чением времени может только возрастать.
Независимо от недостатка в винтовках на русскую армию надвигалось едва ли еще не большее испытание в виде недостатка огнестрельных припасов, ружейных и особенно артиллерийских. Этот последний недостаток стал выявляться уже в первые месяцы войны, и о нем было сообщено Ставкой военному министру уже в октябре 1914 г. Но Военное министерство, базируясь на опыте Русско-японской войны, вначале недоверчиво отнеслось к сообщениям Ставки, заподозрив ее даже в сокрытии истины. Генерал Сухомлинов обращался помимо Ставки к различным лицам в армии с просьбой присылки точных данных о боевых припасах. Сомнений, однако, не было. Наступал голод в огнестрельных припасах в самом настоящем смысле этого слова. По самому скромному подсчету, требовалось на армию наличного состава ежемесячно не менее 11/2 млн патронов для одной только легкой артиллерии; поступало же в течение зимних месяцев 1914/15 г. едва около 1/4 части потребного числа.
В весьма печальном положении находились также вопросы снабжения армии пулеметами и прочими предметами технического снабжения. Материальная часть армии в период маневренной войны весьма быстро и неожиданно износилась.
К сожалению, как я уже сказал, мы не могли рассчитывать в вопросах снабжения на получение помощи от наших союзников; последние сами выбивались из сил, чтобы преодолеть собственные в этом отношении затруднения.
Все вытекавшие выводы о невозможности задаваться при существовавших условиях какими-либо широкими предположениями на ближайшие месяцы вынуждали великого князя вначале присоединиться к моей точке зрения о необходимости временно ограничиться действиями в направлении Восточной Пруссии, как более безопасными и лучше соображенными с наличным состоянием армии и ее возможностями.
Однако сторонники другого мнения указывали на подготовку австро-венгерских войск к новому наступлению и на необходимость ответить на этот способ действий не обороной, а только активными действиями, чтобы не дать возродиться австро-венгерской армии от перенесенных ею поражений. Генерал Иванов настойчиво указывал, что успех против австрийцев «отзовется благоприятно в Венгрии, которая готова идти на сепаратный мир, а также и в Румынии»…
Около того же времени и граф Игнатьев, русский военный агент в Париже, сообщал в Ставку, что генерал Жоффр, осведомленный о трагическом положении вопроса об огнестрельных припасах в русской армии, высказался, что «если мы лишены возможности возобновить наступление в Польше, то все же, быть может, сможем продолжить действия в Галичине, где характер местности требует минимального содействия артиллерии».
Наконец, на решение Верховного главнокомандующего в смысле перенесения наших наступательных действий в Галичину стали давить и политические факторы. В феврале 1915 г. открылись военные действия союзников против Дарданелл, а дипломатия держав Согласия в наступающем году сосредоточила все свое искусство на том, чтобы привлечь на свою сторону Румынию и Италию. Очевидно, что при таких условиях достижение Россией крупного успеха на австро-венгерском театре могло казаться крайне заманчивым, если бы не реальные факты, говорившие против возможности счастливого выполнения задуманной операции. Оценка условий обстановки всегда, однако, является делом субъективным; поэтому принятие того или иного решения главнокомандующим вооруженными силами, говоря теоретически, должно бы всегда быть актом только его свободной воли. Дело ближайших сотрудников Верховного – лишь выяснить реальные плюсы и минусы всякого данного решения, что и было выполнено с величайшим вниманием. Мои предположения о более осторожном способе действий менее подходили к порывистому и стремительному характеру великого князя и поэтому в конечном результате не были приняты. Великий князь под влиянием сторонников другого способа действий изменил свое первоначальное мнение и в конце концов все более и более стал склоняться к тому образу действий, который казался ему более отвечавшим масштабу России и ее конечным стремлениям.
19 марта начальник штаба Верховного главнокомандующего собственноручным письмом на имя главнокомандующего фронтами сообщал, что «отныне Верховный главнокомандующий имеет своей основной задачей перейти всем Северо-Западным фронтом к чисто оборонительного характера действиям, а Юго-Западному фронту предназначает главнейшую задачу будущей части кампании»…
Это единственная директива за всю войну, вышедшая из-под пера генерала Янушкевича. Так как всякий оперативный план должен соответствовать настроениям и характеру их ответственного исполнителя и так как таковым по закону являлся не кто другой, как главнокомандующий, то, в сущности, против данного решения спорить более не приходилось. Но ввиду необычного порядка отдачи директивы, минуя меня, я все же немедленно возбудил ходатайство о моем увольнении от должности. Просьба моя была категорически отвергнута, и я продолжал занимать прежний пост генерал-квартирмейстера, причем, конечно, с прежним рвением стремился обеспечить успех нового плана, принятого великим князем, стремясь лишь по возможности смягчить те опасности, которые, по моему мнению, могли угрожать и стали позднее действительностью в отношении нашего стратегического положения вообще и на севере в частности.
Тем не менее в довольно длительный период колебаний стали уже постепенно осуществляться меры, намечавшиеся к исполнению согласно первоначальному решению великого князя.
Против 83-х неприятельских дивизий, каковую цифру в середине января 1915 г. русская Ставка принимала в основание расчетов того времени, мы имели на фронте 99 пехотных дивизий, и, кроме того, в непосредственном распоряжении Верховного главнокомандующего находились 41/2 отборные пехотные дивизии. Соответственным распределением этих дивизий и укреплением занимавшихся позиций мы достигли прежде всего того, что положение нашего фронта должно было считаться достаточно прочным и никакая неожиданность не могла нам угрожать своими последствиями.
К февралю месяцу мы имели основание рассчитывать влить в войска новобранцев 1914 г. и несколько улучшить положение подвижных артиллерийских запасов.
В Восточной Пруссии к этому времени находилась наша 10-я армия, имевшая 15 численно довольно слабых дивизий против 8 германских. Армия эта остановилась в своем наступлении перед укрепленной позицией германцев на фронте Мазурских озер. Командующий этой армией генерал Сивере полагал возможным лишь медленное продвижение ее вперед при помощи саперных и минных работ.
Наиболее притягивавшим к себе внимание в смысле возможности наступления было Млавское направление, на котором войска Новогеоргиевской крепости (4 пехотные дивизии) вели довольно успешную борьбу против относительно слабых сил немцев (вероятно, 2 дивизии). Чувствовалось, что при энергичном нажиме противник может быть здесь отброшен на свою территорию.
Для наступления предполагалось образовать ударную группу из трех отборнейших корпусов (Гвардейского, 4-го Сибирского, только что прибывшего с Дальнего Востока, и 15-го корпуса, заново сформированного). Вместе с некоторыми дополнительными частями сила ударной группы могла быть доведена до 81/2– 9 пехотных дивизий.
Для главного удара было избрано направление с фронта Пултуск – Остроленка на фронт Сольдау – Ортельсбург, причем обеспечение флангов ударных групп должно было лежать: левого – на войсках, уже находившихся на Млавском направлении, и правого – на частях 10-й армии.
На переброску немецких войск с левого берега р. Вислы мы, очевидно, должны были ответить переброской с того же фронта наших войск, причем выгода более коротких расстояний была бы на нашей стороне.
Само собой разумеется, что атака ударной группы должна была поддерживаться демонстративными действиями остальных армий Северо-Западного фронта; 10-я же армия должна была совершить энергичный натиск на противника со стороны одного из ее флангов. С предположениями этими был своевременно ознакомлен лично даже генерал Рузский, главнокомандующий армиями Северо-Западного фронта, а 18 января он был официально уведомлен, что Верховный главнокомандующий вполне одобрил формирование новой 12-й армии для Млавского направления и утвердил назначение командующим этой армией генерала Плеве, которого вместе с его начальником штаба генералом Миллером считал наиболее подготовленными для выполнения задуманной операции.
Однако уже в это время главнокомандующий Юго-Западным фронтом генерал Иванов, отчасти поддерживаемый начальником штаба этого фронта генералом Алексеевым, выражал явное тяготение к мысли о необходимости форсирования Карпат и вторжения в Венгерскую равнину, в результате чего генералу Иванову заманчиво рисовалась картина распадения австро-венгерской монархии и заключения сепаратного от Германии мира.
Вначале идея зимнего форсирования Карпат стала проводиться главнокомандованием Юго-Западного фронта только под видом частной задачи фронта, преследующей исключительно местную цель исправления невыгодного положения, занятого войсками этого фронта. Но затем, по мере привлечения к ней интереса со стороны Верховного главнокомандующего, задачи наступления армий Юго-Западного фронта стали постепенно расширяться, и к зоне наступления стали притягиваться войска хотя и того же пока фронта, но других районов. При этом войска в этих последних районах стали ослабляться в такой мере, что уже 26 января общее положение на Юго-Западном фронте заставило Верховное главнокомандование согласиться на переброску с Северо-Западного фронта на Юго-Западный 22-го корпуса для закрытия им важного Мункачского направления, оказавшегося вследствие ослабления на нем войск в явно угрожаемом положении.
В то же время выполнение задуманного на Млавском направлении наступления все откладывалось, пока неожиданное наступление германцев в Восточной Пруссии, исполненное со свежими силами в начале февраля, не заставило от него отказаться вовсе, а последовавшая затем перемена в планах Верховного главнокомандующего не изменила коренным образом всей обстановки войны.