— Мало кто согласится ходить к вашей земле, тяжел и опасен путь вдоль Нордена датской короны, — вздохнул казначей.
— Для того государь наш хочет учредить братство, по вашему, компани, и прислал меня к крулю Генриху, дабы он своим людям вступать дозволил.
— Что же мешает торговать через порт Риги? Я слышал, ваш герцог в большой приязни с Орденом.
— Ганза, мой добрый лорд. Ганза печется о своей корысти и того ради готова наши товары топить, лишь бы никому не достались.
Говорили долго, за вином и едою, трезерь лишь кивал и все оставил на усмотрение круля. Но Головня все равно вернулся на двор довольный — из обмолвок стало ясно, что польский круль писал с просьбой англицким кораблям ходить не в Гданьский город, а в Колберг в поморянской земле, чтобы торговать в обход орденских немцев.
Так или иначе, через день после разговора с казначеем посольству сообщили, что круль назначил им быть у палат завтра же.
Как вели их в палаты, то стояли с оружием человек триста и больше, а на всех платье алое, а на иных пурпурное. А в палатах же с одной стороны бояре и мужи честные англицкие, а с другой боярыни и девицы. Девицы же англицкие ростом высоки, лицом длинны, очами серы.
В набольшей палате сам круль на стульце резном сидел, а по лево от него крулева Магрет. Илюха разузнал, что за ней в приданное обещали Ажуйские да Менские земли, но не дали ничего, оттого вражда круля с франками лишь усилилась.
Головня да Неклюдов передали верящую грамоту на русском, латинском и немецком, с печатями, а за ней большие поминки — и мягкую рухлядь, и камешки граненые. Круль весьма обрадовался, а крулева звала к руке.
Генрих спрашивал про здоровье великих князей, да детей их. И крепко ли стоит земля русская, нет ли в ней шатости?
— Люди у государей наших в твердой руке, — с благодарностью поклонились послы, — а которые были в шатости, вины свои узнав, государям били челом и просили милости. И ныне все люди служат прямо, а государи их жалуют.
Советники крулевские приняли грамоту, что на Андреевск прислана, в коей великий князь Василий все про торговое братство расписал: как компани учредить, алдерманами же поставить Тифуна Окладникова, да Фому Кирби. И дать гостям компани путь чист торговать и ходить на обе стороны, коли своим товаром торгуют, а чужих товаров, что у иноземцев брали, никому без запросу не привозить. И если кто из русских людей останется жить в Англицкой земле, или англяне на Руси, то судить их по местному закону.
После позвали в застолье, где подавали мясное, не глядя на постный день, и пришлось Илюхе и Михайле оскоромиться. Круль же пил чашу за великих князей здоровье, послы же пили за здоровье круля и жены его. И в той столовой палате заиграли в сурны, домры, трубы и многие иные игры. А бояре и дворяне крулевские с боярынями и девицами плясали.
— Танцуют ли у вас на приемах, досточтимый сэр? — после разговоров о погоде спросил казначей
— Такого у нас в обычаях не ведется, — покачал головой Илюха.
— У вас строгие порядки, как я погляжу, — хмыкнул казначей, — надеюсь, вы не осуждаете, что у нас приняты во все дни потехи и пляски после стола?
— На то воля круля, как ему годно, так и чинит, — дипломатично поклонился Головня.
Отстояв бал в сторонке, послы были отпущены, но отдохнуть не вышло: примчался к ним давешний ювелир. И как только сыскал, на каком дворе остановились, не иначе, припекло болезному.
— Мой добрый сэр! — чуть ли не в ноги бросился он к Илье. — Я готов купить ваш криптонит за два нобля!
— Поздно, — оскалился Головня.
— Как⁈ — вскричал торговец. — Неужели вы продали его кому-то еще, вопреки вашему обещанию?
— Я подарил его крулю.
— О! — отступил и поклонился ювелир. — А другие камни, что вы оценили в шиллинг?
— Этого добра сколько угодно.
Вырученные двадцать шиллингов окольничий, когда в Лунд вернулись, стратил на бумагу, да на подарок великому князю — дивные часы, навроде башенных, только маленькие, по кругу коих ходили Луна и Солнце. А Тифун бочонок квасцов продал за добрую цену.
А там и круль прислал свое дозволение учредить новое братство-компани.
— Пора нам обратно в Андреевск трогаться, — после застолья и поздравлений новым алдерманам Окладникову и Кирби молвил Илюха.
— То никак невозможно, досточтимый сэр околниши! Меньше, чем пятью кораблями, идти теперь невозможно, но обернуться мы не успеем — зима близко! А стоять пяти кораблям до весны в ваших землях накладно.
— Нам государем велено как можно скорее к нему прибыть, — надавил Головня, а Неклюдов и Окладников подвтердили.
Англяне зашушукались.
— Есть у моста Стил Ярд, фактория ганзейская. Их корабли ходят сквозь Зунд и далее, в Данциг и Ригу. Только там в алдерманах купцы любекские.
— И что с того? — не понял Головня.
— Они, мой добрый сэр, — Бекер малость подвинул Кирби, — сейчас с королем в нелюбии.
— Но за спрос-то денег не возьмут?
Только плечами и пожали, пришлось разбираться самим. Толмач с Окладниковым, да сам Головня с Неклюдовым ходили по лавкам, приценивались да выспрашивали торговый люд.
Все, как один, жаловались, что дела худые, что серебра ходит все меньше и меньше, а линкольнского сукна и бристольских тканей продается на треть меньше, чем прежде! Разве что Фландрия и особо город Бруге покупают много шерсти, но шерсть нынче дешева, как и другие товары — все хотят серебра, все сбрасывают цену.
Нелюбие же с Ганзой имело причину простую — о прошлом годе лихие англяне напали на ганзейские корабли с солью, отчего любекские купцы Англицкую землю покинули и дацкого короля понуждали Зунд для аглицких кораблей закрыть.
Однако наибольший убыток торговлишка несла даже не из-за поражений во Франциской земле, а из-за котор между боярами и князьями. Тот самый князь Еркский, Ришар Плантажен, Генриху троюродный дядя, желал править, но тому крулевна Магрет весьма противилась. А прочие дети боярские, жильцы и послужильцы на разные стороны становились, чем сильно напомнили Илюхе события двадцатилетней давности, когда точно так же разделилось великое княжество. И только государи Василий и Дмитрий сумели его обратно в любовь и спокойствие привести.
Оттого так ухватились гости англицкие да сам круль за братство для торговли через Андреевск, оттого так быстро все и решилось — иной раз прошения по году, а то и по два от советника к советнику передавали, собирали Думу и Земскую палату, судили да рядили…
За неделю посольские свели знакомства на Стил Ярде, сводили прикащиков в кабаки, да нашли путь. Немцы ганзейские в Росток возвращались тремя кораблями, а их старшина гер Шенгальс собирался оттуда в Крулевец орденский. А из Крулевца до Риги али Шемякиных княжеств рукой подать.
А земля Англицкая не велика; стоит на море на одном острову с Шкоцкою землею; всего, сказывают, Англицкой земли верст с пятьсот, а поперек с триста верст; только земля людна добре, и богата, и изобильна всем; а воинских людей, сказывают, сбирается в Англицкой земле до пятидесяти тысяч; а коли де чают приходу воинских людей к Англицкой земле, и в те поры де сбирается всякого человека бойца до полутораста тысяч и больше. А товар там нынче дешев, поскольку торговля худа.
Пользуясь каждой минутой, когда море спокойно, Илюха писал отчет о путешествии. Не все, конечно, следовало класть на бумагу, но многое можно и нужно. А то налетит ветер и всей заботы за стенки держаться, чтоб не убило. Или воду качать, когда совсем невмочь.
В Зунде вышли им напереймы дацкие корабли и все трюмы проверили — нет ли неуказанного товара. Даже в посольские тюки полезли.
— То великого кня… — выступил было Затока, но Головня вовремя его заткнул.
— Плохо, брат, ты латинян знаешь, сколько раз тебе говорил! Они за лишнюю копейку не то, что великого князя добро перевернут, они и мать продать могут.
В Ростоке застряли на неделю, и Елисей с Тифуном, как в Лунде, пошли на лодейное поле, прицениться к кораблям. Но немцы, что ростокские, что англицкие, никто твердого зарока не давал, а цены говорили разные — и девяносто три рубли, и полста, и всяко иначе, смотря по жадности корабельщика. Но в оплату соглашались принять только золото и серебро, бо своего в немецких землях мало сделалось. Тому Головня весьма удивлялся — он же помнил глубокие штольни в Рудных горах, неужто истощились?
Из Ростока доплыли в Данциг, из Данцига в Крулевец, из Крулевца в Ригу. По сходням спустились на берег и пошли, пошатываясь, пока нанятые носильщики разбирали поклажу.
Знакомым путем довел Илюха посольских под Песчаную башню, на разросшийся Московский торговый двор. Прошел в ворота, где стояли два торговых стражника, мимо восковых, дегтярных, поташных, мыльных, стеклянных, винных, канатных амбаров, туда, где белела каменная церковь во имя Николая Угодника…
И пал на колени, не доходя до паперти, а следом и его спутники, истово крестясь. Работники со двора набегали посмотреть на незнакомых людей, а у Илюхи билось в голове одно:
— Свои…
Глава 12Ученье — свет!
Середина 6958 года от сотворения мира оказалась богата на разного рода знамения. В сечень или же февраль 1451 года от Рождества Христова на небе стояло небывало красное солнце, на котором юроды видели крест. По такому случаю в церквях назначали молебны, богатые постились и раздавали подаяние. Бедные же постились и без всяких знамений, а подаяние могли и сами просить.
После Масленицы, в четверг на Федоровой неделе налетел ветер великий. Сначала с юга пришла огромная туча, затянувшая все небо, отчего в моей рабочей палате, и без того не очень светлой, сделалось темно, как ночью.
Посмотрев на мрак за окном и на свечную лампу, я накинул легкую шубу и вышел на гульбище терема, продышаться. И чуть не задохнулся — воздух вбивало в ноздри с такой силой, что для выдоха пришлось повернутся спиной. Но ничего, кое-как совладал, вцепился в перильца. Ветер выжимал из глаз слезу, но сквозь сощуренные веки я все равно глядел на склон кремлевской горы и реку.