Уже через несколько дней после начала этой операции германцами были взяты оба упомянутых выше пункта, а затем правый фланг наших войск пришлось отнести в направлении к Виндаве.
Вскоре постепенно усиливавшиеся в Литве и Курляндии германские войска образовали особую Неманскую армию, командование которой было вверено энергичному и деятельному немецкому генералу Отто фон Белову.
С нашей стороны на правом берегу р. Немана немцы встретили сначала лишь слабые отряды, прикрывавшие границу с Германией. Стереотипное выражение в донесениях «в Риго-Шавельском районе без перемен» характеризовало положение в этом крае. Только однажды, в феврале, обычное спокойствие здесь было нарушено пограничным наступлением немцев на Тауроген, в конце концов отбитым, и ответным набегом наших войск на Мемель, выполненным, впрочем, уже в марте. Теперь, под давлением войск генерала Лауенштейна, русские части стали отходить, как уже сказано, на Виндаву и Дубиссу.
С началом этого наступления немцев главнокомандующий Северо-Западным фронтом генерал Алексеев распорядился усилением данного района новыми войсками. Эти войска вошли в состав ближайшей 10-й армии, штаб которой находился, однако, в Гродно, в 200–250 верстах от центра Шавельского района. Оказавшиеся при таком способе управления суетливость и беспланность действий войск Риго-Шавельского района были столь велики, что генерал Алексеев вынужден был даже командировать туда особое лицо разобраться в обстановке.
«С глазу на глаз, – пишет командированный генерал Палицын в своих воспоминаниях, – я попросил начальника штаба 10-й армии хотя бы три дня не посылать старшему начальнику в Шавельском районе никаких приказаний и вообще не вмешиваться в его работу…»
Позднее генералу Алексееву пришлось перевести в этот район генерала Плеве с его штабом. Хотя с этого момента управление войсками было упорядочено и дальнейшее распространение неприятеля приостановлено, но время для вытеснения немцев за Неман было упущено, и неприятель своим присутствием на Виндаве и Дубиссе должен был всегда напоминать об опасности возможного продвижения его дальше, в направлении на Вильно, Двинск и Ригу.
Собственно говоря, уже с этого времени (конец мая и начало июня) настала пора для выделения армии генерала Плеве из ведения Северо-Западного фронта и непосредственного подчинения ее Верховному главнокомандующему. Может быть, тогда и удалось бы более своевременно сформировать особый Северный фронт для прикрытия путей севернее Ковно, на Петроград и Москву. Но образование этой новой группы войск могло идти лишь за счет Западного фронта в связи с эвакуацией им Польши. А так как эту трудную операцию великий князь Николай Николаевич вверил генералу Алексееву, то он и опасался своим вмешательством стеснить свободу его действий.
«Мы должны, – писал я в конце июля после целого ряда словесных докладов, – отказаться от стремления удерживать во что бы то ни стало линию р. Вислы и в своих решениях принимать исключительно требования стратегической обстановки, стремясь при первой возможности усилить и закрепить наше положение в Риго-Шавельском районе, который приобретает первенствующее значение при данных условиях обстановки…»
17 августа русскую армию постиг наконец на ее правом фланге очень тяжелый удар: в результате германского штурма пала крепость Ковно.
Общественное мнение привыкло в течение минувшей войны по опыту Западного фронта к бессилию крепостей и довольно быстрому переходу их в руки неприятеля; поэтому оно не обратило особого внимания на падение названной крепости. Едва ли была даже усмотрена разница в положении и условиях обороны Ковно и Новогеоргиевска, перешедших в руки германцев почти одновременно. На самом деле различие было весьма и весьма существенное. Новогеоргиевск сдался по оставлении нашими полевыми войсками линии р. Вислы и нижнего Нарева, т. е. в условиях, так сказать, «изолированной» обороны. Ковенская же крепость была расположена на линии общего фронта и не была окружена неприятелем, сохранив, таким образом, боевую связь с полевыми войсками, от которых при лучшем управлении должна была бы получить помощь. Помощь эта могла сказаться тем более действительной, что атаковавший ее германский корпус Лицмана едва ли в значительной мере превосходил гарнизон крепости в силах, а его артиллерию никак нельзя было назвать подавляющей. «Ни одна крепость не бралась еще такими скромными средствами», – говорит о штурме Ковно в своих воспоминаниях генерал Людендорф. Даже с падением западных отделов обороны, располагавшихся на левом берегу Немана, Ковенская крепость имела, в сущности, возможность продолжать сопротивление, сомкнувшись укреплениями на правом берегу той же реки!
Комендант крепости, в действиях которого оказалось немало погрешностей, был отрешен от должности, предан полевому суду и понес очень суровое наказание; вопрос же о том, почему крепость, нуждаясь в помощи полевых войск, не получила таковой, к сожалению, не подвергся соответственному освещению.
В этом печальном эпизоде для общей обстановки хуже всего было то, что с переходом Ковно в руки неприятеля фронт наш, по существу, оказывался прорванным в прямом направлении на Вильно. В руки неприятеля перешли мосты через р. Неман и железнодорожная линия на Вильно, только частично разрушенная гарнизоном крепости. Вследствие этого штурм Ковенской крепости не остался отдельным эпизодом; он повлек за собой дальнейшее наступление немцев на правом берегу р. Немана. Генерал Людендорф вернулся к своей первоначальной заветной идее наступления в обход правого фланга русских войск в общем направлении на Вильно – Минск.
Вследствие этого решения дела на нашем правом фланге становились для нас все более угрожающими. Чтобы облегчить их, Ставкой были приняты самые решительные меры, заключавшиеся в распоряжениях по сосредоточению гвардейского корпуса к Вильно, по переброске туда же двух пехотных корпусов и одной кавалерийской дивизии и, наконец, по выделению из войск Юго-Западного фронта 120 отдельных рот с офицерами и вооружением «для быстрого и надежного усиления сплоченными частями корпусов армии генерала Плеве». Эта исключительная мера была вызвана крайне ответственным положением названной армии, ослабленной предыдущими боями. С помощью полученных подкреплений генералу Плеве удалось остановить немецкое наступление на левом берегу р. Северной Двины.
Наконец к 31 августа с большими трудностями было закончено формирование штаба Северного фронта, и в командование им вступил генерал Рузский.
Все упомянутые распоряжения относятся к числу последних, исходивших от великого князя Николая Николаевича. Как известно читателю, 5 сентября во главе всех действующих войск армии и флота стал император Николай, а начальником полевого штаба к нему был назначен генерал Алексеев.
С большим трудом к концу сентября русская армия вышла из очень опасного для нее положения, создавшегося стремлением немцев охватить правый фланг их главной массы. Идея наступательной операции германцев, явившаяся в результате систематического пренебрежения русскими армиями вопроса о прикрытии их операционных линий со стороны Восточной Пруссии, не разразилась катастрофой и повисла в воздухе лишь вследствие недостатка у германцев сил для ее выполнения. Но в результате немецкого наступления по правому берегу р. Немана мы все же потеряли значительную полосу местности и должны были закрепиться к северу от Полесья на довольно случайной линии от Риги по Двине до Двинска и далее на юг до Припяти, восточное Пинска. Мы потеряли возможность пользоваться в качестве рокадной не только железной дорогой Либава – Радзивилишки – Вильно, но и линией Рига – Двинск – Вильно. Южнее же мы целиком отдали немцам железнодорожный путь от Вильно на Барановичи и такие важные железнодорожные узлы, как Вильно, Лида и Барановичи, владение которыми представляло бы для нас существенную пользу в дальнейшей длительной позиционной войне.
Так или иначе, но лишь к концу сентября 1915 г. русские армии вновь заняли сплошной фронт от Риги до румынской границы, на котором они и успели закрепиться.
Я не стану вводить читателя в трудные и спорные расчеты того количества войск, которое было переброшено германцами против нас с их Западного фронта за весь период наступательной операции, приведшей их от Дунайца к Западной Двине и Стыри. Укажу только на вполне достоверное распределение неприятельских сил, данное нашим военным представительством в Париже в 1920 г., в распоряжении которого имелись все необходимые для подсчета документы и данные. Из этого распределения видно, что в то время как от начала войны до сентября 1915 г. неприятельские силы на западе по числу дивизий не увеличились, держась на цифре 83 пехотных дивизий, в это время на Восточном фронте против нас число неприятельских дивизий возросло с 50 до 137.
Эти цифры лучше всяких слов свидетельствуют о том, какая помощь была оказана русскими войсками их союзникам на протяжении первого года войны, равно как ясно иллюстрируют размеры той опасности, которая была отведена жертвенностью русской армии от наших западных союзников.
Глава IXНекоторые характерные черты и события из жизни фронта и тыла
Минувшая война не только в России, но и в остальных государствах, принявших в ней участие, развернулась в войну общенародную. Она поэтому, несомненно, требовала предельного напряжения всех живых и материальных сил борющейся нации.
Чтобы дать это напряжение и тем облегчить победу, необходимо было обеспечить тесное единение фронта с тылом, армии с народом. Отсутствие такового единения составляло одно из самых больных мест в организации войны в России.
Проистекало это больное явление из того, что в годы мира правительством, которое не вело активной политики и вместе с тем по причинам внутренним опасалось приобщения населения к государственным делам, ничего не было сделано для создания в народе к моменту возникновения вооруженного конфликта соответственной «психологии». В силу этого население России в общем встретило войну без необходимого «пафоса».