После протестов, омрачивших третью инаугурацию Путина, Малофеев переключился на интернет-цензуру и создал «Лигу безопасного интернета», чтобы лоббировать составление черного списка сайтов, распространяющих детскую порнографию и другие незаконные материалы. Рунет, по его словам, был самым грязным сегментом интернета среди развитых стран и нуждался в очистке[608]. В качестве образца для подражания он рассматривал Китай с его нулевой терпимостью к порнографии, наркотикам и инакомыслию.
В роскошном конференц-зале, заполненном российской и китайской интернет-элитой, иностранными журналистами и заинтересованными бизнесменами, Малофеев сидел на сцене перед синей картой мира, оформленной в стилистике фильма «Матрица». К нему присоединились Лу Вэй, жизнерадостный и сладкоречивый главный цензор Китая, и Фан Бинсин, широко известный (и ненавидимый) как архитектор Великого файрвола[609]. В заявлении в преддверии форума «Лига безопасного интернета» пообещала, что Лу и Фан поделятся опытом обеспечения кибербезопасности и качества интернет-контента, методами борьбы с киберпреступностью и противодействия новым религиозным движениям[610].
«Свобода – не право, а ответственность, – сказал Лу на форуме. – Безграничная свобода приводит к терроризму и создает угрозу жизни и свободе граждан. Наши страны сталкиваются с мощной информационной пропагандой. Поэтому мы должны уделять серьезное внимание проверке и фильтрации поступающей информации. Без регулирования невозможно противостоять мошенничеству и террористической пропаганде в интернете»[611]. Российские и китайские цензоры излагали общее ви́дение киберсуверенитета. Министр связи России Игорь Щеголев похвалил китайские компании за то, что они перенесли свои данные на российские сервера (это ключевой элемент доктрины, позволяющей спецслужбам получать доступ к данным иностранных организаций точно так же, как к данным отечественных фирм)[612].
Россия и Китай давно жаловались на доминирование США в основной инфраструктуре интернета и тесно сотрудничали в ООН и на других площадках. Однако этот форум был примечателен тем, что цензоры с обеих сторон рассматривали интернет как поле битвы, где Вашингтон стремится дискредитировать и уничтожить своих врагов. «Правительство США напрямую контролирует американские интернет-компании, – сказал Фан. – Другие страны не имеют права вмешиваться во внутренние дела». Малофеев сравнил эту ситуацию с космической гонкой. Советский Союз был первой страной, запустившей спутник на орбиту, но он не претендовал на управление космосом. Так почему же США продолжают управлять интернетом лишь потому, что он был изобретен на американской земле? Он обвинил США в ковбойском отношении к интернету: что нашел, то мое[613]. По итогам конференции «Лига безопасного интернета» опубликовала заявление, в котором китайский интернет восхвалялся как самый передовой в мире[614]. Китайские цензоры, по словам представителей «Лиги», успешно решили одну из самых насущных проблем современной индустрии передачи данных – проблему блокировки вредоносного трафика.
В результате украинского кризиса и последовавших за ним санкций и обвинений со стороны Запада в адрес России Кремль оказался ближе к Пекину, чем когда-либо за последние десятилетия. Поначалу речь шла только об экономической поддержке: Китай охотно тратил миллиарды долларов на российский газ. Форум, организованный Малофеевым, показал, что в кулуарах совершались и другие сделки. По итогам протестов после выборов 2012 года Кремль осознал, насколько несовершенен его аппарат цензуры, и, вероятно, заинтересовался китайским опытом. В первое время значительная часть сделок осуществлялась через Шанхайскую организацию сотрудничества (ШОС) – загадочную коалицию Китая, России и четырех бывших советских республик. Уже почти десять лет ШОС в основном ведет информационную войну и лоббирует международные ограничения на распространение информации, вредной для духовной, нравственной и культурной сфер других государств, которую она рассматривает как угрозу безопасности[615].
В 2015 году Россия и Китай подписали «киберпакт о ненападении», пообещав не взламывать серверы друг друга и объединить усилия для продвижения идеи киберсуверенитета. Желание Кремля создать российский файрвол обострилось после публикации в апреле следующего года Панамских документов, которые указывали на связь виолончелиста Сергея Ролдугина, с миллиардами долларов, хранящимися на офшорных счетах[616]. Путин назвал эти разоблачения заговором США, а глава российского антикоррупционного ведомства Александр Бастрыкин[617] заявил, что страна должна следовать примеру Китая в борьбе с беспрецедентным информационным давлением со стороны Запада[618].
Подписание пакта выходило за рамки обычной поддержки со стороны китайского правительства. Нескольким корпорациям, например телекоммуникационному гиганту Huawei, основанному бывшим инженером НОАК Жэнь Чжэнфэем, было предложено купить технологии цензуры, необходимые для превращения российского интернета в подобие китайского[619]. Российские специалисты по информационным технологиям о технологическом отставании своей страны. Один из них сказал журналистам: несмотря на надежды отечественных производителей удовлетворить спрос, возникший из-за санкций, мы фактически активно переходим на китайские [технологии][620]. Получив в свое распоряжение такие инструменты, российский парламент стал готовить правовую основу для нового Великого файрвола[621]. Был принят закон, обязывающий интернет-провайдеров хранить архивы электронных сообщений, предоставлять спецслужбам доступ к зашифрованной переписке и мессенджерам, а также передать Кремлю контроль над всем обменом данными через интернет. Таким образом вокруг российского интернета выстраивалась четкая граница, которую можно было легко контролировать[622]. Это была ошеломляющая трансформация интернета, прежде столь же свободного и открытого, как в любой другой стране. Трансформация, о которой давно мечтали в Кремле, стала возможной лишь при активной поддержке со стороны Китая.
Советский Союз сделал свои первые шаги в интернете в 1990 году, за год до того как представители консервативного крыла коммунистической партии в ходе путча попытались сместить генсека-реформатора Михаила Горбачева[623]. В начале десятилетия страна сильно отставала от Запада, который ввел жесткие ограничения на импорт компьютерной техники, оставив советских инженеров с жалким подобием новейшего оборудования. Технологический разрыв стремительно увеличивался[624].
Подобно тому как ЦЕРН (Европейская организация по ядерным исследованиям) стал главным центром притяжения для западных пионеров в области технологий (именно там Тим Бернерс-Ли изобрел Всемирную паутину), Институт атомной энергии имени И. В. Курчатова в Москве и работавшие в нем ученые сыграли важную роль в подключении Советского Союза к зарождающемуся глобальному интернету[625]. В начале 1980-х годов институт собрал команду программистов с целью адаптировать приобретенную копию операционной системы Unix для русскоязычных пользователей. В 1988 году они получили премию (событие держалось в строжайшем секрете) от Совета Министров СССР за создание диалоговой единой мобильной операционной системы (ДЕМОС)[626].
В 1990 году Курчатовский институт запустил свою первую компьютерную сеть, получившую название «Релком» (от reliable communications – надежные коммуникации), и соединил несколько других исследовательских организаций по всему Союзу, включая недавно созданный научный коллектив «Демос», который работал над улучшением одноименной операционной системы. Сеть «Релком» была довольно примитивной: в ней использовались обычные телефонные линии со слабой пропускной способностью и низкими скоростями, но это было только начало. В первый год существования сети к ней подключилось около тридцати организаций. К 1991 году их стало более 400, и в сети появилось первое зарубежное соединение – с компьютером в Хельсинкском университете[627].
Китайские партийные чиновники быстро осознали потенциал интернета и как экономического двигателя, и как источника политической нестабильности и начали контролировать его в собственных интересах. Их советские коллеги, похоже, не понимали, что происходит у них под носом. Один из учредителей «Демоса» Валерий Бардин говорил, что первая технология появилась в Союзе без какой-либо помощи или надзора со стороны государственных ведомств: они были слишком заняты текущими экономическими проблемами и потрясениями, вызванными перестройкой[628]