[415] и сделала Робина Ли мультимиллиардером.
Объявив об отмене фильтрации поисковой выдачи в своей китайской версии, Google попала под шквал критики со стороны государственных СМИ. Например, ультранационалистический англоязычный таблоид Global Times писал, что компания стала рупором политической воли и ценностей администрации США за рубежом[416].
«В их глазах если где-то ущемляют Google, то ущемляют всю западную культуру, – отзывалась о ситуации партийная газета «Чжунго цинняньбао». – Google используют для насаждения свободы слова в американском ее понимании. Вот почему Google пытается решать проблемы не экономическим, а политическим способом». В «Жэньминь жибао» вышла колонка под названием «Дорогая Google, не стоит брать китайских пользователей в заложники», где автор сетовал, что вся дискуссия безнадежно перетекла в политизированное русло[417].
«В это политизированное русло дискуссию загоняет не Китай, а США и страны Запада, – говорилось в колонке. – Когда-то на Западе очень одобрительно отзывались о Горбачеве, а его политические реформы даже отметили в Китае. Но именно Горбачев нанес Советскому Союзу смертельный удар. Поэтому Китаю не стоит гнаться за западным миром в таких жизненно важных вопросах, как регулирование и надзор за интернетом».
Как раз тогда же, очень не вовремя, с речью о свободном интернете выступила госсекретарь США Хиллари Клинтон. Она уделила Китаю особое внимание, сказав, что США не допустит отделения целого народа от остального человечества за стенами цензуры, и пообещала приложить все усилия, чтобы новые технологии стали катализатором прогресса во всем мире[418]. Ответом стало ужесточение критики в адрес Google и США. Обращаясь непосредственно к Клинтон, представитель министерства иностранных дел Китая Ма Чжаосюй заявил: «Мы выражаем решительное несогласие со всеми словами и действиями, которые расходятся с действительностью и наносят вред отношениям между США и Китаем»[419]. В шанхайском издании «Вэньхуэйбао» риторику Клинтон назвали высокомерной, нелогичной, исполненной политической показухи и расчета, приписав ей образ мышления времен холодной войны.
Как говорится в телеграмме Госдепартамента США, опубликованной группой WikiLeaks, проблема свободного интернета обсуждалась даже на уровне политбюро. Там считали, что она заменила права человека как новое поле сражения между США и Китаем. Некоторые пользователи в китайском интернете одобряли речь Клинтон (эти комментарии, впрочем, моментально удаляли). Среди других защитников свободы интернета преобладали скептические, даже упаднические настроения. Как сообщается в той же телеграмме, специалист по китайско-американским отношениям Ю Ваньли долго и терпеливо втолковывал американским дипломатам, что высказывания Клинтон и им подобные играют на руку цензорам. Ведь теперь они могут использовать это в качестве доказательства, что для США интернет – действительно орудие, позволяющее свергать неугодные режимы.
«Интернет принадлежит всем странам. Все могут туда заходить, добавлять информацию и использовать ее. Мы, китайцы, чувствовали себя там свободными, – сказал Ю. – Теперь США объявили интернет своей территорией, поэтому он все чаще воспринимается как новое поле битвы идеологий». Это поле битвы идеологий становилось все больше и больше. Однако, перед тем как перейти в наступление на противников за рубежом, китайские цензоры должны будут справиться с новым, на этот раз последним, внутренним вызовом. Этот вызов придет со стороны социальной сети нового типа, которая даст китайским оппозиционерам и вольнодумцам возможность немного отодвинуть сжимающиеся границы регулируемого интернета.
Глава 15Социальная сетьWeibo и последняя платформа, где осталась свобода слова
На дворе позднее лето 2009 года. Комната в общежитии заставлена до самого потолка. Четыре двухъярусные кровати втиснуты в крошечное пространство. Сверху – тонкие матрасы и бамбуковые циновки, внизу – письменные столы в завалах книг, ноутбуков, проводов, одежды и всевозможного хлама. К некоторым кроватям сбоку приделаны минНа маленьком балконе сохнут горы одежды и хранятся пластмассовые ящики с вещами. Раздвижные балконные двери часто оставляют открытыми на ночь, чтобы хоть немного перевести дух во время изнурительного шанхайского зноя.
Если долго жить вместе в такой обстановке, можно либо стать друзьями на всю жизнь, либо возненавидеть друг друга. К счастью для оппозиционного политического карикатуриста Бадюцао, ему достался первый вариант. Соседи допоздна не ложились спать, обсуждая фильмы, девушек, компьютерные игры и политику. На занятиях о многих фактах из современной китайской истории не говорили то ли намеренно, то ли просто по незнанию. Между собой в общежитии можно было свободно обсуждать что угодно. У студентов элитного Шанхайского университета, исторически славящегося свободомыслием, был доступ к дисциплинам, недоступным прочим, а преподаватели поощряли, пусть и неформально, самостоятельный поиск информации.
Одной из тем, которые никогда не поднимались в университете ни прямо, ни косвенно, была бойня на Тяньаньмэнь в 1989 году. Прошло двадцать лет после кровавого подавления студенческих протестов, и эти события были стерты из истории практически полностью. Вот почему таким шоком для всех четверых стал скачанный с пиратского сайта голливудский блокбастер. На самом деле это оказался документальный фильм с китайскими субтитрами 1995 года под названием «Врата небесного спокойствия» режиссеров Ричарда Гордона и Кармы Хинтон. На протяжении трех часов они завороженно наблюдали за рассказом о Движении 4 мая, событиях культурной революции и, наконец, непосредственно о бойне на площади в 1989 году. От вида полных надежд бунтарей, таких же студентов, как и они сами, погибающих под гусеницами танков, у друзей на глаза наворачивались слезы[420].
Позже, обсуждая фильм, они складывали вместе обрывки семейных историй: их бабушки и дедушки попали под чистки как правоуклонисты, родители студентами участвовали в акциях протеста. Они заполняли в своем прошлом такие белые пятна, о существовании которых несколько часов назад и не подозревали. В тот момент Бадюцао ощущал огромный прилив солидарности с товарищами по комнате, разделяя их гнев, отчаяние и решимость добиться того, чего не добилисьпредыдущие поколения.
«Парень, который скачал ту документалку, сейчас служит в госбезопасности, – годы спустя рассказывает мне Бадюцао. Имеется в виду тайная полиция, которой доверено выявлять инакомыслящих и поддерживать однопартийную систему. – Вне стен университета подобным мыслям места нет. В Китае созданы такие условия, что люди сами себя контролируют и подвергают цензуре, если хотят преуспеть в жизни».
На заре 2010-х годов изменения в судьбах Китая и его процветание лучше всего олицетворяла новая сеть высокоскоростных железных дорог. Начиная с 2007 года китайским поездам, символу отсталости[421], пришли на смену сияющие белизной составы с прекрасной аэродинамикой, способные развивать скорость более 200 км/ч. В течение следующих десяти лет правительство потратило сотни миллиардов долларов, чтобы опоясать страну вдоль и поперек высокоскоростными железнодорожными линиями, создав таким образом крупнейшую в мире железнодорожную сеть. В 2017 году эта сеть насчитывала более 20 тыс. километров путей – больше, чем протяженность всех высокоскоростных линий в других странах вместе взятых[422]. Для человека с Запада гаоте – это что-то небывалое. Дешевые, быстрые, эффективные, чистые – у китайских высокоскоростных железнодорожных составов есть все, чего нет громоздких и плохо финансируемых железнодорожных сетей Великобритании и США. Поезд из Шанхая до Нанкина, столицы соседней провинции Цзянсу, – а это 300 километров – идет около 75 минут и всего за 20 долларов.
23 июля 2011 года по символу нового Китая был нанесен сокрушительный удар. В воскресенье в 20:30 поезд с туристами под управлением машиниста Пань Ихэна шел к южному морскому курорту Фучжоу. Когда состав заезжал на узкий виадук на подъезде к Вэньчжоу в провинции Чжэцзян, в наушнике Паня внезапно раздался крик диспетчера: «Осторожно! В вашей зоне поезд. Прямо по курсу D3115!»
Тут связь оборвалась, но Пань быстро сообразил, в чем дело. Прямо перед ним неподвижно стоял другой поезд – D3115. Пань дернул ручку аварийного тормоза, но было уже слишком поздно. Поезд Паня врезался в D3115 на скорости почти 100 км/ч. Тормозной рычаг распорол тело машиниста, оба состава сошли с рельсов, а четыре вагона полетели вниз с тридцатиметровой высоты[423]. В катастрофе погибли 40 человек, еще 200 получили травмы.
Авария стала третьей по числу смертельных исходов за всю историю высокоскоростных железных дорог и вообще первой катастрофой на китайских гаоте. Уже через сутки сообщение на линии было восстановлено. Слетевшие вагоны закопали там же, где они разбились, а в передовицы утренних газет новости об аварии не попали.
Зато они попали в интернет. Всего за несколько часов сообщения о катастрофе наводнили Weibo, китайский сервис микроблогов вроде Twitter. Поначалу в сообщениях преобладали шок и горе, надежда, что зажатые в разбившихся вагонах люди выживут, сочувствие родным и близким пострадавших. Однако вскоре это настроение сменилось злостью, как только прошел слух, что власти приказали демонтировать упавшие вагоны и закопать всего через несколько часов после начала спасательной операции. Официальное объяснение заключалось в том, что вагоны мешают спасательным работам. Когда представителю министерства железных дорог Ван Юнпину указали на абсурдность такого обоснования, он ответил: «Вы можете в это не верить, а я верю»