образом пользователи в Синьцзяне подключены к интернету по соединению Урумчи – Пекин и через более мелкую точку обмена в Сиане[363]. Операторами этих соединений является China Telecom. Именно на национальном уровне, там, где входящий трафик попадает в страну, а исходящий – выходит во внешний мир, и действует Великий файрвол. Именно там ведется просмотр пакетов и блокируется нежелательный контент.
Отключить интернет в изолированном регионе типа Синьцзяна несложно[364]. Всего-то нужно было силами нескольких инженеров China Telecom и China Unicom отключить службы маршрутизации трафика в регионе по их IP-адресам[365]. Несколько минут и пара кликов – и вот у 20 млн человек нет интернета. Легкость, с которой Синьцзяну перекрыли доступ к интернету, пугающе контрастировала с последствиями отключения. Цитирую мрачную шутку одного китайского блогера: «Синьцзян все-таки добился независимости в одностороннем порядке. Независимости от интернета»[366].
Туристическим бюро, оптовикам и всем, чья деятельность непосредственно зависела от онлайн-заказов, был нанесен, как выразились некоторые, смертельный удар. Пришлось переключиться на работу по телефону или тратить сутки на поездки в Ганьсу за 1000 километров[367]. Статья в «Синьхуа» цинично живописала злоключения одной семьи, которой после отключения интернета приходилось каждый день в течение нескольких долгих месяцев возить сына на машине в Ганьсу, чтобы узнать, поступил ли он в университет[368]. Но не все было так плохо, ободряла читателей статья, ведь мать семейства с облегчением говорила, что теперь ей не нужно беспокоиться об интернет-зависимости сына.
Через пару месяцев в регионе все-таки открыли доступ к ограниченному набору правительственных сайтов и государственным СМИ. Но уйгурский интернет было уже не спасти. После погромов популярные уйгурские сайты – Diyarim.com, Salkin.com, Xabnam.com и многие другие – заблокировали навсегда, а их администраторов арестовали. В Пекине Ильхама Тохти держали в изоляторе несколько месяцев, а его сайт «Уйгур Онлайн» пришлось перенести на иностранные сервера. Через три месяца после погромов региональные власти утвердили законопроект об уголовном преследовании за использование интернета для подрыва национальной безопасности, разжигания межнациональной розни или нарушения стабильности в обществе[369]. В июле 2010 года основателя Diyarim Дильшата Перхата и администраторов других известных уйгурских сайтов, Нурели и Нижата Азата, приговорили к тюремным срокам за угрозы национальной безопасности[370].
Потеря этих сайтов вместе с миллионами сообщений на форумах, статьями, фотографиями и видео стала для уйгурского интернета настоящим катаклизмом, от которого он так и не смог оправиться[371]. Как сказано в отчете Уйгурского правозащитного проекта после восстановления работы интернета в ограниченном режиме в 2010 году, люди стали делиться на тех, кто пользовался интернетом до 2009 года, и на тех, кто не пользовался. Было утрачено огромное хранилище знаний об искусстве, музыке, поэзии, религии, современной политике. Уйгуры перебрались на китайскоязычные форумы, где следили за каждым своим словом не только по вопросам, касающимся политики, но и в любых дискуссиях на тему национальной идентичности или религии. Общество охватила боязнь перед интернетом. Родители предупреждали детей, чтобы те не писали ничего в интернете. И даже опытные обитатели цифрового мира опасались заходить на иностранные сайты или обходить файрвол с помощью VPN, чтобы их не отследили и не арестовали.
И только Ильхам Тохти, которого все-таки выпустили из изолятора вместе с двумя другими активистами в преддверии визита в Китай президента США Барака Обамы[372], продолжал выступать за то, чтобы китайских уйгуров наконец признали. Если бы на фоне долгого заключения и ухудшения ситуации в Синьцзяне он решил отойти от дел, это можно было бы легко понять. Даже теперь, когда все его самые мрачные предсказания сбылись, а отношения между ханьцами и уйгурами обострились до невероятности, он не мог заставить себя замолчать. Ильхам выступил с предложением сделать 5 июля, дату погрома в Урумчи, днем национального примирения, чтобы способствовать дружбе народов и наладить межнациональные связи[373]. В своих работах он, как и раньше, выступал за создание системы многоэтничного и многокультурного управления, подчеркивая при этом, что гордится своей родиной и не поддерживает сепаратизм. Ильхаму, как и его отцу много лет назад, не повезло: в китайской политике намечался новый реакционный поворот, на который он уже никак не мог повлиять. Это и станет причиной его падения.