Равнымъ образомъ п попытка наступленія аветро-германцевъ въ Карпатахъ была остановлена весьма быстро. Хотя бои въ горахъ продолжались еще весь мартъ мѣсяцъ, но уже къ серединѣ февраля былъ ясенъ полный неуспѣхъ предпринятой операціи. Наши противники встрѣтились здѣсь съ контръ-наступленіемъ русскихъ войскъ и движеніе ихъ впередъ разбилось не только о необычайную трудность мѣстности, усугубленную снѣжной и морозной зимой, но и стойкость встрѣченнаго сопротивленія. Несмотря на весьма крупныя потери и крайнюю скудость артиллерійскаго снабженія, русскимъ войскамъ удалось постепенно одержатъ верхъ, и теперь уже непріятелю пришлось заботиться объ упроченіи своего положенія введеніемъ въ линію фронта новыхъ германскихъ и австрійскихъ дивизій.
Наконецъ, 22 марта палъ Перемышль и у ген. Иванова оказались въ распоряженіи новые корпуса для выполненія взятой имъ на себя задачи — по прорыву въ Венгерскую равнину. Къ этому времени, какъ мы уже узнаемъ, п Верховный Главнокомандующій рѣшительно склопился на сторону этого плана. На Ю.-З. фронтъ полились новыя подкрѣпленія, въ лицѣ ІП-го Кав. корпуса и За-амурцевъ.
Такимъ образомъ день за днемъ борьба на Карпатахъ ширилась п судьба Австро-Венгерской монархіи казалась дѣйствительно висѣвшей на волоскѣ. Напрасно генералъ Алексѣевъ, получившій къ тому времени отвѣтственный постъ Главнокомандующаго С.-З. фронтомъ и потому поставленный въ необходимость прикрывать главную операцію, которая велась въ сторону Австріи, писалъ теперь Г6-го апрѣля) генералу Янушкевичу, что, по его глубокому убѣжденію, основной нашей операціонной линіей слѣдуетъ счи-
тать путь «па Берлинъ», и что «пути черезъ Австрію, по своей длпн-нѣ, сложности п необезпеченности не могутъ почитаться желательными» . Стремясь повпднмому оправдать свое прежнее сочувствіе наступательной операціи противъ Австріи, генералъ Алексѣевъ въ томъ же письмѣ высказывалъ, что для него это наступленіе «являлось задачей промежуточной» и что это наступленіе на ІО.-З. фронтѣ было предпринято, какъ слѣдствіе заминки на С.-З. фронтѣ, какъ контръ-маневръ противъ сбора значительныхъ силъ противника на путяхъ къ Перемышлю, съ попутнымъ нанесеніемъ австрійцамъ пораженія»...
Намѣчавшаяся высадка на Галлиполійскомъ полуостровѣ сухопутнаго англо-французскаго дессанта п налаживавшіеся переговоры о присоединеніи къ Державамъ Согласія Италіи приковывали всецѣло внпмапіе Державъ Согласія къ Прпдунайскому театру.
Восточно-Прусскій раіонъ остался въ рукахъ нѣмцевъ и временно онъ не давалъ о себѣ знать.
3. Посѣщеніе Государемъ Императоромъ Николаемъ II Галичины. .
Подъ такимъ радужнымъ настроеніемъ близкаго и рѣшительнаго успѣха, надъ австрійцами состоялось посѣщеніе Императоромъ Николаемъ II Галичины.
Въ придворныхъ кругахъ это путешествіе намѣчалось уже давно, при первыхъ же успѣхахъ нашихъ войскъ, но Великій Князь Верховный Главнокомандующій всячески стремился отдалить время Высочайшей поѣздки, предвидя тѣ политическія затрудненія, которыя, при организаціи ея, могутъ возникнуть.
Очевидно, что въ простомъ посѣщеніи русскихъ войскъ, находящихся на боевомъ фронтѣ, пхъ Верховнымъ Главой — Императоромъ Всероссійскимъ не могло встрѣтиться никакихъ особыхъ препятствій, кромѣ заботы о личной безопасности Монарха. Но нѣкоторыми кругами посѣщенію Императоромъ Николаемъ завоеваннаго края имѣлось въ виду придать характеръ болѣе внушительпаго акта, которымъ какъ бы закрѣплялось стремленіе Россіи къ будущему присоединенію къ ней Галичины. Поѣздка такого рода могла вызывать уже сомнѣнія политическаго свойства.
Не входя въ подробный ихъ разборъ, укажу лишь на перемѣнчивость военнаго счастья, которое могло это стремленіе, какъ это и случилось впослѣдствіи, дискредитировать неожиданнымъ образомъ.
Въ подобномъ случаѣ авторитетъ Русскаго Монарха могъ подвергнуться нежелательному умаленію, если бы при посѣщеніи Государемъ Галичины не было проявлено должной сдержанности и такта. Къ сожалѣнію, на это не приходилось расчитывать ни со стороны администраціи, ни со стороны придворныхъ чиновъ. Къ тому же Великому Князю было совершенно ясно, что опрометчивая политика русскаго правительства въ Галичинѣ не подготовила благопріятной почвы для возбужденія въ населеніи симпатій къ русскимъ пріемамъ управленія.
Недостаточно отзывчивое отношеніе Верховнаго Главнокомандующаго къ вопросу о посѣщеніи Государемъ Императоромъ Галичины было въ свою очередь истолковано при Дворѣ, какъ доказательство чрезмѣрно развившагося у Великаго Князя честолюбія. Его обвиняли въ простомъ нежеланіи допустить въ завоеванный край Государя, имѣвшаго законное право на доминирующій почетъ и уваженіе. Уже давно за спиной Великаго Князя Николая Николаевича ходила злая клевета о тайномъ его намѣреніи занять Россійскій Престолъ, пользуясь пріобрѣтенной имъ во время войны популярностью. Эта клевета вызывала къ Великому Князю недружелюбныя чувства не только въ ближайшихъ ко Двору сферахъ, но вполнѣ вѣроятно она доходпла и до самого Императора.
Придворные круги отвѣтили на сдержанность Ставки жъ задуманному путешествію Государя стремленіемъ не допустить къ участію въ немъ ни Великаго Князя, ни чиновъ Ставки. Офиціальнымъ мотивомъ такого намѣренія было соображеніе о невозможности для Верховнаго Главнокомандующаго и его ближайшихъ сотрудниковъ покинуть Ставку на нѣсколько дней, что якобы могло нарушить руководство боевыми дѣйствіями.
При нынѣшнихъ средствахъ связи и томъ обстоятельствѣ, что поѣздка въ Галичину совпала съ пребываінемъ Верховнаго какъ разъ въ раіонѣ главнѣйшихъ дѣйствій, очевидна вся нелѣпость подобнаго соображенія. Но отсутствіе Великаго Князя, какъ Верховнаго Русскаго Главнокомандующаго, представляло еще особыя опасности: поѣздкѣ Императора Николая 11-го могъ быть въ этомъ случаѣ приданъ особенно ярко именно тотъ характеръ, котораго такъ желалъ избѣжать Великій Князь.
Въ концѣ концовъ пришлось примириться на томъ, что поѣздка все же состоится, что ей долженъ быть -приданъ строго военный характеръ и что въ ней должны будутъ принять участіе Верховный Главнокомандующій, его личная свита, и сверхъ того Начальникъ штаба, генералъ-квартирмейстеръ и два офицера Генеральнаго Штаба Ставки.
Государь со свитой въ назначенное утро 22-го апрѣля прибылъ на пограничную станцію Броды, гдѣ его уже ждали Верховный Главнокомандующій съ указанными выше чинами. Отсюда дальнѣйшее путешествіе до Львова должно было быть совершено въ автомобилѣ.
Стоялъ тихій и ясный весенній день, дѣлавшій этотъ переѣздъ въ 100-120 километровъ особенно пріятнымъ. Государь сѣлъ въ автомобиль съ Верховнымъ Главнокомандующимъ, Начальникъ ЛІт-аба генералъ Янушкевичъ помѣстился со мною, въ прочихъ автомобиляхъ — остальные сопровождавшіе.
ѣхали по пути наступленія нашей 3-й арміи. Близъ Золочова. случайно, у братской могилы чиновъ 166-го пѣх. Ровенскаго полка кортежъ остановился. Государь оставилъ автомобиль, немного прошелся но полю бывшаго здѣсь сраженія и выслушалъ разсказъ о дѣйствіяхъ русскихъ полковъ. Для меня вся эта сцена имѣла особенно трогательное значеніе, такъ какъ, по странному совпаденію, за нѣсколько лѣтъ до войны я имѣлъ высокую честь командовать именно названнымъ полкомъ въ родномъ мнѣ Кіевѣ.
Конечно, фактъ пребыванія Русскаго Монарха у братской могилы чиновъ полка былъ мною подробно описанъ п сообщенъ въ полкъ, въ надеждѣ, что впослѣдствіи запись эта будетъ включена въ полковую исторію, — какъ интересный для полка эпизодъ изъ минувшей воины.
Слѣдующая остановка была сдѣлана, когда мы подъѣзжали ко Львову, при встрѣчѣ какой то довольно жидкой депутаціи, при которой находился генералъ-губернаторъ Галичины графъ Г. А. Бобринскій. Подношеніе русскаго «хлѣба-соли», чтеніе адреса, пожеланія, привѣтствія — во всемъ этомъ уже было нѣчто, выходившее за предѣлы простого военнаго объѣзда.
Остановка эта пришлась близъ огромной закрытой сигарной фабрики. Мнѣ припомнилась кѣмъ то описывавшаяся забавная сценка. Сидитъ въ полковомъ обозѣ 2-го разряда на облучкѣ нашъ несуразный подолянинъ-хохолъ Никита Ткачукъ, призванный по мобилизаціи; лѣниво размахиваетъ онъ кнутищемъ и сосетъ, вмѣсто обычной «цыгарки» изъ «тютюна» предлинную никогда пмъ до сего времени невиданную заграничную сигару. Она однако ему не по вкусу и онъ непрерывно поплевываетъ направо и налѣво. Мнѣ разсказывали впрочемъ, что наши солдатишки предпочитали крошить сигару и такой «крошенкой» набивать свои «люльки»8). — Привычнѣе и потому вкуснѣе.
]Зо . [ьвовѣ Государь остановился во дворцѣ бывшаго Намѣстника, занимавшемся теперь графомъ Бобринскимъ. Великій Князь, генералъ Янушкевичъ и я — въ домѣ одного изъ польскихъ магнатовъ но приглашенію послѣдняго, переданному намъ графомъ Адамомъ Замойскимъ. Этотъ графъ Замойскій поступилъ въ самомъ началѣ войны вольноопредѣляющимся въ Л.-Гв. Уланскій Его Величества полкъ, состоялъ сначала ординарцемъ у Главнокомандующаго С.-З. фронтомъ, а затѣмъ, будучи произведенъ въ офицеры, находился при Ставкѣ; впослѣдствіи онъ былъ, кажется, назначенъ флигель-адъютантомъ къ Его Величеству.
Лично отъ меня многія детали пребыванія Государя въ Галичинѣ ускользнули, такъ какъ я видѣлъ Императора лишь мелькомъ, имѣя свое прямое дѣло и стараясь не удаляться слишкомъ далеко и надолго отъ помѣщенія, гдѣ расположилась моя походная канцелярія, которая была связана прямымъ проводомъ со Ставкой. Но Ве-аикій Князь былъ во время всей поѣздки не въ духѣ и лица, непосредственно при немъ состоявшія, разсказывали мнѣ пе мало слу -чаевъ, явно выражавшихъ стремленіе администраціи, шедшей въ етомъ отношеніи даже противъ графа Бобринскаго, придать посѣщенію Императора Николая П-го болѣе широкое, чѣмъ это хотѣлось Ставкѣ, значеніе. Въ этомъ отношеніи особенно мало такта проявили власти въ Иеремышлѣ, съ русскимъ комендантомъ генераломъ А. во главѣ.
Въ день пріѣзда Государя во Львовъ во Дворцѣ Намѣстника былъ пріемъ, затѣмъ обѣдъ и вечеромъ раутъ, на которомъ графъ Бобринскій получилъ званіе генералъ-адютанта. На всѣхъ этихъ празднествахъ п