обою на Кавказъ генерала Янушкевича, какъ равно ничего не говорилось о судьбѣ Государевой свиты ге-нералъ-маіора Князя Владиміра Орлова, исполнявшаго при Императорѣ Николаѣ ІІ-мъ обязанности начальника военно - походной канцеляріи.
Излагалось только, что Государь избираетъ себѣ начальникомъ штаба генерала Алексѣева; что же касается генерала Янушкевича и генерала Данилова, читалъ Великій Князь, то имъ выражалась отъ Высочайшаго имени благодарность за понесенные труды, и указывалось, что Государь оставляетъ на себѣ лично заботу по устройству ихъ дальнѣйшаго служебнаго положенія. О Князѣ Орловѣ въ письмѣ не упоминалось вовсе и фраза: «что касается
Влади Орлова12), то я тебѣ его дарю», которая впослѣдствіи охотно распространялась въ обществѣ, то она мнѣ лично кажется апокрифической, и во всякомъ случаѣ ея содержаніе совершенно не подходило къ тону всего письма, составленнаго во вполнѣ корректныхъ и серьезныхъ выраженіяхъ.
Князь Владиміръ Орловъ считался однимъ изъ самыхъ преданныхъ и близкихъ людей къ Императору Николаю ІІ-му. Свою преданность онъ, по ходившимъ разсказамъ, полностью проявилъ въ революціонный 1905-й годъ, когда неотлучно находился при особЁ Императора, выполняя добровольно даже обязанности шоффера царскаго автомобиля. — Съ появленіемъ при Дворѣ Распутина, Князь Орловъ вступилъ въ упорную борьбу съ «темными вліяніями», которыя охватили Дворъ, и эта борьба сблизила его въ Великимъ Княземъ Николаемъ Николаевичемъ въ періодъ пребыванія послѣдняго въ Ставкѣ. — Теперь онъ палъ жертвою интригъ вмѣстѣ съ Великимъ Княземъ.
Прочитавъ письмо Государя, Великій Князь Николай Николаевичъ поднялся съ дивана, на которомъ сидѣлъ, и, подойдя вплотную ко мнѣ, выразилъ созкалѣніе, что содержаніе Государева письма стало въ Ставкѣ извѣстно ранѣе, чѣмъ онъ успѣлъ о немъ сообщить мнѣ. — Затѣмъ въ теплыхъ выраженіяхъ просилъ меня принять его душевную благодарность за совмѣстную годовую работу. Верховный Главнокомандующій при этомъ высказалъ, что не было случая, когда бы онъ былъ мною недоволенъ. — «Я особенно цѣнилъ, — добавилъ онъ, — ваши откровенныя мнѣнія, которыя вы не стѣснялись высказывать во всѣхъ случаяхъ».
Поблагодаривъ Великаго Князя за деликатное вниманіе и лестную оцѣнку моей дѣятельности въ Ставкѣ, я обратился къ нему съ просьбой исходатайствовать мнѣ строевое назначеніе, которое отвѣчало бы моему давнишнему желанію — ознакомиться съ современными условіями войны, находясь въ командной должности.
— Очень совѣтую вамъ, — возразилъ Великій Князь, — положиться въ этомъ отношеніи на слова Государя, выраженныя имъ въ его рескриптѣ на мое имя.
И въ этихъ словахъ, какъ нельзя отчетливѣе выразилась та корректность, которую Великій Князь всегда проявлялъ по отношенію къ Царской волѣ.
Тѣмъ не менѣе, по прибытіи въ Ставку Государя, мнѣ было предложено черезъ генерала Алексѣева занять постъ командира ХХѴ-го корпуса, который я съ радостью и принялъ.
«Въ пятницу, 20-го августа, — записываетъ въ своемъ дневникѣ, въ день своего отъѣзда въ Ставку, А. А. Поливановъ, — я былъ у предсѣдателя Совѣта Министровъ И. Л. Горемыкина и изложилъ ему мой разговоръ съ Государемъ, не скрывая волнующей меня ірѵдности порученія, слѣдствіемъ коего несомнѣнно будетъ затаенная обида Великаго Князя и что еще важпѣе, смущеніе въ обще твѣ, не перестающемъ взирать на Николая Николаевича съ чувствомъ довѣрія, и потому способнымъ признать его смѣну и несправедливой и нежелательной»...
Мнѣ приходилось слышать уже здѣсь заграницей, въ эмиграціи, что молодые офицеры Ставки мечтали уже тогда о какой то перемѣнѣ, базируясь на твердомъ убѣжденіи Великаго Князя Николая Николаевича въ необходимости довести войну до побѣднаго конга и. якобы, колебаніяхъ въ этомъ отношеніи, приписывавшихся Императору Николаю ІІ-му.
«Великій Князь, очень популяренъ не только въ арміи, но и въ странѣ», — пишетъ 4-го сентября 15-го года директоръ дипломатической канцеляріи при Ставкѣ Князь Кудашевъ своему министру С. Д. Сазонову. — «Е о немилость будетъ несомнѣпно широко и успѣшно использована для поколебанія престижа Государя л всего монархическаго начала. Уже теперь, среди офицеровъ слышно такое сужденіе: Великій Князь стоялъ за войну 5 оиігапсе. Свергла его нѣмецкая партія и, чтобы ни говорили, а партія эта желаетъ мира, который и будетъ заключенъ въ октябрѣ. Если даже это не такъ, то важна возможность такого толкованія у офицеровъ. При этомъ, подъ офицерами я отнюдь не подразумѣваю приближенныхъ къ Великому Князю, а среднюю сѣрую массу офицерства»....
Изъ всего выдержаннаго поведенія Великаго Князя, было, однако, ясно видно, что лично онъ былъ внѣ всякихъ подозрѣній въ смыслѣ поощренія подобныхъ слуховъ. Въ интересахъ справедливости, надо, впрочемъ сказать, что, хотя авторитетъ Великаго Князя, съ наступленіемъ неудачъ на фронтѣ, нисколько не пострадалъ, все же обаяніе царскаго имени въ русской арміи было въ то время еще столь велико, особенно среди младшаго строевого команднаго состава, что какое либо покушеніе на умаленіе этого имени было едва ли и возможно.
Болѣе серьезные и уравновѣшенные люди мечтали о другомъ: у нихъ, не знавшихъ цѣликомъ содержанія вышеприведеннаго письма Государя, все еще оставалась надежда, что перемѣны въ Ставкѣ не коснутся Великаго Князя, и что онъ останется или на своемъ посту Верховнаго Главнокомандующаго, или въ должности начальника Государева штаба. При этомъ вспоминали старое по* ложеніе о полевомъ управленіи, согласно котораго, въ случаѣ пріѣзда Государя къ Дѣйствующи Арміи, Главнокомандующій принималъ на себя обязанности его начальника штаба.
«До пріѣзда Государя сюда, — писалъ изъ Ставки 5-го сентября уже извѣстный читателю князь Кудашевъ, — мы всѣ надѣялись, что вопросъ будетъ перерѣшенъ въ смыслѣ оставленія Великаго Князя во главѣ арміи и что, въ случаѣ принятія Государемъ Верховнаго командованія, Великій Князь сдѣлается начальникомъ штаба. Къ сожалѣнію, это не вышло и Великій Князь завтра ѣдетъ на Кавказъ съ остановкою на нѣсколько дней въ своемъ имѣніи. Онъ безусловно считаетъ себя уже смѣщеннымъ и не желаетъ подавать вида, что желалъ бы сохранить Верховное командованіе»...
Сдержанное, чтобы не сказать больше, отношеніе къ рѣшенію Императора Николая ІІ-го стать во главѣ войскъ проявило также общество, а равно члены Императорской фамиліи, изъ числа которыхъ многіе дѣлали Государю осторожныя предупрежденія. Ходили даже слухи, что одинъ изъ самыхъ близкихъ къ Царской Семьѣ молодыхъ Великихъ Князей выѣзжалъ спѣшно изъ арміи въ Петроградъ, расчитывая повліять на измѣненіе принятаго рѣшенія.
На чрезвычайномъ собрапіи Московской городской думы, къ мнѣнію которой прислушивались всѣ городскія управленія Россіи, было вполнѣ громко высказано очень много протестовъ противъ Царскаго рѣшенія.
Но особенно горячо отнеслась къ этому вопросу Государственная Дума, предсѣдатель которой М. В. Родзянко въ особомъ письмѣ «умолялъ» Государя отказаться отъ своего рѣшенія и не рл-сковать Царскимъ авторитетомъ.
Всѣмъ было хорошо извѣстно, что Императоръ Николай ІІ-й не обладалъ ни необходимыми знаніями, ни опытомъ, ни волею, н что весь его внутренній обликъ мало соотвѣтствовалъ грандіозному масштабу войны. При такихъ условіяхъ нахожденіе при Государѣ даже столь надежнаго начальника штаба, какъ генералъ Алексѣевъ, страдавшаго, впрочемъ, также недостаткомъ волевыхъ качествъ и организаторскихъ способностей, что заставляло его ча-
сто рамѣнивавться на мелочи, — не обѣщало обезпечить достиженія необходимыхъ результатовъ.
Уходъ Великаго Князя съ поста Верховнаго вызвалъ большую тревогу во Франціи. — Французскій посолъ въ Петроградѣ М. Палеологъ писалъ: «Отнынѣ я готовъ ко всему». Вся заграничная печать съ большимъ пессимизмомъ отнеслась къ совершившимся перемѣнамъ и уже одно вниманіе удѣленное данному событію доказывало всю значительность происшедшихъ перемѣнъ. — Одни органы печати видѣли въ этомъ уходѣ желаніе Царя стать ближе къ своему народу, другіе указывали, что Великій Князь палъ жертвою своей огромной популярности. — При этомъ въ нѣкоторой части гаграннчной печати Великій Князь оцѣнивался, какъ вождь Россіи, передъ которымъ совершенно стушевалась личность царствующаго Императора, Рѣшительно всѣ признавали военныя способности ушедшаго и считали Великаго Князя Николая Николаевича искуснымъ стратегомъ, которому почти всегда удавалось со своими арміями появляться именно тамъ, гдѣ это требовалось общей обстановкой. — Неудачи лѣта 1915-го года большинство газетъ не ставило въ вину Великому Князю, приписывая таковыя или общимъ причинамъ, или недостатку вооруженія и боевыхъ припасовъ. — «Мы не можемъ не признать, — писала одна очень распространенная газета въ Германіи, — что нашъ бывшій противникъ былъ храбрымъ и честнымъ врагомъ»... — Отмѣчалось, что войнѣ была посвящена вся жизнь Великаго Князя, что онъ, будучи ярымъ противникомъ нѣмцевъ, оказалъ величайшія незабываемыя услуги союзникамъ, и что его наступленіе на Карпаты, явившееся началомъ его конца, диктовалось его убѣжденнымъ панславизмомъ. — «Можетъ быть, — восклицаетъ одна изъ видныхъ нѣмецкихъ газетъ («Вегііпег Ьосаі Апгеі&еи*»), — бъ глубинѣ его души таится надежда вернуться когда-нибудь въ роли спасителя отечества отъ внутренняго врага!»
«Едва ли перемѣна въ Верховномъ Главнокомандованіи измѣнитъ исходъ войны, — писала «ГоввівсЬе 2еііип^». — Выступленіе русскаго Самодержца въ роли Верховнаго Главнокомандующаго -скорѣе является доказательствомъ предстоящаго развала арміи и государства. — Во всякомъ случаѣ паденіе Великаго Князя вызывается скорѣе причинами политическими, чѣмъ военными соображеніями»...
Интересно отмѣтить, что генералъ Брусиловъ, перешедшій впослѣдствіи на службу большевиковъ, а ранѣе бывшій сотрудникомъ Великаго Князя, хорошо его знавшій, такъ отзывается въ
своихъ воспоминаніяхъ о Великомъ Князѣ Николаѣ Николаевичѣ.
«По моему мнѣнію, въ это время лучшаго Верховнаго Главнокомандующаго нельзя было найти. Это человѣкъ, несомнѣнно всецѣло преданный военному дѣлу, и теоретически и практически знавшій и любившій военное ремесло. По натурѣ своей онъ былъ страшно горячъ и нетерпѣливъ, но съ годами успокоился и уравновѣсился. Назначеніе его Верховнымъ Главнокомандующимъ вы* звало глубокое удовлетвореніе въ арміи. Войска вѣрили въ него и боялись его. Всѣ знали, что отданное имъ приказаніе должно быть исполнено, что отмѣнѣ оно не подлежитъ и никакихъ колеоаній не будетъ»...