.
Поелику он столь блаженно завершил свой жизненный путь, то надобно благочестиво и твёрдо уверовать в то, что, причисленный к сонму праведников, он покоится в вечном блаженстве там, где сияет немеркнущий свет, недосягаемый взорам с земли, где разливается благоухание, которое не развеивается от дуновения ветра, и где он постоянно пребывает в объятиях любви, в которой несть пресыщения.
Итак, желая, чтобы ты, будучи законным наследником отца своего, обрёл блаженство, как и он, мы, наподобие той женщины из Евангелия, которая зажгла светильник, дабы разыскать утерянную драхму, разведываем путь, прилагая усердие и тщание, чтобы мудро привести тебя к тому же, чтобы ты смог последовать спасительной стезёй по стопам своего отца, достойного подражания во все времена, и с такой же чистотою в сердце и правдивостию в уме предаться исполнению заветов и поучений Римской церкви, чтобы ты, оставив бездорожье, обрекающее на вечную смерть, смиренно возъединился с тою церковью, которая тех, кто её чтит, безсомненно ведёт к спасению прямой стезёй своих наставлений.
Да не будет тобою разом отвергнута просьба наша (с которой обращаемся к тебе), исполняя наш долг, и которая служит твоей же пользе; ибо весь спрос с тебя — чтобы убоялся ты Бога и всем сердцем своим Его любил, соблюдая Его заветы. Но, конечно, не останется сокрытым, что ты смысла здравого лишён, коль скоро откажешь в своём повиновении нам, мало того — Богу, чьё место мы, недостойные, занимаем на земле. При повиновении же этом никто, каким бы могущественным он ни был, не поступится своей честью, напротив, всяческая мощь и независимость со временем умножаются, ибо во главе государств стоят те достойные, кто не только других превосходить желает, но и величию Божию служить стремится.
Вот о чём светлость твою просим, напоминаем и в чём ревностно увещеваем, дабы ты матерь Римскую церковь признал и её папе повиновался, а также со рвением поощрял твоих подданных к повиновению апостольскому престолу, чтобы вкусить тебе от неувядаемых плодов вечного блаженства. Да будет тебе ведомо, что коль скоро пристанешь ты к людям, угодным нам, более того — Богу, тебя среди других католиков первым почитать, а о возвеличении славы твоей неусыпно радеть будем.
Ведомо, что от опасности легче бежать, прикрывшись щитом мудрости, и мы просим тебя об особой услуге: как только проведаешь, что татарское войско на христиан поднялось, чтобы ты не преминул немедля известить об этом братьев Тевтонского ордена, в Ливонии пребывающих[137], дабы, как только это известие через братьев оных дойдёт до нашего сведения, мы смогли безотлагательно поразмыслить, каким образом, с помощью Божией, сим татарам мужественное сопротивление оказать.
За то же, что не пожелал ты подставить выю твою под ярмо татарских дикарей[138], мы будем воздавать хвалу мудрости твоей к вящей славе Господней.
Писано в Лионе X дня февральских календ V года (23 января 1248 года).
Посланцы папы не застали Александра в Новгороде, ибо ещё в 1247 году князь отправился в Сарай, а оттуда — в Каракорум. Однако ещё до своего отъезда из Новгорода (и, вероятно, ещё до получения первого папского послания) князь Александр Ярославич провёл какие-то переговоры с посланцами Альберта фон Зуербеера, архиепископа Прусского, представлявшего интересы римского понтифика. По мнению исследователей, в ожидании предстоящей поездки «к Кановичам» Александр дал уклончивый ответ на предложения папы, рассчитанный на продолжение переговоров. В частности, он соглашался на построение в Пскове латинской церкви — кирхи. В этом не было ничего необычного: такая католическая церковь — «варяжская божница» — существовала, например, в Новгороде ещё с XI века. Во всяком случае, до нас дошло ещё одно послание папы Иннокентия IV к «славному Александру, королю Новгорода», датированное 15 сентября того же 1248 года. Если это послание адресовано именно Александру Невскому — в чём, кажется, не остаётся сомнений[139], — то оно свидетельствует о том, что в Лионе, где находилась тогда резиденция римского папы, ответ русского князя был расценен как явное свидетельство его готовности принять предложенные папой условия.
Александру, сиятельному королю Новгорода.
Господь отверз очи души твоей и исполнил тебя сиянием света Своего, ибо, как узнали мы от нашего благословенного брата, архиепископа Прусского, легата Апостолического престола, ты преданно искал и прозорливо обрёл путь, который позволит тебе весьма легко и весьма быстро достичь врат райских. Однако поскольку ключи от этих врат Господь вверил блаженному Петру и его преемникам, римским папам, дабы они не впускали кого-либо не признающего Римскую церковь как матерь нашей веры и не почитающего папу — наместника Христа — с сердцем, исполненным послушания и радости, ты, дабы не быть удалённым ими от врат, не угодив Богу, — ты со всяким рвением испросил, чтобы тебя приобщили как члена к единой главе Церкви через истинное послушание, в знак коего ты предложил воздвигнуть в граде твоём Плескове соборный храм для латинян.
За это намерение твоё мы воздаём искреннейшую хвалу Спасителю всех людей, Который, отнюдь не желая чьей-либо погибели, искупил нас, предав Себя, и смертью Своей даровал нам жизнь, а множеством Своих унижений облёк нас в великую славу; мы, нежно заключая тебя в объятия наши как избранного сына Церкви, испытываем чувство умиления в той же мере, в какой ты, обретающийся в столь удалённых краях, ощутил сладость Церкви — там, где множество людей, следуя твоему примеру, могут достичь того же единства.
Итак, мужайся, дражайший сын наш. Забудь прошлое, устреми все помыслы к цели более совершенной, дабы, непоколебимо и решительно храня верность Церкви, о чём мы уже говорили, и усердствуя в её лоне, ты взрастил бы цветы сладостные, которые позднее принесут плоды, навеки избавленные от тления.
И не помышляй, что подобное послушание каким бы то ни было образом принудительно для тебя. Ведь, требуя его, мы ждём от человека лишь и именно любви к Богу и возрастания праведности, ибо, совлекшись смертного тела, он — по заслугам своим — будет причислен к лику праведных, внидет туда, где сияет свет невещественный и где яства сладкие, коими нельзя пресытиться, и где пребывает полнота милосердной любви, коей нельзя насытиться.
Кроме того, вышеупомянутый архиепископ желает навестить тебя, поэтому мы обращаемся к твоему королевскому величеству с молениями, предостережениями и настойчивыми просьбами, дабы ты подобающим образом принял его как выдающегося члена Церкви, дабы ты отнёсся к нему благосклонно и с уважением воспринял то, что он посоветует тебе ради спасения твоего и твоих подданных.
Мы же, следуя совету того же архиепископа, позволяем тебе воздвигнуть упомянутый храм.
Писано в Лионе XVII дня октябрьских календ VI года (15 сентября 1248 года).
Это послание, как и предыдущее, князь Александр мог получить лишь по возвращении из Монголии. К тому времени он сделал выбор — и не в пользу Запада. Как полагают исследователи, увиденное на пути от Владимира к Сараю и Каракоруму и обратно произвело на Александра сильное впечатление: он убедился в несокрушимой мощи Монгольской империи, в невозможности разорённой и ослабленной Руси противиться власти татарских «царей».
Вот как передаёт Житие князя его ответ папским посланникам:
Некогда же пришли к нему послы от папы из великого Рима с такими словами: «Папа наш так говорит: «Слышали мы, что ты князь достойный и славный и земля твоя велика. Потому и прислали к тебе от двенадцати кардиналов двух искуснейших — Галда и Гемонта[140], чтоб ты послушал учение их о законе Божии».
Князь же Александр, подумав с мудрецами своими, отписал к нему, так говоря: «От Адама до потопа, от потопа до разделения языков, от смешения языков до начала Авраама, от Авраама до прохождения Израиля сквозь Красное море, от исхода сынов Израилевых до смерти царя Давида, от начала царства Соломонова до Августа царя, от начала Августа и до Христова Рождества, от Рождества Христова до Страдания и Воскресения Господня, от Воскресения Его и до Восшествия на небеса, от Восшествия на небеса до царства Константинова, от начала царства Константинова до первого собора, от первого собора до седьмого — всё то хорошо ведаем, а от вас учения не принимаем». Они же возвратились восвояси.
В этом ответе князя, в его нежелании даже вступать в прения с латинскими послами проявилась отнюдь не какая-то его религиозная ограниченность, как может показаться на первый взгляд. Это был выбор и религиозный, и политический. Александр отдавал себе отчёт в том, что Запад едва ли сможет помочь Руси в освобождении от ордынского ига; борьба же с Ордой, к которой призывал папский престол, могла оказаться гибельной и для него, и для страны. Известно, что в Орде с крайним подозрением относились к любым контактам русских князей с правителями Запада — наверное, нежелание раздражать татар тоже повлияло на выбор князя. Не готов был Александр пойти и на унию с Римом (а именно это было непременным условием предлагавшегося союза). Принятие унии — даже при формальном согласии Рима на сохранение всех православных обрядов в богослужении — на практике могло означать лишь простое подчинение латинянам, причём одновременно и политическое, и духовное. История господства латинян в Прибалтике или Галиче (где они ненадолго утвердились в 10-х годах XIII века) наглядно доказывала это.
Так князь Александр избрал для себя иной путь, отличный от того, что избрал князь Даниил Галицкий, — путь отказа от всякого сотрудничества с Западом и вместе с тем путь вынужденной покорности Орде, принятия всех её условий. Именно в этом, надо полагать, усматривал он единственное спасение как для своей власти над Русью — пусть и ограниченной признанием ордынского суверенитета, — так и для самой Руси.