тил и остановился. Нужно было предупредить о мятеже батальона латышских стрелков.
После рассказа Сергея я молчал, наверное, целую минуту, переваривая полученную информацию, а затем начал отдавать распоряжения. И первое отдал именно молодому казаку, сказав:
– Сергей, ты помнишь место, где вы вышли из леса на полотно железной дороги? Сможешь оттуда довести меня до озера?
– Так точно, ваше высочество!
Обращаясь уже к командиру бронепоезда, снова пришедшему в штабной бронеотсек, я приказал:
– Павел Александрович, распорядитесь, чтобы станичников проводили до кабины паровоза и машинист доехал до того места, которое укажут казаки. И пошлите кого-нибудь, чтобы передали мой приказ поручику Симонову и прапорщику Хватову, чтобы их подчиненные срочно возвращались в вагоны. При следующей остановке бронепоезда их командам следует быть готовым совершить марш-бросок.
Штабс-капитан козырнул и уже сам начал отдавать команды своим подчиненным. Я дождался, когда казаки, сопровождаемые старшим унтер-офицером, вышли из штабного бронеотсека, и вновь озадачил Овечкина, приказав:
– Павел Александрович, объявляйте тревогу по бронепоезду с пятиминутной готовностью начала открытия огня. Стрелять будем снарядами, начиненными ипритом, поэтому пусть ваши офицеры проследят, чтобы противогазы были под рукой у всех находящихся на бронепоезде. Огонь вести будем не по площадям, а пользуясь корректировкой с наблюдательного пункта, устроенного в пределах видимости хутора «Лосиный остров». Поэтому подготовьте всё для быстрого развёртывания полевой телефонной линии. И подберите грамотного офицера артиллериста, который будет заниматься корректировкой огня.
Я не стал наблюдать за начавшейся после моих слов суетой, а подойдя к смотровой щели, стал всматриваться в окружающий пейзаж. Как будто мог сквозь лесной массив увидеть этот чёртовый хутор и врагов, наверняка готовящихся устроить горячий прием великому князю. Командир батальона латышских стрелков знал, что операция проводится по инициативе и под командованием великого князя. И то, что он обязательно прибудет, чтобы проконтролировать её ход. Он только не знал, что великий князь приедет на бронепоезде и не к обеду, а в девять часов утра. Когда я беседовал со штабс-капитаном Юрисом Озолиньшем, то обещал ему, что обязательно прибуду, но не раньше чем в два-три часа дня. Я действительно тогда так думал, ведь первоначально мне говорили, что, скорее всего бронепоезд прибудет в пять-шесть часов утра. Это уже потом, после отправки телетайпа штабс-капитану Овечкину с приказом поторопиться, мне доложили, что бронепоезд прибудет в два часа ночи. Так что удача за меня, а вот собственные поступки нет. Вот какого чёрта я согласился использовать в операции батальон латышских стрелков? Знал же, что они ненадёжны и являлись одной из опор власти большевиков. Что латыши не меньше финнов мечтали избавиться от российской монархии и обрести независимость. Да флаг им в руки, если бы они вместе с прочими пшеками не раскачивали лодку Российской империи. Сначала при Александре Невском, потом при нашествии Наполеона, затем в октябре 1917 года. Идиоты не понимают, что когда большие дядьки бодаются, то прежде всего думают о своей безопасности и обеспечении предполья. Да и вообще сволочи они, с удовольствием сосут титьку России, а так и норовят нагадить ей в подол.
Размышлял я на отвлечённые, можно сказать, философские темы минут десять, пока бронепоезд не тронулся. Тогда мысль перескочила на конкретную проблему – ликвидацию егерской угрозы. Была егерской, пока я не влез в это дело, а теперь к этому добавились и латышские стрелки. Вот же чёрт – чем глубже влезаешь в дерьмо, тем быстрее оно прибывает. Моё клевание себя продлилось недолго – бронепоезд прополз не более полутора вёрст и остановился. Наступило время исправлять собственные ошибки. Я оторвался от смотровой щели и направился к выходу из штабного броневагона. Но перед этим бросил штабс-капитану:
– Павел Александрович, я у вагона юнкеров буду. Связистов и корректировщика присылайте туда. Перед началом нашей химической атаки я с вами свяжусь по телефону с наблюдательного пункта. Кстати, можете передать артиллеристам, что если они сработают хорошо и будут держать высокий темп огня, то великий князь обещает им награду.
Я действительно собирался выдать каждому отличившемуся по золотому червонцу. Для этого прихватил с собой на операцию два мешочка с империалами. Мой денщик положил их к себе в вещмешок. Доверял я Диме, заслужил он это, надёжный и преданный оказался человек. И что странно для денщика, ещё и любитель повоевать. Не денщик, а лихой казак, ей-богу.
Когда распахнул бронированный люк, взгляд сразу же упёрся в Сергея, он вместе с другим казаком и старшим унтер-офицером уже стояли у лестницы, ведущей к люку броневагона. Быстро спустившись вниз, на щебёночное полотно железной дороги, я спросил:
– Ну что, станичники, нашли место, где вышли к «железке»?
Первым ответил Сергей. Он выкрикнул:
– Так точно, ваше высочество! Вон там, где лежит сломанная берёза. Видите, на ветке ещё клок от моей бекеши остался. От этой берёзы до озера версты две, не больше.
– Хорошо, Сергей, сейчас связисты подойдут, и проводите нас к этому озеру. Унтер-офицер, вы можете быть свободны. А вы, станичники, ждите, когда я закончу все дела.
По существу, дело было одно – отправить бойцов спецгруппы и юнкеров зачистить станцию от оставшихся там мятежников. Бойцы Симонова и Хватова уже выбрались из вагонов, и сейчас в их толпе происходило броуновское движение. Как правило, так всегда было, когда два подразделения смешивались, а потом следовала команда на построение. По-видимому, такая команда уже была дана, ведь командиры знали, что вскоре должен подойти великий князь. Я и направился к формирующемуся строю моего резерва, ставшего теперь основной силой. Конечно, не считая бронепоезда, но это я уже считал подарком Бога, а не собственных организаторских талантов. Выступать перед строем я не стал, а, подозвав Симонова и Хватова, поставил перед ними задачу – зачистить станцию от мятежников. При этом общее руководство будет за поручиком, а разведкой занимается прапорщик. Временем начала операции должен послужить первый артиллерийский выстрел. На станции, расположенной примерно в трёх верстах от стреляющего бронепоезда, звуки канонады должны быть хорошо слышны.
Бойцы спецгруппы вышли первыми, за ними потянулась колонна юнкеров. Ещё не все прошли, а я уже формировал новую команду. В неё вошли семеро стрелков из команды бронепоезда и двое казаков. Командиром этой группы я назначил старшего унтер-офицера Прибылова. Понравился мне этот человек своей исполнительностью. Приказал ему Овечкин найти вместе с казаками место их выхода из леса к железной дороге, и тот без дополнительных вопросов и уточнений выполнил всё в лучшем виде. Задача у вновь сформированной группы была разведка и пехотное прикрытие корректировщика.
Ещё колонна юнкеров не скрылась из вида, как наша команда вышла в путь. Я тоже решил принять участие в размещении корректировщика. Слишком многое зависело от работы бронепоезда. Кроме этого, сработало и обычное любопытство, замешанное на том, что я физически не мог спокойно сидеть и не видеть результатов своей деятельности. К озерцу, которое переплыли казаки, мы вышли довольно быстро, но НП делать там не стали. Неудобно, и того, что творится на хуторе, не видно. Удобное место нашли метрах в трёхстах, а вернее в трёхстах саженях, именно так выразился наш корректировщик, поручик Поклонский. С этой высотки отлично просматривался хутор. В бинокль я разглядел даже пот на лице у одного из латышских стрелков. Он с напарником кололи дрова. Вообще-то, может быть, это был и егерь. Форма у множества снующих людей была одна, вот только оружие разное. У латышских стрелков трёхлинейки со штыками, а у егерей укороченные «мосинки». Если бы я ещё в Петрограде не видел, чем вооружены латышские стрелки, то, увидев панораму хутора «Лосиный остров», сразу бы догадался – где финны, а где латыши. Солдат, вооружённых винтовками со штыком, было больше. Как раз человек четыреста, что согласовывалось с информацией, которую сообщили убежавшие от мятежников казаки.
Разглядывая громадную поляну, где сновали вооруженные люди, мне стало понятно, что это оживление перед построением. Уже видны были отдельно стоящие офицеры, и броуновское движение солдат начало приобретать осмысленность. Люди со штыками на винтовках начали группироваться напротив меня, а егеря ближе к строениям хутора. В костры перестали подбрасывать дрова, а котлы начали убирать. Утренний приём пищи был закончен и, по-видимому, скоро будет общее построение и постановка задач обоим подразделениям. И скорее всего, это захват или уничтожение прибывающего с резервом великого князя.
Моё внимание привлекло осмысленное движение группы людей. А когда они подошли к огороженной частоколом небольшой площадке, я чуть не ахнул. Там находились связанные казаки – человек десять, не меньше. Некоторые сидели прямо на земле, а большинство лежало со связанными за спиной руками. Только приглядевшись, можно было это увидеть через просветы в частоколе. Поэтому я пленных казаков сразу не разглядел. А про площадку подумал, что это своеобразный загон для каких-нибудь домашних животных. А оказывается, вон для чего егерями используется этот загон. Но вскоре мне стало не для анализа качества своих наблюдений. Дикая злоба захлестнула всё моё существо, я, уже себя не контролируя, выкрикнул:
– Поручик, немедленно связывайтесь с бронепоездом и командуйте открыть огонь!
Поклонский, оторвавшись от блокнота, в котором он карандашом что-то записывал, по-видимому, производя какие-то вычисления, изумлённо на меня посмотрел и, как нерадивый школяр, ответил:
– Государь, тут осталось совсем немного, и через минуту я буду готов корректировать огонь бронепоезда.
Ну что тут можно было сказать специалисту – в приказном порядке настоять на своём? И чего я этим добьюсь? Ясно же, что снаряды лягут неточно и только переполошат врагов. А это были стопроцентные враги и сейчас они убивали казаков. Да, вот именно – организованная группа была направлена, чтобы убить моих братьев-казаков за то, что они были верны присяге. А нарушившие клятву верности императору, по крайней мере, латышские стрелки, сейчас штыками закалывали казаков. Ну ничего, скоро мы отомстим за ребят. Успокоив себя этой мыслью, я ответил Полонскому: